Хюррем летала от радости, однако старалась ничего не показывать Хатидже Султан. «Не расстраивайся, – утешала она ее, – повелитель считает пашу своим братом. В семье такие вещи случаются. Все пройдет и забудется».
Но она прекрасно знала, что не забудется ничего. Сама Хюррем не позволила бы Сулейману ни о чем забыть.
Проклятый грек не ограничился тем, что желал войны с Ираном, а твердил: «Необходимо провозгласить для охраны трона и порядка наместником повелителя шехзаде Мустафу». Услышав об этом, Хюррем прорычала: «Кто знает, какими письмами тайком обмениваются Ибрагим-паша с Гюльбахар». На ее счастье, султан Сулейман отрезал: «Это невозможно. Мальчику даже еще не сделали обрезание!»
Хюррем чувствовала перемены. В прежде неприступной крепости дружбы султана и грека появилась брешь. Начиная с той ночи, когда падишах рассказывал ей о событиях в мире, его обращение с ней тоже изменилось. Теперь Сулейман вел себя с ней не только страстно, но и уважительно.
Когда армия Османов готовилась к очередному походу, Хюррем в четвертый раз понесла. И за шесть месяцев до похода на Венгрию, который Сулейман затеял с целью проучить Карла V, подарила падишаху еще одного сына. Султан радостно принял четвертого шехзаде в свои объятия и нарек его Баязидом: «Посмотрим на тебя, Баязид Хан, будешь ли ты достойным дедов наших, Баязида Молниеносного и Баязида Хана».
Однажды, апрельским утром 1526 года, Хюррем пришла в покои к султану Сулейману с маленьким Баязидом на руках и в сопровождении шехзаде Мехмеда и Селима, а также дочки Михримах, которую падишах называл своей прекрасной луной.
Война обернулась для Карла и всего христианского мира катастрофой. Венгерский король, подстрекаемый Карлом, был разбит и, отступая, сгинул вместе со своей армией в мохачской равнине, превратившейся в непроходимое болото из-за непрекращавшихся дождей. Исход войны был решен за полтора часа. В тот день султан Сулейман, совершая предвечерний намаз, принял у себя в шатре пашей, поздравлявших его с победой: «Да будут ваши завоевания благословенны, повелитель!» Он поцеловал каждого из них в лоб, а потом повернулся к стоявшему рядом с ним Садразаму Ибрагиму-паше и многозначительно сказал: «И твое завоевание пусть будет благословенно, паша».
Ибрагим кинулся целовать руки Сулейману и взволнованно произнес: «Это великая победа, ваша победа, повелитель! Ваша победа, Сулейман Гази!»
И лишь Сулейман знал, что это победа и Хюррем.
XLVII
Ее карта выиграла. Узнав о победе, Хюррем от радости не могла усидеть на месте. Она побежала в покои Хафзы Султан: «Мы победили, госпожа, мы победили!» Такое бурное выражение радости даже удивило Валиде, хотя Хюррем в своей радости была совершенно искренней. Сам султан Сулейман прислушался к ее совету, а не к совету Ибрагима-паши и одержал большую победу. Ей удалось пройти по тонкому канату, даже не покачнувшись. «Ты проиграл, Ибрагим, – твердила она про себя. – Теперь Хюррем будет править не только в покоях падишаха, но и в государстве».
Мать падишаха тоже искренне радовалась. С их последнего разговора Хюррем очень изменилась. Валиде Султан слышала, что, когда Сулейман был в походе и наступил месяц Рамазан, Хюррем приказывала приносить к себе в покои угощения для ифтара и сухура[63]. Однажды Валиде Султан спросила ее: «Что это такое, Хюррем, ты начала соблюдать пост?» Хюррем ответила: «Нет, госпожа, я приказала принести яства для наших служанок. В это время Мерзуке особенно хочется есть». Хоть она и не призналась, но Валиде все равно что-то чувствовала. Она несколько раз видела, как Хюррем сидела вечерами под деревом перед маленькой дворцовой мечетью, в которой все обитатели гарема собирались на теравих[64]. Однажды она не вытерпела:
– Входи и ты, Хюррем.
