Странно слышать, как тебе цитируют твои же слова.
— Вернуться? Откуда я знаю, какую ложь распустил обо мне Северин? И его жена, Лейла — оба ставленники Мечеллы, я тебе говорю, они…
Он вбил оба кулака в столешницу и низко склонил голову.
— Арриано, мне надо бежать из Мейа-Суэрты.
— Ты с ума сошел? Выпей вина и успокой нервы.
— Я уже пытался — меня вырвало. Ты же знаешь, у меня на питье голова слабая.
Он не мог поверить в свою удачу, когда Арриано по собственной воле наклонил бутылку над грязным стаканом.
— Эйха, а мне вот нужно выпить, даже если тебе это противно.
— Я не могу вернуться, — повторил Сарио, отсчитывая в уме секунды. — Тут не Фратос, тут сам Великий герцог заинтересован. Он боготворит Мечеллу, а Северин — ее ставленник. Коссимио ни за что не даст правде всплыть.
— Ни один Великий герцог.., никогда не вмешивался.., в дела Фратос…
— А екклезия воспользуется шансом подпортить репутацию Грихальва.
— Церк.., не.., так далеко.., не зайдет… Сарио выдержал паузу.
— Арриано!
— М-мм? — раздался дремотный голос.
— Подними правую ногу.
Команда была выполнена.
— Граццо Матра эй Акуюб, — шепнул Сарио. И мягко сказал:
— Арриано, я хочу тебе добра. Я сделаю тебя Верховным иллюстратором.
— А… Меквель…
Над характерным носом Грихальва изогнулись густые черные брови. Ни красоты, ни обаяния Рафейо, ни этой дразнящей улыбки. Жаль, вздохнул Сарио.
— После смерти Меквеля, конечно. Ты же хочешь быть Верховным иллюстратором?
— Ага! — Лицо его разгладилось в идиотской ухмылке.
— И будешь обязательно.
Сарио вытащил из-под стола разложенные краски, он их готовил целый день. Портрет, который он напишет со слюной, потом и кровью Арриано, не будет шедевром. И не важно. Никто, кроме него, его не увидит. Даже сама модель.
Когда он начал тихое песнопение, вертевшееся у него в мозгу, и древние тза'абские слова полились с языка, он позволил себе последнее сожаление. Не Арриано он жалел, а сожалел, что Арриано — не Рафейо. Большой талант, приятный облик, семейные связи, здоровая наследственность — ни одному из этих требований не удовлетворял Арриано.
Кроме единственного требования, имевшего сейчас значение.
Арриано был здесь.
Глава 56
Рафейо больше никто никогда не видел.
Его мать верила, что он жив. Все остальные были убеждены, что он мертв. Верховный иллюстратор Меквель никогда не подтверждал ни того, ни другого, но позволял иллюстраторам, Великому герцогу Коссимио и Арриго предполагать, что Рафейо убит магией самого Меквеля и убийство Премио Фрато Дионисо отомщено. Честно говоря, Меквеля абсолютно не волновало, жив Рафейо или в самом деле умер, потому что, живой или мертвый, он был унижен, беспомощен и, к счастью, исчез навеки.
О пейзаже Корассона не было сказано ничего. Северин и Лейла взяли его в имение и подарили Мечелле. Она поместила его на то же место, где висел прежний рисунок Рафейо. Если восхищенные зрители спрашивали имя талантливого художника, она отвечала, что это анонимный дар. Мечелла никогда не узнала, для чего он предназначался. Ей так и не сказали, что, когда летом перекрывали крышу, нашли несколько обгорелых черных черепиц. Кабрал, Лейла и Северин решили, что это нарушило бы ее покой. Они продолжали защищать ее, а когда Северин быстро состарился, — неизбежная судьба иллюстратора, — они нашли на его место другого, молодого и преданного. К счастью, у одного из сыновей Лейлы обнаружился Дар Грихальва.
Во время весьма неприятной часовой беседы с Верховным иллюстратором своего отца Арриго узнал, что графиня до'Альва, с позволения и, естественно, одобрения своего супруга, решила пойти по стопам среднего сына Карло и удалиться в монастырь. Она выбрала самый богатый монастырь Кастейи, чтобы посвятить себя добрым делам и вере. Это ее желание совершенно искреннее — так по-дружески объяснил всем Меквель. Арриго, слишком разозленный, чтобы заметить несоответствие тона Верховного иллюстратора и выражения его глаз, стал угрожать. Предвидя такой поворот, Меквель рассказал ему ту долю правды, которую знал Коссимио: Тасия и Рафейо составили заговор, собираясь использовать магию Грихальва против Мечеллы, и при осуществлении плана Рафейо убил Премио Фрато Дионисо. Для Тасии монастырь был убежищем от наказания, для Рафейо убежищем послужила смерть. После минутного замешательства, когда Меквель прочел в его глазах вину (и решил ее не заметить), Арриго начал протестовать: нет настоящих улик, Тасия в убийстве невиновна, она наверняка объяснила…
— Разумеется, — голос Меквеля был гладок как шелк, — объяснение найдется всегда. И всегда есть правда. Твоя личная правда, Арриго, в том, что ты никогда больше не увидишь Тасию. Ты будешь хорошим и помнящим свой долг сыном своему отцу, великодушным и заботливым мужем своей жене, любящим и преданным отцом своим трем детям. Кого ты будешь укладывать в свою постель — это твое дело, но и тут есть еще две правды. Ты не зачнешь ребенка, и ты не будешь спать с женщинами Грихальва. Вот твои правды, Арриго. И навсегда.
Серенисса Грихальва, услышав странные слухи в женской половине Палассо, доказала, что ума у нее больше, чем честолюбия, и вышла за сына нипалийского виноторговца, который тайно обожал ее уже два года. С ним она уехала той же зимой, родила пятерых дочерей, таких же красивых, как она, и никогда более не смотрела на мужчин до'Веррада, как никогда более не ступала на камни Мейа-Суэрты.
Тасия прожила в монастыре полтора года. В основном она не выходила из кельи и за это время приняла лишь одного посетителя: молодого Арриано Грихальва, бывшего когда-то другом ее сына. Он приехал в монастырь незадолго до Фуэга Весперра 1268 года. В том же году Тасия совершенно неожиданно умерла в постели во время Пенитенссии в возрасте всего сорока четырех лет. Смерть ее, приписанная естественным причинам, прошла не замеченной почти никем — кроме Меквеля. Он был в высшей степени озадачен — ведь его портрет должен был сделать ее всего лишь послушной.
Лиссина, баронесса до'Дрегец, умерла в 1286 году, дожив до глубокой старости — девяноста двух лет, оплакиваемая всеми. Ее “Завещание” никак нельзя было отменить, поскольку Северин ее пережил, и на траурной церемонии Великий герцог Алессио III пожаловал дочь своей тетки Лиссии Риобиру до'Кастейа титулами, гербами, привилегиями и имуществом Дрегеца. Вьехос Фратос бледнели от злости и не могли этого скрыть. Северин написал официальный портрет — это была его последняя работа.
День после церемонии был отмечен тем, что впервые в истории в Галиерру Веррада смогли войти простолюдины — только по предварительным заявкам, рассмотренным и утвержденным молодым человеком, назначенным на эту должность. Хорошее начало — с этого дня каждый месяц устраивался день открытых дверей, когда каждый, имеющий билет, мог любоваться самыми прекрасными сокровищами Тайра-Вирте.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});