Я же всматривался в лицо сарацина. Он окинул взглядом выставленных в ряд женщин, и улыбка растянула его губы, как будто ему стало очень весело. Потом я увидел, как взгляд сарацина остановился, и глаза его на мгновение чуть-чуть расширились. Он смотрел в конец ряда, куда наложница Ивара поставила близнецов, так что солнце, проникая сквозь ткань палатки, омывало их ярким светом. Это было смелое решение — никак не украшать этих двух девушек. Только простые хлопчатые платья, перепоясанные простыми светло-синими шнурами. И ноги у них были босые. Близняшки являли собой саму девственность и чистоту.
Я сразу же понял — Ивар, можно сказать, уже продал свой товар.
Тем не менее, понадобилась неделя, чтобы договориться о цене. Ни сарацин, ни Ивар не занимались этим напрямую. Таков был обычай торговли: два толмача встречались, предлагали каждый свою цену, хотя, само собой, цену назначали хозяева. Ивар не доверял человеку, которого дал ему хазар-иудей, посему велел мне сопровождать нашего толмача всякий раз, когда тот посещал стоянку сарацина для переговоров, и не спускать с него глаз. Задача оказалась непростой, ибо эта парочка вела переговоры не на словах, а на пальцах. После обычных приветствий, испив какого-то сладкого напитка, они садились наземь лицом друг к другу, соприкасаясь правыми руками. Руки же накрывали тканью, чтобы их не было видно окружающим, и начиналась торговля. Скрытые от глаз знаки, прикосновения пальцев и ладоней означали предложения и ответы — это был особый язык. Мне же оставалось только сидеть, смотреть и пытаться что-то понять по лицам.
— Это невозможно, — сказал я Ивару, вернувшись на нашу стоянку с одной из таких встреч. — Я не могу сказать тебе, честна ли, справедлива ли торговля, или оба они заключили сделку между собой, а тебя обманывают.
— Неважно, Торгильс, — ответил он. — Я все равно хочу, чтобы ты был там. Ты приносишь мне удачу.
И я продолжал посещать стоянку сарацина и тем привлек его внимание к своей особе. Его звали Салим Ибн Хаук, и был он и купцом, и послом. Он возвращался из посольства к булгарам, живущим на этой реке, от своего господина, которого называл калифом Аль-Кадиром. Встреча с нашим товариществом стала для него таким же даром судьбы, как и для нас. Ему было поручено собрать сведения о чужих землях, и теперь он хотел побольше узнать о русах.
Черный Колпак был послан, чтобы привести меня в шатер Ибн Хаука.
— Приветствую тебя, — сказал веселый маленький человечек через толмача. Ибн Хаук, скрестив ноги, сидел в своем шатре на ковре под легким на гибких опорах прозрачным пологом, пропускавшим ветер. Перед ним стоял низкий деревянный столик, а в руке сарацин сжимал металлический стилус. — Я был бы очень благодарен, если бы ты рассказал мне что-нибудь о твоем народе.
— Ваша милость, не уверен, что могу рассказать вам достаточно много, — ответил я.
Он вопросительно посмотрел на меня.
— Не тревожься, — сказал он, — я хочу узнать только о ваших обычаях. Я ведь не соглядатай.
— Не в этом дело, ваша милость. Я прожил среди русов всего несколько месяцев. Я не из них.
Он явно был разочарован.
— Ты отпущенный на свободу раб?
— Нет, я присоединился к ним по своей воле. Мне хотелось повидать мир.
— Ради наживы?
— Ради клятвы, которую я дал моему другу перед его смертью. Они же направляются в великий город Миклагард.
— Вот это замечательно.
И он что-то начертал стилосом на странице, лежащей перед ним, и меня удивило, что он пишет справа налево. А еще это были те самые письмена, которые преследовали меня с тех пор, как я увидел их на монетах ожерелья Эльфгифу.
— Простите меня, ваша милость, — обратился я к нему. — Что это вы пишете?
— Просто заметки, — ответил он. — Не волнуйся. Нет никакого колдовства в этих значках на бумаге. Они не крадут знаний.
Он думал, что я неграмотный, как и большинство членов товарищества.
— Нет, ваша милость. Я просто недоумеваю, как ваше письмо передает произнесенное слово. Вы пишете в противоположном направлении, чем мы, но начинаете от верха страницы, как и мы. Если страниц больше одной, то какая страница первая? То есть, я хочу понять, вы переворачиваете страницы слева направо или наоборот? Или, может быть, существует другой порядок?
Он очень удивился.
— Ты хочешь сказать, что умеешь читать и писать!
— Да, ваша милость, меня научили латинскому и греческому письму. И еще я знаю руническое письмо.
Он отложил свой стилус, и на лице его отразился восторг.
— Я полагал, что нашел всего две драгоценности для своего господина. Теперь вижу, что обрел сокровище и для себя. — Он помолчал. — И да будет тебе известно. Да — я действительно пишу справа налево, но только буквы, а цифры — в противоположном направлении.
Сарацин несколько раз призывал меня в свой шатер, чтобы расспросить, и удерживал многие часы, расспрашивая обо всем, что его интересовало. Это же могло послужить одной из причин, почему он не торопил переговоры о продаже близняшек, а это, в свою очередь, означало, что наше товарищество задержалось на время большее, чем должно. Варяги не удосужились выкопать отхожие места, и наша поначалу опрятная стоянка стала грязной и вонючей. А я в своих странствиях заметил, что при таких условиях скоро приходит моровое поветрие, и, на сей раз, первой жертвой оказался сам Ивар.
Утроба его разжижилась. Вчера он был здоров, а сегодня уже ходил, спотыкаясь, и его непрестанно рвало. В его блевотине и в жидкости, вытекавшей из его кишок, обнаружились мелкие белые хлопья. Он вернулся в свою палатку и, несмотря на всю свою бычью силу, рухнул. Наложницы поспешили помочь ему, но они почти ничего не могли сделать. Ивар съежился. Щеки ввалились, кожа потускнела, стала бледно-серой, глаза глубоко ушли в глазницы. Время от времени он стонал и судорожно корчился, и кожа его на прикосновение была холодной. Дышал он короткими мелкими рывками, и к третьему дню дыхание прервалось. Я-то знал, что это месть оскверненного им деревенского сейда, но товарищество посчитало иначе. Варяги обвиняли сарацина либо его слуг в отравлении Ивара, и надо полагать, у них была на то своя причина. Когда я изложил Ибн Хауку признаки болезни Ивара, он немедленно лишил меня своего общества, и Черные Колпаки в тот же вечер свернули стоянку. Еще до заката сарацин и его люди погрузились на свои лодки и направились вниз по реке, прихватив с собой близняшек. Товарищество же посчитало их поспешный отъезд доказательством их вины.
Внезапная смерть для товарищества была вещью обыкновенной. Первым делом стали они подсчитывать, на сколько прибавилась доля каждого после того, когда Ивара не стало. После чего, из уважения к его памяти или, возможно, отыскав повод для доброй выпивки, решили отпраздновать по нему тризну. То, что последовало за этим, врезалось мне в память.