Слово «честно» не вязалось с тем, что подсказывали Регарди его слух и обоняние. Интонации голоса, запах пота – все говорило о том, что Шолох лгал. И хотел выиграть время для придумывания лжи, более убедительной.
– Ты и иману так скажешь?
– А мне ему нечего говорить, – с неожиданной злостью ответил Беркут. – Он и так все знал, еще до того как мы прибыли. Дьявол, до чего ты упрямый. В общем, у Фина заболел отец...
– Я об этом знаю, – напомнил ему Арлинг, – иначе вы бы в Муссаворат не поехали.
– Не перебивай меня, или ничего рассказывать не буду, – пригрозил Шолох, отводя его с дороги, чтобы пропустить группу учеников. Очевидно, не хотел, чтобы их подслушали. Или затевал какую-то игру, правил которой Регарди пока не знал.
– Учитель собирался объявить об этом сегодня вечером, поэтому рано или поздно все бы узнали, – проворчал Шолох. – Когда мы выезжали из города, Фин еще оставался с отцом, потому что тот не поправился. Он обещал догнать нас у Холустайского ключа. Но так и не появился. Мы предположили, что он остался, потому что думать о том, что с Фином что-то случилось по дороге, не хотелось. А когда прибыли в Балидет, учитель сказал, что получил от него письмо. Фин сообщал, что отец скончался, и ему нужно остаться с семьей, чтобы уладить дела. Сможет ли он вернуться в школу, никто не знает. Иман предположил, что Финеасу, возможно, придется пойти работать, чтобы расплатиться с долгами семьи, в том числе, и за лечение отца. Вот так. Ничего хорошего.
Слова Беркута звучали слишком убедительно, чтобы в них не поверить. Арлинг прислушался к удаляющимся шагам мальчишки и задумался, а не спросить ли имана до того, как будет сделано объявление. То, что рассказал Шолох, было слишком не похоже на Финеаса. Лучший ученик школы имел много выдающихся качеств, но сыновней почтительности и привязанности к семье среди них не было. Хотя, что ему, Арлингу, было знать о семейном долге? Его собственный отец остался в далекой Согдарии, и у него не было ни малейшего желания знать, как он жил теперь. Правда, если бы с Канцлером что-то случилось, об этом говорил бы весь мир. С неожиданной четкостью ему вспомнилась та ночь, когда он пробрался в спальню отца, чтобы выкрасть карты для принца Дваро. Ему пришлось наклониться за ключом, лежавшим на груди Канцлера. Даже тогда, не имея такого острого обоняния, как сейчас, он почувствовал в его дыхании яд, оставшийся после попытки недругов свести Бархатного Человека в могилу. Наверное, тот яд до сих пор терзал старика. А впрочем, какое ему было дело. Прошлое исчезло, будущее никогда не наступит. Оставалось только настоящее, и в этом настоящем было очень странное исчезновение Финеаса, с которым он собирался разобраться.
– Арлинг! – послышался голос Джайпа, и Регарди поморщился. Он совсем забыл о своих новых обязанностях, о которых ему напомнил повар, прокричав на всю школу:
– Если не отожмешь масло до обеда, ужинать будешь похлебкой из помоев! Я тебе это обещаю.
В том, что Джайп выполнит обещание, сомневаться не приходилось. Арлинг поспешно направился к кухне, однако дорогу ему преградил Пятнистый Камень. От нарзида, как всегда, пахло сладостями. На этот раз – халвой и айраном.
– Ты снял слизней с капусты? – спросил он, выплюнув шелуху от семечек Регарди под ноги.
Конечно, Арлинг забыл о мерзких тварях, которые в этом году народились в огромных количествах, напав на огород школы. Но нарзиду он ни за что бы в этом не признался.
– Разумеется, – солгал Регарди, намереваясь пройти мимо, но Пятнистый Камень был ловким малым, несмотря на то, что в его штаны могло поместиться трое таких, как Арлинг.
– Значит, они воскресли, – хмыкнул садовник. – И если ты не уберешь их до того, как младшие ученики придут на прополку, то я уберу их сам. Но в таком случае, к твоей похлебке из помоев добавится немного мяса. И я лично прослежу, чтобы ты съел всех слизней до последней личинки, понял?
Звучало противно, и Арлинг не удержался от гримасы. До чего неудачным получался день. Сначала Финеас не вернулся, потом Джайп вспомнил про масло, которое Регарди должен был отжать еще на той неделе, а тут еще и Пятнистый Камень со своим огородом. А ведь он хотел провести время на Огненном Круге, потому что, когда завтра иман захочет посмотреть, научился ли Арлинг протыкать пальцами стенку корзины, набитую камнями, ему придется что-то показывать. А так как сегодняшний день он проведет на кухне или огороде, то завтрашняя демонстрация, скорее всего, закончится печально. Он сломает себе палец сам, или это сделает учитель. Однако и нарзида с Джайпом нельзя было игнорировать. Если они пожалуются мистику, Регарди могут вообще освободить от тренировок и отдать в недельное рабство этим пайрикам в человеческом обличье. С чего же начать – со слизней или масла? А может, сходить к иману и спросить о Финеасе?
– Арлинг, ты тут? – послышался голос Атреи, и Регарди решил, что на него навели порчу. Ее общество было приятно, но сейчас он предпочел бы заняться делами. Ему даже захотелось присесть на пятки, чтобы скрыться за разлапистым кустарником, но Атрея его уже заметила.
– С каких это пор учитель должен бегать за учеником? – набросилась она на него, оттеснив Пятнистого Камня в сторону. – Если ты думаешь, что у меня много свободного времени, то глубоко ошибаешься. В другой раз я не стану тебя ждать и уйду по своим делам. И это будут твои проблемы, где выучить шибанский горный танец, потому что показывать его я больше не буду, а начну сразу спрашивать. А так как ты вряд ли изобразишь что-нибудь толковое, то твой следующий день начнется с участия в Церемонии Приветствия Солнцу в Храме Семерицы. Там прислуги всегда не хватает, а я обещала жрецам, что буду делиться нерадивыми учениками.
При мысли о ненавистном ритуале Арлинг похолодел. Один раз Атрея уже поступила с ним подобным образом, и ему пришлось полдня изображать верующего, приплясывая вокруг алтаря вместе с безумцами, которые делали это добровольно. И почему он не остался бежать по стене еще один круг? О Финеасе он узнал бы в любом случае, а вот встреч с Джайпом, Пятнистым Камнем и Атреей мог бы избежать.
– Эээ, мне надо масло отжать, – сказал Регарди громко, чтобы нарзид его тоже услышал. Из трех зол он выбрал меньшее. По крайней мере, с этой работой он справится за час, а вот со слизняками и горным танцем можно провозиться до вечера. Последнее занятие вообще не вызывало у него энтузиазма.
Он слышал, как нарзид набрал воздух в грудь, собираясь объяснить, почему Арлингу не стоило так быстро отказываться от слизняков, но его с легкостью опередила Атрея, за которой всегда оставалось последнее слово:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});