Однако Джимми подхватил меня… Я слышала, как он крикнул: — Эй! Эй! Мне нужна помощь. — Его голос был визгливым голосом стареющего мужчины, и этот звук показался мне очень смешным… только вот я слишком устала, чтобы смеяться. Голова моя уткнулась ему в грудь, я чуть не задохнулась. Краски дня постепенно возвращались ко мне, и я увидела, что около дюжины мужчин выбегают посмотреть, что произошло. Среди них был Лонни Дакин. Он жевал горячую булочку, на нем была розовая футболка с надписью: „В ЭТОМ ГОРОДЕ НЕТ ПЬЯНЫХ, ПРОСТО МЫ НЕМНОГО КАЧАЕМСЯ“. Очень смешно, особенно когда ты думаешь, что умираешь, правда?
— Кто это сделал с тобой, Джесси? — спросил Джимми.
Я попыталась ответить, но не могла выдавить из себя хоть слово, что было просто здорово, учитывая то, что именно я пыталась сказать. Мне кажется, я хотела ответить: „Мой отец“.»
Джесси затушила сигарету, потом взглянула на фотографию в газете. Плоское, наводящее ужас лицо Раймонда Эндрю Джуберта тоже взглянуло на нее… точно так же, как оно взирало на нее из угла спальни в первую ночь, а потом из кабинета её мужа — во вторую. Это обоюдное созерцание длилось минут пять. Затем, напоминая человека, очнувшегося после непродолжительного сна, Джесси опять закурила и вернулась к своему письму. Теперь она уже напечатала семь страниц. Джесси потянулась, прислушиваясь к хрусту позвонков, и снова стала нажимать на клавиши. Курсор возобновил свой танец.
«А через двадцать минут — двадцать минут, за которые я неожиданно узнала, какими нежными, заботливыми могут быть мужчины, — я уже находилась в машине скорой помощи, мчащейся в больницу Северного Кемберленда и пронзающей пространство воем сирены.
А еще через час я лежала на больничной койке и наблюдала, как кровь вливается в меня через трубочки системы, и слушала песенку в стиле кантри о том, как печальна стала жизнь парня после того, как его бросила любимая женщина и разбилась машина.»
На этом и заканчивается Часть Первая моего рассказа, Руфь, — назовем ее «Малышка Нелл переходит по льду», или «Как я освободилась от наручников и спаслась». Есть еще две главы, которые я называю «Итоги» и «Политикан». Я вкратце расскажу об «Итогах», частично потому, что это интересно только тогда, когда ты сам пережил пересадку кожи и всю эту боль, но в основном потому, что хочу успеть рассказать о «Политикане» прежде, чем устану и не смогу выразить бее то, что хочу, и так, чтобы ты захотела выслушать и понять. Эта мысль только что взбрела мне в голову, и это «лысая правда», как мы говорили когда-то. Кроме того, без «Политикана» я вообще не стала бы писать.
Но прежде чем перейти к этой части, мне нужно немного подробнее рассказать тебе о Брендоне Милхероне, который действительно подвел итог всем моим страданиям. Брендон появился в первый и наиболее ужасный период моего выздоровления и более или менее понял и воспринял меня. Мне бы хотелось назвать его «Милым мужчиной» потому, что он был со мной рядом в самые адские минуты моей жизни, но он не только милый мужчина — он видит все насквозь, держит все нити в своих руках и наблюдает за тем, чтобы все было, как положено и по порядку. Но и это еще не все — в нем есть нечто другое. Он намного лучше… Но я и так достаточно много отняла у тебя времени. Достаточно сказать, что для человека, призванного охранять интересы процветающей юридической фирмы в истории, связанной с неприятностями, в которых был замешан один из ее главных партнеров, у него было достаточно мужества и самообладания, чтобы держать ситуацию под контролем. К тому же, он никогда не ругал меня на чем свет стоит, когда я плакалась ему в жилетку. Если бы это было все, то я бы не стала так подробно рассказывать о нем, но есть нечто другое во всем этом — то, что он сделал для меня только вчера. Наберись терпения, детка, я уже добралась до самой сути.
Брендон очень часто работал с моим мужем в течение последних четырнадцати месяцев жизни Джеральда — эта работа была связана с сетью супермаркетов. Они выиграли то, что хотели выиграть, и, что более важно, между ними установилось отличное взаимопонимание. Мне кажется, если старые пердуны, владеющие фирмой, будут решать вопрос о преемнике Джеральда, то они, несомненно, выберут Брендона. В настоящее время он — самая подходящая кандидатура на должность, которую он сам во время своего первого посещения назвал «контролем по компенсациям за убытками».
Он был очень милым, к тому же он был откровенен со мной с самого начала, признавшись, что у него есть и своя задача. Поверь мне, я была просто поражена этим; в конце концов я была замужем за юристом почти двадцать лет, и я знаю, как тщательно они скрывают подробности своей жизни и деятельности. Мне кажется, что именно это позволяет им выживать и не терять самообладания, но именно это делает их такими занудными и противными.
Брендон никогда, не был занудным или неприятным, но это был человек с определенной миссией: пресечь любую огласку, которая может повредить фирме. Это означало, что ему нужно было пресечь любую публикацию, порочащую Джеральда или меня. Такая работа может быть испорчена в любой момент… но Брендон с успехом справился с ней, он никогда не говорил, что взялся за эту работу в память о Джеральде. Он взялся за подобную миссию из-за того, что Джеральд называл «деланьем карьеры» — работа такого рода очень быстро открывает двери в следующий эшелон, если, конечно, дела выгорает. Для Брендона все получилось как нельзя лучше, и я рада за него. Он обращался со мной с огромной нежностью и сочувствием, чего и так достаточно, чтобы желать ему счастья, но есть еще две причины для этого. Он никогда не впадал в истерику, если я говорила ему, что ко мне звонил или приезжал репортер, но при этом никогда не вел себя так, будто я была только частью его работы, и больше ничем. Хочешь знать, что я думаю на самом деле, Руфь? И хотя я на семь лет старше мужчины, о котором я тебе рассказываю, и вся заштопана и искалечена, мне кажется, что Брендон немного влюблен в меня… или в маленькую героическую Нелл, которая предстает перед его внутренним, взором, когда он смотрит на меня. Я не думаю, что это каким-то образом касается секса (по крайней мере, пока что нет; я все еще напоминаю синего ощипанного цыпленка, выставленного в витрине мясного магазина). Мне это нравится; если я никогда больше в жизни не лягу с постель с мужчиной, то буду просто счастлива. Но все же я бы солгала, если бы сказала, что мне не понравилось, если бы я заметила в его глазах выражение того, что я представляю для него интерес — я, Джесси Анджела Махо Белингейм, а не просто какое-то безымянное, неодушевленное существо, о котором его боссы думают, возможно, как о Том Несчастной Деле Белингейма. Я не знаю, прохожу ли я над заданием фирмы Брендону, под ним или рядом, да это и не важно. Достаточно знать, что я имею отношение к этому делу и что я значу гораздо больше, чем просто…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});