Читать интересную книгу Паломничество Ланселота - Юлия Вознесенская

Ланселот не спешил. Он медленно подъехал к воротам, зацепил плечами ленту и, волоча ее за собой, подъехал к Мессии и остановился у края красного ковра, на котором тот стоял. Взревели фанфары, а потом смолкли по знаку поднятой руки Мессии. Замолкло все — музыка в репродукторах и голоса на балконах, остался только шум ветра и раскаты грома за стеклянными стена-ми. И Мессия заговорил.

— Приветствую тебя, победитель очередных гонок исцеления. Протяни свои руки — твой Мессия исцелит тебя!

Рядом с Мессией стояли служители с микрофонами в руках, и поэтому голос заговорившего Ланселота прозвучал так же громко, как голос самого Мессии.

— Ты не Мессия, — сказал Ланселот. — Мессия — другой, и Он уже приходил в этот мир. Ты — Антихрист, убийца людей и погубитель мира. Я отказываюсь от твоего исцеления и плюю на тебя!

Ланселот приподнялся в коляске, опираясь на ее ручки окровавленными ладонями, и плюнул в лицо Лже-Мессии. Антихрист завизжал и схватился обеими руками за лицо. И все увидели, как его лицо полыхнуло коротким синим пламенем, а руки превратились в покрытые рыжей шерстью лапы с длинными черными когтями. Все это происходило в мертвой тишине, сопровождаемой лишь завыванием ветра за стеклом. Одна за другой текли секунды. Потом Антихрист отнял свои мерзкие руки от лица — оно было покрыто кровавыми язвами там, куда попал плевок Ланселота. И тут взорвались балконы.

— Распни! Распни его! — вопили зрители, едва не сокрушая перила балконов.

К Ланселоту подскочили охранники Антихриста, сорвали его с коляски и бросили на пол.

— Несите сюда крест, — приказал Антихрист.

Принесли большой деревянный крест и опустили его на плиты рядом с Ланселотом. Охранники подняли его и положили спиной на балку, а руки растянули вдоль перекладины и начали прикручивать их проволокой. Ланселот не сопротивлялся, он понимал, что это бесполезно. Принесли две лестницы. — На фонарь! — приказал Антихрист.

Два охранника прислонили лестницы к столбу фонаря, другие подняли крест и снизу подали его тем двоим. Охранники привязали перекладину креста к поперечине фонаря и спустились вниз. Ланселот повис на растянутых руках.

Антихрист подошел к распятому Ланселоту, но не настолько близко, чтобы тот снова мог попасть в него плевком.

— Еще не все пропало, друг мой! — сказал он спокойно и соболезнующе. — Ты можешь раскаяться, признать меня Мессией и попросить у меня прощенья. Я прощу тебя, сниму с креста и исцелю.

— Ты — не Мессия! Ты — Антихрист! — крикнул Ланселот и снова плюнул в его сторону и, конечно, не попал.

В этот момент сверкнула особенно яркая молния, страшный удар грома прокатился по стеклянной крыше и вниз посыпались осколки. И молнии одна за другой стали бить в обнажившийся верхний ярус Ново-Вавилонской Башни. Электрический свет потух, но от непрерывно бьющих молний на Башне стало еще светлее. Особенно сильный удар потряс Башню до основания, и Антихрист рухнул на белые мраморные плиты. Башня качнулась, затрещало основание фонаря, к которому было прикреплено распятие, и фонарь вместе с распятием рухнул и тяжело ударился о парапет. Теряя сознание от удара, Ланселот еще успел увидеть, как тело Антихриста вспыхнуло синим пламенем, обуглилось, рассыпалось черным пеплом, и ветер понес его, разметая на ходу, вниз по белым плитам. Он успел услышать крики отчаянья, с которыми бросились бежать вниз по дороге, давя друг друга, падая, поднимаясь и топча ногами упавших, слуги и гости Лжемессии. "Вот и финиш", — успел подумать Ланселот, и тьма объяла его. — Ланс, Ланс, очнись! Открой глаза, Ланс! — Дженни? — Ланселот открыл глаза.

— Нет, это я, Ванда. Жив! Слава Тебе, Господи! — Ванда, плача, гладила волосы и щеки Ланселота. — Скорее, ребята! Жерар, Пятик, да снимите же его поскорее!

— Ланс, выпей это! — Откуда-то появилась Инга и поднесла ему ко рту банку с вином.

Ланселот сделал глоток. Сначала полыхнуло в желудке, потом почти сразу же — в голове. Сознание вернулось полностью, а вместе с ним и невыносимая боль в руках и, как ему показалось, в ногах. Во всяком случае, боль пронзила его там, внизу, где он никогда ничего не чувствовал, кроме глухой тяжести своих бесчувственных ног. Он приподнял голову и поглядел на них: Инга и Ванда разматывали проволоку, которой его ноги были привязаны к кресту. Он читал когда-то о "фантомных болях", когда калеки чувствуют боль в ампутированных ногах, но сам он никогда ничего подобного не испытывал. А вот сейчас его ноги жгло огнем, крутило, ломало, и он не смог сдержать стона. А тут и левую руку, растянутую на перекладине креста, ошпарило болью: он скосил глаза влево и увидел Жерара. Тот только что перекусил проволоку, которой левая рука Ланселота была прикручена к перекладине, и передал кусачки Тридцатьпятику, трудившемуся над его правой рукой, а сам начал осторожно разматывать проволоку. И тут точно такая же боль пронзила правую руку Ланселота.

