Читать интересную книгу Творения - Нил Синайский

Подвижники сии поистине достойны одобрения, как не уступившие места сопротивникам и не сбитые с поприща, потому что не дались в руки врагам. На правом суждении безопасно утвердив свои колена, не склонились они на принятие земных веществ, жизнь неразвлекаемую предпочтя жизни смутной и умеренностью в пище прекрасно приобретши себе безмятежность. Ибо ум, не имея достаточных сил заботиться о многом, не находит досуга коснуться мыслию приличных душе дум; освобожденный же от беспокойных занятий, ясно усматривает, что полезно, небоязненно, при сем удобстве увеселяясь тем, что, сложив с себя многосложные путы житейских уз, свободно совершает признаваемое наилучшим, не воспрещаемый в прекрасном стремлении к сему ни одною из окружающих обыкновенно многодельных забот.

Глава 3. И они крайне достойны удивления, а выше всякой похвалы, выражаемой словом, и их превзошедшие строгостью жизни и вступившие внутрь самых пределов совершенной нестяжательности, потому что и ныне решающихся подражать им привлекают к соревнованию, и самих себя освобождают от высокоумия, когда делают доброе, так как стараются идти по следам первых и не могут оставить их позади себя.

Ибо как то, если превзойдешь предшественников добродетелью, произведет в тебе высокомерие и самомнение, так то, если не достигаешь до них, охранит смиренный помысел, болезнующий более о том, в чем он недостаточен, нежели надмевающийся тем, в чем по видимому преуспел. Но никто из нынешних или не достигает пока, или не достигал добродетели древних святых, которые, по описанию, вели жизнь бездомную, бесприютную, не имели на себе одеяния, скитались всегда с места на место, с приятностью питались снедью, какая случалась, находили себе ложе, где ни есть и какое случилось, и имели против себя многих наветников и гонителей, не как в настоящее время имеют многих почитателей и последователей. Их–то описывает Павел, когда говорит: «Камением побиени быша, претрени быша, убийством меча умроша, проидоша в милотех (и) в козиях кожах, лишени, скорбяще, озлоблени: ихже не бе достоин (весь) мир» (Евр.11:37–38).

Если бы кто–либо из нынешних возмечтал о равночестии с ними, думая, может быть, что соревнует им и в намерении, и в делах, то в служении добродетели, для которой древние подвергали себя опасностям, будет иметь тот недостаток, что утешением в трудах имеет он сопровождающую его славу, которой совершенно лишены были сии блаженные, напутие к похвале находя для себя поводом к гонениям и тяжким смертям. Не было у них ни крова, ни закрома, ни ложа, ни трапезы, одеждою служили овечьи кожи и волосы, на настоящий день наскоро уготовлялась пища, о дне же завтрашнем не было и попечения, потому что по любомудрию, какое предположили себе, предпочли Господний совет, в котором сказано: «Воззрите на птицы небесныя, яко не сеют, ни жнут, ни собирают в житницы, и Отец ваш Небесный питает их» (Мф.6:26); и еще: «Смотрите крин селных, како растут: ни труждаются, ни прядут» (Мф.6:28). Они знали, что необходимое для потребности тела само собою последует, когда будешь благоугождать подающему сие Богу и преимущественно позаботишься о приобретении Небесного Царствия.

Глава 4. А у нас и пища заготовляется на долгое время, и одежда сообразна с временами года, и дом защищает от стужи и от жара, а равно от всякой непогоды, не оставляется также в небрежении приобретение денег, имущества и всякого излишнего вещества. И как же нашей жизни равняться с жизнью тех, которых не тревожили даже помышления о представлении телесного, но чистое некое вожделение Божественного, непрестанно восхищая их в превыспреннее, убеждало забывать о том, что на земле почитается блистательным?

Они ничего не имели на земле, кроме тела, которое природа удерживала долу, как обыкновенно тяжелое и неудобоподвижное к горнему шествию, потому что и его желали бы иметь с собою там, где пребывали умом, размышляя о Небесных благах и никогда не отвлекаясь от тамошнего наслаждения и тамошней пользы, если бы природа не возвращала их опять к телесной потребности, благоговением к Связавшему душу с телом понуждаемых заботиться и о теле, отчуждение от которого по опыту признавали и полезным, и должным.

Ибо всякий рачитель действительно признает утратою и кратковременное занятие служением плотскому, почитая прекрасно проведенным то время, которое употреблено на делание лучшего, зная, что и там не потерянным найдет тот один труд, который прилагал он о преуспеянии души, а не тот, который обращал на попечение об услужении телу и который во время потребности удовлетворял нужде, а по миновании оной ни к чему стал не годен, вчера был полезен, а сегодня и незаметен.

