В том же тонком мерцающем одеянии — тальва , лёгкая куртка, газовый шарф…
Остановилась передо мной, вопросительно глядя в глаза.
Я протянул ей лист. Не глядя, она подставила ладонь.
Затаив дыхание, я отпустил лист. Не имеет никакого значения, чего хочешь. Если судьбе угодно, он ляжет золотой стороной вверх. Что ожидает меня?
Чёрная сторона? Лёгкая улыбка на её лице… встречи, возможно, один раз в несколько месяцев или недель… разговоры ни о чём… и всё. Чёрный цвет, цвет поражения. Справедливо ли, чтобы чья-то воля — пусть даже воля богов — могла так коверкать судьбу?
Хотя именно потерпевший поражение громче всех взывает к справедливости.
Я разжал пальцы. Наружу выплеснулся яркий свет. Лист улёгся золотой стороной вверх, и лицо Андари показалось в его свете ещё прекраснее.
— Я… — начал было я, и понял, что не знаю, что сказать.
Андари долго смотрела на лист, Осторожно прикрыла его второй ладонью. Что-то прошептала и прикоснулась к моему лбу кончиками пальцев.
Сделала шаг ко мне. Я закрыл глаза. Ощутил, как её губы коснулись моей щеки.
Когда я открыл глаза, её уже не было.
Вот и всё. И это не помогло.
Слабость, гул в ушах и поднимающийся снизу лёд вновь принялись вгрызаться в меня.
Я распахнул дверь, уже едва держась на ногах. Всё было напрасно… всё это «испытание»… всё, совершенно всё было напрасно.
Меня встретил яркий свет. На миг показалось, что я вижу чей-то знакомый силуэт, бросающийся навстречу… и всё.
Андари…
Всё исчезло.
Реакция у него была уже не та.
Дверь распахнулась, Клеммен возник на пороге. Он щурился, словно вглядывался во тьму… и даже в царившем полумраке было очевидно, что ему худо.
Кинисс молча кинулась к застывшему на пороге юноше.
Ослепительно яркий свет выплеснулся из дверного проёма. На какой-то миг Д. увидел, как весь окружающий мир замер, превратившись в плоскую чёрно-белую пародию на самого себя… Затем Кинисс оказалась у самой двери (кто, интересно, успел её закрыть?), ошарашенно смотрела на место, где только что стоял Клеммен.
Когда перед глазами у Д. перестали скакать цветные пятна, он подбежал к двери.
Кинисс долго осматривала дверь… приглядывалась… даже принюхалась. Подняла голову и всмотрелась в глубины, недосягаемые для человеческого глаза.
— Его нет, — заключила она, медленно опустилась на ступени. — Нигде нет.
— Как это… нигде? — поразился Д. — Телепортация? Дезинтеграция? Что с ним стало?
— Нет его, — ответила Кинисс сумрачно. — Нет, и всё.
— Ладно, — Д. помедлил и взялся за ручку двери. — Надо поговорить с тем, кто знает, в чём дело.
— Подожди, — голос рептилии звучал словно с другой стороны планеты. — Не спрашивай её о…
— Не собираюсь, — ответил Д. резко. — Я хочу просто посмотрю ей в глаза.
Кинисс не ответила и он, помедлив всего секунду, повернул ручку. Дверь, разумеется, не была заперта.
Книга 2
Часть 1. Сторона дерева
1. Лестница
Андариалл, Лето 74, 435 Д., после полуночи
— Андариалл!
Нет ответа. Светильники у двери едва горят; достаточно, чтобы не спотыкаться на каждом шагу. Запах жилого дома… неплохо она устроилась! Проклятье, почему меня никогда не приглашали в гости в такие дома? Или Кинисс права — любой здравомыслящий человек чувствует, что я не тот, кем кажусь? Всегда не тот, кем кажусь?
— Андариалл!
