Читать интересную книгу Паломничество Ланселота - Юлия Вознесенская

— А она не крестила тебя тайком от родителей? — Нет.

— Ох, уж эти современные бабушки! — вздохнула игуменья. — И осталось их мало, и никуда они не годятся. Ну вот что, сегодня вы уже не успеете поговорить с нашим духовником отцом Алексеем, а завтра приходите ровно в полдень: я ему вас представлю, и вы уже с ним вместе решите, как вам быть. Простившись с игуменьей, девушки захотели посмотреть, как устроилась в обители Дженни. Она смутилась, но все-таки повела показывать свою келью. Это оказался низенький дом, поделенный на пять комнатушек, каждая с узкой дверью и крохотным окном. В келейке Дженни они увидели четыре койки, занятые больными женщинами, посередине — стол, заставленный посудой и лекарствами, а под столом — свернутый матрац.

— А где же ты спишь, Дженни? — спросила Ванда.

— На полу, на матраце. Да не беспокойтесь, мне там удобно. Ночью приходится часто вставать к моим больным, а с полу вставать легче. И воздух внизу чище и прохладнее, мы спим с открытой дверью.

Все четверо ее соседок с постелей не вставали, и ей приходилось за ними ухаживать по ночам, когда монахини отдыхали.

— Ты сегодня же переедешь к нам! — решительно объявила Ванда.

— А что сказал мой Ланселот? — хитро улыбаясь, спросила Дженни.

— Он велел тебе ждать его в Гефсимании, но он не знал, в каких условиях ты здесь находишься!

— Милые мои, да вы скоро сами начнете бегать сюда каждую свободную минуту, вы еще не знаете, что такое благодать! — А ты расскажи!

— Это не объяснишь. Это надо прожить и прочувствовать.

Словом, переезжать к Ванде с Ингой она категорически отказалась, но зато сами они обещали завтра снова приехать на остров Елеон.

ГЛАВА 17

Накануне встречи девушек с Дженни Тридцатьпятик без всяких помех спокойно прошел желтый финиш. Его встретили, поздравили и повели на белый балкон к Мессии на исцеление.

На другое утро в "Бегунке" они прочли, что финиш взял паломник, пожелавший остаться неизвестным.

— Странно, — сказал Жерар. — Он так и не назвал свое настоящее имя.

— Не назвал, значит, ему так надо было. Вот скоро ты встретишься с ним, тогда и спросишь, почему он так поступил.

Тридцатьпятик на гонках в этот день не появился.

Инга и Ванда пришли довольно рано и принесли радостное известие Ланселоту: Дженни нашлась!

— Где она? — крикнул им Ланселот.

— Там, где вы провели первую ночь в Иерусалиме!

— Скажите ей, чтобы она там и оставалась. Я ее найду после гонок. И скажите, что я люблю ее.

Слышавшие весь этот разговор зрители на балконе весело и глумливо заржали.

Жерар и Ланселот заметили, что обеих девушек окружают какие-то странные парни в одинаковых серых костюмах. Сначала они было встревожились, но потом сообразили, что это и есть их личная охрана, о которой говорила Ванда.

— Как ты думаешь, эти самые охранники не заложат наших девушек? — спросил Жерар.

— Определенно нет. Они за плату на все готовы, и на предательство, и на верность.

— Надеюсь, на верность, а то пришлось бы отказаться от хлеба, мяса и вина. На паломнической диете мы с тобой не далеко бы ушли.

— Ты думаешь, мы поступаем не совсем честно по отношению к другим паломникам?

— Совсем ты, Ланселот, сбрендил! А когда их болельщики кидают в нас гигиенические пакеты с дерьмом и банки с песком, норовя попасть в голову — это что, честно? И потом, кто мешает им объединить усилия? В каждом номере "Бегунка" пишут о том, что "Веселый катафалк", в котором калеки помогают друг другу, опережает всех паломников на несколько ярусов, но ни разу не писали, что кто-то последовал нашему примеру. И паломникам, и зрителям наши действия не нравятся не только потому, что мы берем финиш за финишем. Тут главное в другом. — В чем же?

— А в том, что мы нарушаем главный принцип существования планетян — каждый за себя против всех. "Бегунок" всегда пишет о нас с иронией и предрекает, что вот-вот наше "противоестественное содружество", как они это называют, развалится. А служители? Ты же видишь, как они смотрят на нас. Я думаю, почти все на этой Башне, и служители, и зрители, с нетерпением ждут, чтобы наше предприятие лопнуло.

— Не дождутся, — сказал Ланселот, но ошибся: кое-что все-таки лопнуло.