– Разве это не грех, госпожа?
– Как вход в мечеть может быть грехом, Хюррем Ханым?
– Разве можно, чтобы христианка входила в мечеть и смотрела, как вы молитесь?
– Мечеть – дом Аллаха. Аллах держит дверь открытой для всех своих рабов. В эту дверь может войти хоть мусульманин, хоть христианин, хоть иудей – лишь бы у него была вера.
Но Хюррем так и не вошла: «Нет, я лучше останусь здесь, если вы позволите».
Каждый вечер во время Рамазана, пока все внутри совершали теравих, Хюррем сидела снаружи под деревом. Она слушала, как читают Коран, прислушивалась к проповедям имама. В Ночь предопределения, когда прозвучали слова из Корана: «Ниспослали всем полную чашу сладкого шербета…», Хафза Султан приказала, дать шербет, которым угощали всех присутствующих в мечети и сидящей снаружи Хюррем. Никто не видел, как Хюррем в тот момент заплакала, и ее слезы капали в пахнущий розами фисташковый шербет. Теперь Хюррем изо всех сил ждала возвращения Сулеймана, чтобы совершить огромной важности шаг.
Возвращение войска в Стамбуле отмечали с еще большим размахом, чем после победы над Родосом. Падишах в качестве военных трофеев оставил себе знаменитую библиотеку венгерского короля Матвея Корвина, а также бронзовые статуи Аполлона и Геркулеса из Буды, а остальное отдал солдатам.
Хюррем с детьми, как и в прошлый раз, встретила Сулеймана прямо у въезда в Стамбул. Как и в прошлый раз, он поцеловал ее в лоб: «Это ты, Хюррем Ханым, подарила мне победу и эту огромную страну».
Хюррем с поклоном ответила: «Да будут все твои завоевания благословенны, Сулейман Гази! Победа досталась великому падишаху по праву. Его рабыня Хюррем сказала лишь, что верит в его победу».
– Ну что ты, – улыбнулся падишах и тихонько добавил: – Даже Ибрагим знает, что победа – дело твоих рук.
– А что он еще сказал, повелитель?
– А что ему было сказать? Он ответил, что Хюррем Ханым первая не только в гареме, но и в Диване.
Дети бросились обнимать отца. Сулейман взял годовалого Баязида на руки. Михримах, Селим и Мехмед сели рядом с отцом. «Как ты вырос! – сказал султан Мехмеду. – Стал настоящим львом. Наша радость была бы полнее, если бы с нами сейчас был и ваш старший брат Мустафа».
Хюррем похолодела. Слова были обращены к детям, но она знала, что султан обращается к ней. А ведь еще минуту назад она думала, что отныне Мустафа с Гюльбахар не представляют для нее опасности. По крайней мере, на время. А если ей удастся воплотить в жизнь свой план, то они вообще потеряют какой-либо вес. Но вслух она сказала: «Так чего же вы ждете, повелитель? Прикажите, и пусть в Стамбул привезут Гюльбахар Хасеки и шехзаде. Пусть наша печаль утолится».
Падишах ничего не сказал, лишь обнял Хюррем.
Спустя несколько дней Мерзука сообщила Хюррем, что с ней хочет повидаться супруга Искендера-паши. Хюррем очень удивилась. Зачем она понадобилась жене главного казначея? Она повелела собрать сведения об Искендере-паше и узнала, что он является одним из самых доверенных лиц Сулеймана. Ему поручены государственная казна и все имущество государства. Он очень богат, хотя и не так, как Ибрагим-паша. Никто не знал, насколько велико его состояние. Такое положение вызывало зависть и многочисленные наветы, которым, однако, падишах не верил. Однажды в ответ на очередной донос он сказал: «Мы не можем поручить государство безродному бедняку. Конечно, наш слуга-казначей должен быть сам богат, чтобы охранять наше имущество и казну». Интересно, что толкнуло жену такого влиятельного паши искать аудиенцию у Хасеки, после того как султан Сулейман вернулся в Стамбул с блистательной победой?