Шли годы: 1809… 1810… 1811… а ссылка все продолжалась. С газетой в руках Моро следил по карте за бесконечными наполеоновскими завоеваниями. Вторжение в Испанию, оккупация части Австрии после Ваграма, расчленение Прусского королевства, присоединение Голландии к Французской империи — все напоминало ему, что одиозный корсиканец по-прежнему остается баловнем судьбы.
Бывшие республиканские генералы, за исключением Лекурба, Лаори и нескольких других, прославились в Наполеоновских войнах. Они больше не вспоминали о своем боевом товарище Моро, которого в прошлом так часто настраивали против Бонапарта ради торжества свободы. Эти генералы получили от императора почетные дворянские титулы, новые звания, награды, поместья, денежные вознаграждения и т.п. Они не протестовали против развода Наполеона с Жозефиной и оказывали почести Марии-Луизе, эрцгерцогине австрийской, которая заменила ее во дворце. На полях сражений они были героями, а в Тюильри — придворными льстецами. Да и армия, по меткому выражению Стендаля, «…дикая, республиканская, полная первобытного героизма при Маренго… становилась эгоистической и подло монархической. И по мере того как мундиры покрывались нашивками, мишурой и крестами, сердца под этими мундирами теряли свое элементарное благородство…»
Даже царь Александр I, такой гордый, величественный, настоящий аристократ, и тот попался на удочку корсиканского выскочки и в ходе знаменитой встречи в Эрфурте перед королями объявил себя другом Наполеона. Альберт Вандаль пишет по этому поводу: «4 октября 1808 года в театре давали “Эдип“ Вольтера. Когда дошли до стиха: Дружба великого человека — благодеяние богов, Александр встал, взял руку сидящего рядом с ним Наполеона и крепко пожал ее. Этот жест, подсказанный артистическим внушением, восторженно принятый присутствующими, отмеченный в Истории, был понят не только как банальное проявление дружбы. В нем видели освящение соглашения, торжественное возобновление союза».
Именно в Эрфурте впервые зашла речь о предстоящем разводе с Жозефиной и возможном браке Наполеона с одной из великих княжон из дома Романовых — Екатериной Павловной или Анной Павловной. С трудом Александру удалось вывернуться из щекотливого положения, так как намерения императора французов были весьма серьезными. Возможный брак с корсиканцем посеял панику в Санкт-Петербурге. Екатерина Павловна срочно вышла замуж за больного герцога Ольденбургского, который через три года умер, а Анна Павловна еще не достигла того возраста, который позволил бы Наполеону в ближайшем будущем обзавестись наследником. Позднее говорили, что отказ Наполеону послужил одной из причин нашествия французов на Россию в 1812 году. Вероятно, в этом есть доля правды — мстительный корсиканец никогда не прощал личных обид.
Но вернемся к нашему герою. Да, Моро пока еще не был готов вернуться во Францию.
«Я останусь здесь до конца жизни, — писал он одному из своих братьев в 1811 году, — передавай привет всем родным и скажи им, что я больше не надеюсь увидеть их».
Конечно, его жизнь течет монотонно, и об этом он говорит почти в каждом письме, но она не лишена комфорта, удобств и спокойствия.
Сейчас, когда он может свободно говорить по-английски, он легко общается со своими друзьями в Моррисвиле и в Нью-Йорке. Ему нравится их общество. «Это хорошие люди», — говорит Моро, и чем больше он их узнает, тем больше их любит. И американцы в ответ платят ему своей симпатией. Его уважают, к нему относятся с почтением. Первые лица государства оказывают ему знаки внимания. Его уже не волнует, что преемник Тюрро на посту французского посла в Вашингтоне — генерал Серюрье — не замечает присутствия Моро в Соединенных Штатах из-за того, что президент США Мэдисон несколько раз приглашал Моро к себе на обед.