Случилось это в полдень, когда ветер особенно свирепствовал. Они проходили слишком близко к балкону, прижимаемые к стене Башни этим колючим южным ветром. К счастью, Жерар в это время шел рядом с коляской с противоположной балкону стороны, и потому только остался жив. Ни он, ни Ланселот сначала не поняли, что случилось. Оба сперва услышали грохот и вопли зрителей, и сразу же вслед за тем громкий треск и скрежет металла о бетон. Коляска остановилась. С балкона раздались торжествующие крики и хохот. Жерар нагнулся и увидел, что ось коляски лопнула, а позади ее на дороге лежит камень размером с голову. Тут же в них полетели банки и другая дрянь.

— Слезай, приехали! Конец "Веселому катафалку"! — глумились с балкона веселящиеся зрители.

— Ставь коляску на тормоз и цепляйся за мои плечи! — крикнул Жерар, подставляя спину Ланселоту: тот послушался, еще не понимая толком, что, собственно, произошло.

Жерар сначала отнес его к барьеру и усадил там, а потом вернулся к коляске, взвалил ее на спину, с трудом удерживая ее за спинку своими культями, и, согнувшись под ее тяжестью вдвое, потащил коляску вверх по дороге. Он не собирался, да и не смог бы при всем желании, отнести ее на большое расстояние, но хотел убрать ее подальше от балкона, с которого в них бросили эту проклятую каменюку. Он все-таки оттащил ее метров на сто и оставил под внешним ограждением, и только после этого вернулся к Ланселоту. Тот сидел бледный как смерть и с ужасом ждал, что скажет Жерар.

— Ничего, — сказал Жерар, — лопнула только ось. Цепляйся за мои плечи, — он снова повернулся к Ланселоту спиной и присел. — Ну ты чего?

— Жерар, кажется, мое паломничество подошло к концу.

— Не болтай. Ты что не понимаешь, как нам повезло?

— Куда как повезло! — Ланселот даже рассмеялся.

— Ну да, повезло! А если бы одному из нас этот камень упал на голову? Они швырнули его с большой силой, только прицелились плохо. Но, видно, зараза-каменюка срикошетила от дороги и ударила прямо в середину оси. И это опять-таки к лучшему — ось просто лопнула, и ее половинки еще можно скрепить, а вот если бы камень попал в колесо или погнул ось…

— Жерар, я благодарен тебе за твою дружбу и твои усилия, но…

— Но сейчас ты немного помолчи, Ланс. Мне сейчас надо думать, как скорее починить твою коляску, а не пустыми разговорами заниматься. Если у тебя будут предложения по ремонту оси, любое будет выслушано с благодарностью. Если же тебе просто вдруг приспичило передо мной мелодраму разыгрывать, сделай одолжение, заткнись! Понял? А теперь хватайся за меня, я отнесу тебя к коляске.

Ланселоту ничего не оставалось, как подчиниться. Но он уже видел сценарий, по которому будет разворачиваться действие дальше, так ясно, как будто все это происходило в Реальности: Жерар будет тащить его на спине, время от времени ссаживая его у ограждения и возвращаясь за бесполезной теперь коляской, которую в конце концов все равно придется бросить. Может, он и дотащит его таким образом до оранжевого старта и даже пройдет его первым, но после-то ему все равно ему придется его покинуть! Никто не позволит ему и дальше нести на спине паломника, который сделал заявку на самый высокий старт. Ну что ж, остальное ясно: когда ночью Жерар уснет, он, Ланселот Озерный, уж как-нибудь найдет способ исчезнуть с трассы и освободить друга. Ему стало спокойно, и он даже поудобнее перехватил руки на плечах Жерара и облегченно вздохнул. Жерар, будто подслушав его мысли, повернул к нему красное лицо и прохрипел:

— Ничего не выйдет! И учти, поганец, если ты попытаешься помешать спасти тебя, я сам тебя сброшу с Башни, как только Мессия починит мне руки! Ты меня понял?

— Понял, понял, — сказал Ланселот и усмехнулся: это сам Жерар еще не понял, что ему, Ланселоту, и в самом деле пришел конец.

И конец этот один — распятие. "Никуда мне от Тебя не деться, — грустно пошутил он про себя, мысленно обращаясь к Христу, — никогда не мечтал я о стигматах, а вот, надо же, того и гляди сподоблюсь…".

Когда на балконе появились Инга с Вандой, Ланселот оставался сидеть, прислонившись спиной к ограждению, и только махал им издали рукой и улыбался все время, пока они, перегнувшись через перила балкона, бросали банки с едой Жерару и, конечно, расспрашивали его о том, что случилось с Ланселотом и где его коляска. Выслушав его, они сразу же исчезли.

Ночью Ланселоту так и не удалось покинуть Жерара. Он просто не успел это сделать. Как только с балконов удалили зрителей, с одного из них с грохотом упал какой-то мешок. Вслед за тем с балкона свесилась веревка. Потом они увидели, как через ограждение перелезла худощавая темная фигурка, скользнула вниз по веревке — и вот перед ними явился Тридцатьпятик! — Привет, ребята, вот и я!