— Потерпи еще немного, Ланс! Сейчас, сейчас мы тебя освободим и унесем отсюда.

— Скорее, Жерар, Пятик! С той стороны Башни уже полыхает вовсю. Хорошо еще, что ветер дует от нас, а то бы и тут уже горело, — торопила друзей Ванда.

— Терпи, Ланс, миленький, — приговаривала Инга, уже обвязывая ему запястья чистыми платками: без платков она из дома не выходила.

— Все! — сказал Пятик, откидывая последний кусок проволоки с правой руки Ланселота и подхватывая его под мышки. Жерар, оглядевшись и не найдя ничего подходящего, снял с себя новую кожаную куртку и ею стал сметать в сторону осколки. Расчистив место, он встряхнул куртку и расстелил на полу: Ланселота уложили на нее, и все сели вокруг, ожидая, когда он полностью придет в себя.

— Я залезу через балкон внутрь и поищу там что-нибудь, на чем мы сможем снести Ланселота вниз.

— Иди, Пятик, а то мы все тут сгорим, — сказал Жерар.

Ланселот потихоньку шевелил пальцами рук, и жизнь в них возвращалась. Вот по сосудам забегали мурашки, а потом боль в руках стала уже терпимой. Он вспомнил, что вот так же болели его руки после целого дня лова во время путины лосося. Тяжело, но терпеть можно, когда знаешь, что завтра будет легче. А вот ноги… Ланселот повернулся набок, обхватил ноги под коленями, подтянул и обнял их руками. Он полежал так некоторое время, и боль уменьшилась. Он вздохнул с облегчением, отпустил руки — и выпрямил ноги! И вдруг он понял, что именно с ним происходит.

— Мои ноги! — закричал он. — Я чувствую их! Жерар, девочки, я чувствую мои ноги! Они болят, но они болят как живые!

— Ой, Ланс! Неужели этот… ну, кого мы звали Мессом… неужели он все-таки исцелил тебя? — ошеломленно проговорила Инга.

— Нет, это не Антихрист. Это та молния, которая убила его, ударила в столб, на котором я висел, и обожгла мои ноги. Теперь я вспомнил, что почувствовал в ногах вспышку огня и боли в тот самый миг, когда упал Антихрист и рухнул мой столб. А потом я потерял сознание и, конечно, не чувствовал ничего во всем теле. Мои ноги! Болите, родимые, болите сколько хотите, но только оживайте, оживайте!

Ланселот осторожно, кряхтя и постанывая, сгибал и разгибал ноги в коленях, поворачивал ступни вправо и влево. Инга присела у него в ногах, сдернула с него носки и принялась щупать его пальцы. — Ты чувствуешь пальцы, Ланс? — Сам не пойму. Там, внизу, все болит.

— Скажи, какую ногу я сейчас трогаю, правую или левую? — Правую, кажется. — Нет, я левую трогаю…

— Инга, дурища! — воскликнула Ванда. — Это для тебя она левая, а у Ланса это правая нога!

— Ой, правда! А так, Ланселот? Что ты чувствуешь теперь?

— Что ты откручиваешь мне большой палец моей левой ноги. Спасибо, Инга, но довольно уже, дай мне отдохнуть от боли.

— Ланселот, а ты попробуй теперь встать! — глядя на Ланселота восторженными глазами проговорила Инга.

— Ни в коем случае! — закричала Ванда. — Так можно порвать связки и мускулы, они же у него слабые!

— Ванда права. Не торопи чудо, Инга, — строго сказал Жерар, — всему свое время. Ноги сами скажут Лансу, когда они готовы будут держать его.

— Эй, вы! Помогите-ка мне! — раздался с балкона голос Пятика. Он водрузил на барьер большое конторское кресло на колеси ках и теперь боялся уронить его. Жерар кинулся к нему, поднял руки, подхватил кресло и опустил его на пол. Пятик спрыгнул с балкона, и вдвоем они подкатили кресло к лежащему Ланселоту. Его усадили в него и попробовали везти. Под колесиками раздался хруст стекла, но в общем было ясно, что дело идет. И они покатили кресло к выходу с балкона-оранжереи.

Когда выехали наружу, их охватило холодным ветром. Жерар накинул на плечи Ланселота свою куртку, и они побежали вниз, заботясь только об одном — чтобы кресло с Ланселотом не перевернулось.

Когда они одолели половину сотого яруса и вышли на другую сторону, им пришлось прорываться через клубы смрадного черного дыма.