Прихожая. Пусто. Переобуваться не будем… я — гость нежеланный. Если она захочет, то укажет мне на дверь и будет совершенно права. И тогда ни ордер Наблюдателей, ни мандат Академии, ни воля Правителя — ничто не позволит мне войти сюда повторно. Ой, как я рискую… если начальство — руководство Академии — узнает, во что мы ввязались, уволят обоих. Кинисс, похоже, решилась-таки на нечто, мне ранее неизвестное — запретное для неё. Неужели и её удалось примитивным трюком…
— Андариалл?!
Столовая… или как это называется? Потрясающая чистота. Не музейная, нежилая, а вполне жилая… ничто не вылизано до полного идиотизма, но и следов неряшливости нет. Клеммен как-то спрашивал, как подобное возможно — содержать такой дом в порядке без прислуги — и что же я ему ответил? Не помню. Наверное, соврал что-то.
— Андариалл!
Мастерская. Д. осторожно закрыл за собой дверь. Хозяйка дома сидела в удобном кресле, вращающемся, с регулируемой высотой. Редкое изделие, наверняка работа дарионов — не похоже на ольтийское. Мозг работал, как привык, отмечая детали, в настоящий момент не существенные, — пригодятся. В будущем.
Она склонилась над чем-то… вырезает. Статуэтку, из дерева. Точнее сказать нельзя — надо подойти поближе. Как хорошо, что ольты, столь скрупулёзно соблюдающие этикет, придумали много замечательных обходных путей! Вот я, например, разыграю «встревоженного родственника» и, хотя и она, и я понимаем, что это только игра, у неё пока нет оснований выставить меня раз и навсегда. Отличные лазейки! Никто не может жить, вечно скованный по рукам и ногам правилами поведения.
— Приношу свои искренние извинения за подобное вторжение, но…
Она встала. Д. запомнил, что девушка была во всём чёрном — кроме тонкого изящного серебряного обруча на голове. Волосы, заплетённые в две косы и холодный взгляд. Она двинулась прямо на попятившегося Д….
…и исчезла.
Д. ошеломлённо озирался. Призрак? Видение? Иллюзия? Все «безделушки» безмолвствуют — значит, не магия. Он сделал шаг вперёд, осторожно прикоснулся ладонью к сидению кресла.
Тёплое.
Что за наваждение! Сквозь дверь она прошла, что ли?
Он вышел из мастерской, и ему показалось, что чья-то тень скользнула в соседний коридор.
— Андариалл!
Надо либо прикрыть дверь, оставаясь снаружи, либо войти внутрь. Мимо дома всё ещё ходили отдельные прохожие, привлекать к себе внимание не стоило.
Кинисс задержалась на пороге. Как необычно! Разные мировые линии — по ту сторону и по эту. И никакой магии! Никаких начертаний, аппаратуры; обычное дерево и камень, металл и краска. Не это ли имел в виду генерал? У каждой наэрта имеется свод собственных знаний, тайных знаний о мире… способ воздействовать на окружающую реальность. Знаний, которые невозможно передать посторонним. Знаний, которые перерождают того, кому достаются. Сказать генералу, что они, Хансса, пытались получить хоть крохотную часть подобных знаний — с тех самых пор, как ольты разделились на наэрта — и не могут? Или промолчать?
Лучше промолчать. Отлучение — страшная вещь, хуже смерти… Существование вне связи с астральной проекцией, вне общения с себе подобными; человеку тяжело даже представить такое. Провести остаток жизни у колодца, полного свежей водой до краёв; погибая от жажды… вечно испытывая её, не имея возможности хоть раз утолить. Все хансса, когда-либо отлучённые и изгнанные во «внешний» мир, известны, их биографии — урок для всех, кто осмеливается нарушить немногие существующие запреты ордена. А она, Кинисс, очень близко подошла к границам допустимого… Этот Гин-Уарант, этот якобы ольт, пытается спровоцировать её переступить черту. После которой пути назад не будет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});