* * *
Иногда зимой в Нью-Йорке ему казалось, что он находится во Франции, так как в этом городе было много французских ссыльных, прибывших в основном из Сан-Доминго, куда они были высланы после событий 1800 года. Вместе с наиболее известными из них он входил в ассоциацию соотечественников, в шутку названную ими самими des betes (общество глупцов), так как их девизом было евангелическое высказывание: beatipau peres spiritu (счастливы блаженные духом). Он также входил во французскую масонскую ложу Нью-Йорка. Позднее даже стал ее президентом. И, наконец, Моро все-таки подружился со своим соседом по Уоррен-стрит — бароном Хидом де Невилем. Они часто встречались и открыто говорили на любые темы.
* * *
Цели Бурбонов были близки барону. Он считал, что от реставрации их трона зависит спасение Франции. Моро же полагал, что они опоздали, что для них и их трона время ушло, но соглашался с тем, что если бы французские принцы королевского дома Бурбонов, находящиеся в изгнании, объединились на основе принципов революции 1789 года, то их правление могло быть временно приемлемым. Конечно, при условии, что Бонапарт позволит им это сделать.
* * *
В течение четырех лет архивы хранят молчание относительно контактов генерала Моро и русского посланника в Вашингтоне графа Палена.
С момента подписания Тильзитского мира (8 июля 1807 г.) Александр I, полагая, что Наполеон пытался его обмануть, стал готовить ответный реванш. Об этом он сообщает в известном письме к сестре — Екатерине Павловне. Кроме того, герцогиня д'Абрантес в своих Мемуарах (т. VIII, с. 454) говорит о появлении в Париже в 1824 г. небольшой брошюры генерал-адъютанта Александра I князя Бутурлина, в которой он, в частности, пишет: «После заключения этого унизительного договора мы вынуждены были жить внешне ничего не предпринимая, но действуя подпольно… К февралю 1812 г. у нас под ружьем было уже 80 000 чел».. Одновременно с этим тайным, но интенсивным перевооружением Александр, раздраженный Континентальной блокадой и созданием Великого герцогства Варшавского, но вдохновленный самоотверженной борьбой испанского народа против Наполеона, развил бурную дипломатическую деятельность по всему Европейскому континенту, чтобы придать форму священному крестовому походу за освобождение Европы. Начиная с маскарадного свидания в Эрфурте (27 сентября 1808 г.), к этой деятельности подключился и продажный, но умный Талейран. «Какова цель Вашего приезда сюда, Сир? — спросил царя князь Беневентский. — Вы, вероятно, должны спасти Европу”. С этого момента мысль о спасении Европы полностью овладевает царем. Он пытается склонить на свою сторону поляков, обещая им конституционную монархию королевства Польского. (Кстати, его близкий друг князь Чарторижский и любовница — княгиня Нарышкина, по утверждению Пьера Савинеля, были польского происхождения.) В момент подготовки пятой коалиции царь тайно сообщает Австрии, что Россия в случае конфликта будет лишь делать вид, что она союзница Наполеона, и что со своей стороны сделает все возможное, чтобы уклониться от нанесения каких-либо ударов по Австрии. «Царь искренне желал нам всяческих успехов», — писал австрийский фельдмаршал князь Шварценберг. Начиная с 1810 г., в целях обеспечения нейтралитета Швеции относительно франко-русского союза, Александр направляет в Гетеборг дипломатическую миссию с задачей узнать у Бернадота, будущего короля Карла XIV, не согласится ли он на нейтралитет, получив взамен Норвегию в качестве компенсации за Финляндию, захваченную Россией годом ранее. Бернадот согласился и дал все необходимые гарантии. Униженная Пруссия, границы которой были грубо сведены до минимума Тильзитским договором, готовится к освободительной войне. Гарденберг, Штайн, Клаузевиц и их друзья-реформаторы прусской армии находятся в прямых контактах с царем. Даже в самом Париже под носом у Наполеона действует полковник Чернышев, прозванный парижанами почтовым голубем, так как находится постоянно в пути между Парижем и Санкт-Петербургом, который вместо того чтобы доносить Наполеону мысли и дружеские чувства великого друга Александра, на самом деле докладывает своему суверену о состоянии умов и эволюции общественного мнения относительно деспотизма Наполеона, растущего с каждым днем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});