– Ах, моя красавица, – сказал Сулейман. – Ну что ты такое говоришь, какое наказание. Что за разговоры о смерти! Упаси Аллах!
Хюррем почувствовала, что гора упала с плеч.
– Но, – продолжал падишах, – нас беспокоят такие тяжелые мысли, что мы даже не заметили, как ты пришла.
Хюррем немедленно обняла Сулеймана:
– Если мы позволим себе спросить, что за мысли настолько опечалили вас, что вы не заметили приход вашей любимой рабыни Хюррем, не преступим ли мы границу дозволенного?
Сулейман поцеловал Хюррем в щеку. Одного запаха волос Хюррем было достаточно, чтобы развеять все его заботы. Он усадил ее на седир, а сам, заложив руки за спину, продолжал вышагивать по комнате.
Хюррем, не издавая ни звука, ждала. «Я не Хафза Султан, – думала она. – Хафза – наложница, которую прислали Селиму, чтобы она подарила ему наследников. Ей приказали так поступить, у нее не было выбора. А я сама выбрала себе цель. Я сама захотела стать женщиной Сулеймана. И если я стала наложницей, то лишь ради того, чтобы мои дети достигли престола. Мне никто не указывал, как Хафзе. Я сама добилась расположения султана. Я вознамерилась даровать трон моим сыновьям еще до их рождения. Ради этого я много раз рисковала жизнью. Я иду по краю огромной пропасти, один неверный шаг убьет и меня, и моих детей. Моя судьба находится в руках этого человека, который сгибается под тяжестью своей ноши. Поэтому я должна быть внимательна. Я должна больше думать и больше рассчитывать. Я должна продвигаться вперед, осторожно, шаг за шагом».
Хюррем решила молчать. Пока падишаха отвлекали какие-то важные дела, говорить о том, что ее беспокоило, было бы неправильно. «Мне нужно подождать еще, – говорила себе она. – А может быть, это знак свыше, Господь и Богоматерь не хотят, чтобы я сделала то, что у меня на уме».
В этот момент падишах подошел к Хюррем. Увидев задумчивую улыбку у нее на лице, он спросил: «Что это такое, Хюррем Ханым? Ты смеешься над беспомощностью великого Сулеймана?»
– Кто же может допустить такое невежество, как смеяться над великим падишахом? Разве Сулейман Шах, повелитель мира, может быть беспомощным?
Падишах задумчиво ответил:
– Мне необходимо принять непростое решение, Хюррем Ханым. Скажи, если перед тобой лежат огромный бриллиант и маленький камешек гальки, что ты решишь взять?
Хюррем, не задумываясь, ответила: «Зачем Сулейману Хану галька, конечно, повелитель должен взять бриллиант».
Падишах покачал головой: «А если перед тобой два человека, которые хотят отобрать у тебя то, чем ты владеешь: один идет на тебя с мечом, а другой еще ребенок, в руке у него только палка, и он дразнит тебя ею?
Хюррем, внимательно слушавшая падишаха, ответила: «Вы, наверное, смеетесь над своей рабыней. Султан Сулейман Хан наверняка давно уже все решил».
– Нет, Хюррем, не решил. Как бы ты поступила, если бы у тебя были два таких врага? На кого бы напала первой?
Хюррем задумалась: «Побить ребенка просто. Так что даже половина силы будет лишней. Достаточно отобрать у него палку, и ей же его ударить. Но дело в том, что, пока будешь с ним бороться, второй человек зайдет с мечом со спины и сумеет лишить жизни».
Девушка замолчала и посмотрела, какое впечатление на падишаха произвели ее слова. Заметив его одобрительный взгляд, она продолжила: «Поэтому я бы прежде сразилась с первым человеком. Я бы расправилась с первым, а затем повернулась ко второму и заставила бы его встать перед собой на колени».
Сулейман улыбнулся и сказал: «Вот-вот. Мы рассуждаем, как ты. Однако Ибрагим-паша считает, что прежде нужно расправиться с юнцом». Он подошел к Хюррем, взял ее за руку и сказал: «Иди сюда», – а затем подвел к инкрустированному слоновой костью столу. «Садись», – сказал он, указывая на стул. Сам сел напротив нее.
– А сейчас послушай меня, Хюррем Ханым.
Тем вечером Хюррем получила свой первый урок политики. Падишах долго рассказывал ей о том, как обстоят дела в мире. Рассказал обо всех европейских странах. Хюррем впервые услышала о Габсбургах и Сефевидах. Она узнала, что человеком с мечом, угрожавшим Османам, был Карл V[58], а мальчиком с палкой – шах шиитского[59] тюркского государства в Иране Тахмасп[60], которому было еще только девятнадцать лет. Император Карл V, обладавший венцами Испании и Германии, собирался пойти войной на Сулеймана, желавшего стать повелителем Европы, и подстрекал к военным действиям против Османов государства, которые были в тот момент на их стороне. А Тахмасп сеял семена раздора среди мусульман Анатолии с тем, чтобы перетянуть их в свою ересь.
Хюррем задавала вопросы, слушала разъяснения, затем задавала новые. Сулейман был поражен умом Хасеки. Хюррем чувствовала, что с ее глаз упала какая-то пелена. Она впервые поняла величие империи и ответственность, лежащую на плечах султана. Сейчас она стала лучше понимать Османов. Теперь она узнала причину великой радости, последовавшей за завоеванием Родоса.
Наконец Сулейман сказал: «Вот таково положение вещей. Карл V, будучи королем многих европейских стран, решил объявить себя императором Рима».
В глазах падишаха вновь начал пылать гнев. В голосе его закипала ярость: «Безбожник проклятый, сколько уже веков прошло с тех пор, как настоящий Рим пал! Ты об этом не слышал, Карл? Если уж и есть настоящий Рим, то это Рим восточный, венец которого возложил себе на голову наш великий прадед Фатих Хан! Сейчас на его троне находимся мы! Разве наша рука уже не сжимает меч, что ты осмеливаешься строить козни у нас за спиной?» – разгневанный падишах вскочил и начал ходить вокруг стола.
Хюррем следила за каждым движением султана. У нее было странное чувство, ей казалось, что она словно бы начинает новую жизнь. Очарование политики, власти распалило ее кровь. Теперь она понимала, что трон и власть, к которым она так стремилась, означали нечто совсем иное, чем просто венец на голове повелителя. Султан Сулейман, сам того не замечая, создавал новую Хюррем.
Падишах в гневе ударил кулаком по столу: «Мы никому не отдадим престол, завоеванный мечом! На престоле Рима воссядем мы! И пусть Карл V показывает свою смелость».
Хюррем подскочила от неожиданного удара. Султан от гнева даже не заметил, как испугал ее. Он долго задумчиво смотрел в пустоту. Затем глаза его широко раскрылись, и он повернулся к Хюррем: «Сейчас он подстрекает венгерского короля Лайоша[61] и немцев к войне с нами. Они склоняют к восстанию тех, кто уже склонил перед нами головы. Сами они боятся открыто выступить против нас, однако действовать чужими руками научились хорошо».
Тут падишах внезапно успокоился и вновь сел напротив Хюррем. Сейчас он говорил так, будто делился заботами с близким другом.