Глава 5. Ибо такова потребность телесная: быстро течет и проходит, в прошедшем не имела она промышления о настоящем и в настоящем не имеет о будущем, врачует настоящее и неполезное при недостатке в будущем. А труд добродетели есть семя, дающее неоскудевающий плод, и во время самого дела радует совесть ожиданием наслаждения, и по переселении отсюда оказывается благолепным и споспешествующим вечному веселию; и прошедшее в нем не бесполезно, если только неразумная страсть тщеславия не расточит собранного: даже не приведенное в дело, но твердо предположенное почитается в нем наравне со сделанным, потому что рассудительно предпринятое с доверием приемлется как действительно совершенное по нелживым уже обетам, хотя бы заботливо преднамеренное не имело удобного времени к исполнению и не успело прийти в дело.

Так правдиво судит Истина, чтобы и в угодность людям делаемое признавалось совершенным поступком, который непременно был бы приведен в совершенство, как было к тому усердие, если бы какая–либо необходимость не воспрепятствовала усердию достигнуть конца. И поистине справедливо и достойно было Божия приговора, изрекающего суд о сокровенном, дать произволению ту награду, ради которой предпринято им дело и к которой от начала до конца клонилась цель его, не переходя от одного к другому, потому что нередко пресекается противоположное противоположным и предположенное переходит в противное сему, когда делаемое для людской славы, как бесполезный труд, исправляется здравым помыслом, а предположенное ради самого добра, от привзошедшей любочестивой мысли, не следует более предпринятой цели, пресекается же целию противоположною и всецело к ней направляется. Так помыслы переходят от лучшего к худшему и от худшего к лучшему, иногда спасительно, а иногда пагубно изменяясь из одного в другой, к пользе по тщательности или к ненадлежащему по лености произволения.

Глава 6. Посему приступающим к деланию доброго Господь предлагает совет: «Егда молишися, вниди в клеть твою, и затворив двери твоя, помолися Отцу твоему, Иже в тайне» (Мф.6:6); и еще: «Егда убо твориши милостыню, не воструби пред собою» (Мф.6:2), повелевая избегать делаемого напоказ, как вредного. А Пророк, говоря, что «собираяй мзды собра во влагалище дираво» (Агг.1:6), показывает, что развращенною целию безумного славолюбия уничтожается труд, как в разорванном мешке, проходя в сердце, не огражденном скромным образом мыслей.

Ибо оно есть «сокровище» и отовсюду крепко устроенная твердыня, «идеже ни червь, ни тля тлит, и идеже татие не подкопывают, ни крадут» (Мф.6:20); под червем же разумеется рождающееся внутри самомнение и уничтожающее, что в людях есть доброго, а под татями — извне привходящие похвалы, и безрассудством, и кичливостию внезапно расхищающие драгоценности, собранные многим трудом добродетели. Как червь поедает вещество, из которого получил бытие, и тати, подкапывая стену, уносят тщательно накопленное, так помысел, подвигнутый добрыми делами к превозношению, уничтожает приобретенное, а похвалы людей всякого сброда подкапывают нетвердый образ мыслей и не допускают внутрь ничего хорошего, законно вносимого извне и отвергаемого отверстием ушей. Но никто да не будет столько преодолеваем страстью и усыпляем славолюбием, чтобы потерпеть совершенную утрату трудов своих, но да трезвится, даже когда и подкапывают, и убиет злоумышленных до нанесенного ими ущерба, поразив их во время самого подкапывания мысли, прежде нежели ясно воссияет солнце и мысль соделает действием.

Глава 7. Сие ясно повелевает Закон, говоря: "«Аще же в подкопании обрящется тать, и язвен умрет, несть ему убийство: аще же взыдет солнце над ним» (Исх.22:2–3), вменится убийство», давая сим знать, что пристрастие в помысле к худым мыслям находит себе извинение, как бы ночная мечта, потому что всякое увлечение внезапным нападением врагов поистине есть обман и имеет нужду в извинении, но за великою внимательностью грабящего и явным уразумением делающего вред справедливо следует уже наказание, потому что в этом есть падение сердца, произвольное согласие, а не невольный обычай неведения. Соглашающийся на дело явно худое справедливо делается подлежащим суду; по пристрастию уступив как бы пойманному при солнечном свете неприятелю и всеми силами не боровшись с явным врагом, чтобы при самом нападении вредных помыслов, когда начинается подкоп, были они поражены и в битве пали мертвыми. Ибо в таком случае жизнь его не была бы уже подвергаема браням, но исполнена радости и он увеселялся бы, наслаждаясь тем, потерю чего незадолго пред сим готов был горячо оплакивать.