Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, и что же вы слышали? Ходит много слухов, и все хорошие, хотя я буду скучать по мальчику, я знаю это.
— Я не знал, что дело уже решено. Я слышал только, что оно решается.
— Оно решалось, как вы выразились, до прошлого вторника. Хотя он ничего мне не рассказывал об этом. Он говорит, что полагал, будто я стану беспокойным, обдумывая все «за» и «против». Поэтому я ничего не знал до тех пор, пока не получил письмо от лорда Холлингфорда… где же оно? — он достал огромный черный кожаный ящик для разного рода бумаг. И, надев очки, стал читать вслух их заголовки.
— «Обмер строевого леса, новые изгороди», «лекарство для коров от фермера Хаза», «счета Добсона», …гм…гм… вот оно. Теперь прочтите это письмо, — он протянул его мистеру Гибсону.
Это было эмоциональное и благоразумное письмо, объясняющее старому отцу очень простым языком, какие услуги требовались по условиям завещания, распорядителями которого были он и еще трое; как щедрое денежное пособие на расходы и еще более щедрое вознаграждение прельстили нескольких довольно известных людей, которые предложили себя кандидатами на эту должность. Затем лорд Холлингфорд продолжил рассказывать, что после того, как он много раз встречался с Роджером со времени опубликования его статьи в ответ французскому остеологу, у него появились причины думать, что в лице Роджера распорядители найдут все необходимые качества в большей степени, чем у любых других кандидатов. Роджер был глубоко заинтересован этой темой; он приобрел много знаний, и в то же время обладал огромными природными способностями к сравнению и классификации фактов; он показал себя наблюдателем замечательным и скрупулезным, у него был подходящий возраст — самый расцвет здоровья и сил, и он не был связан семейными узами. Здесь мистер Гибсон, размышляя, замолчал. Ему едва ли хотелось выяснять, какими действиями был достигнут результат, он уже знал, что результат есть. Но его размышления снова затормозились, когда взгляд остановился на предложенном вознаграждении, которое, надо признать, было очень щедрым. Затем он внимательно прочитал высокие похвалы, которыми в этом письме осыпали сына перед отцом. Сквайр наблюдал за мистером Гибсоном, ожидая, пока тот дойдет до этой части, и, потерев ладони, он произнес:
— Да! Наконец, вы дошли до этого. Это лучшая часть из всех, правда? Да благословит Бог мальчика! И из вигов, заметьте, что делает успех более значительным. И достигнет еще большего. Говорю вам, Гибсон, думаю, удача, наконец, повернулась ко мне лицом, — протягивая ему для чтения другое письмо. — Это пришло сегодня утром; но я уже подсуетился и сразу послал за старшим рабочим на дренажных работах. И завтра, бог даст, они снова начнут копать.
Мистер Гибсон прочел второе письмо, от Роджера. В некоторой степени это было скромное повторение слов лорда Холлингфорда с пояснением, как он отважился на такой решительный шаг в своей жизни, не посоветовавшись с отцом. Он не хотел оставлять его в неведении, но чувствовал, как никто другой на свете, что, приняв это предложение, он начинал ту жизнь, для которой более всего подходил. А затем он целиком погрузился в деловые вопросы. Он писал, что хорошо знает, через какие страдания прошел его отец, когда ему пришлось бросить дренажные работы из-за нехватки денег; что у него, Роджера, есть возможность занять деньги, которые он должен получить в качестве вознаграждения за свои двухгодичные исследования; и что он также застраховал свою жизнь, чтобы обеспечить выплаты денег, которые он занял, в случае, если не вернется в Англию живым. Он писал, что сумма, которую он одолжил за это поручительство, будет сразу же отправлена его отцу.
Мистер Гибсон положил письмо, не говоря ни слова какое-то время, затем сказал:
— Ему придется заплатить изрядную сумму, чтобы застраховать свою жизнь за морем.
— У него есть стипендия, — ответил сквайр, немного подавленный замечанием мистера Гибсона.
— Да. Верно. И он сильный юноша, насколько я знаю.
— Хотелось бы мне рассказать его матери, — произнес сквайр приглушенным голосом.
— Кажется, все теперь улажено, — сказал мистер Гибсон, скорее в ответ на свои собственные мысли, чем на слова сквайра.
— Да! — ответил сквайр, — и они не позволят ему мешкать. Он должен уехать сразу же, как только соберет свои научные пожитки. Мне уже почти хочется, чтобы он не уезжал. Кажется, вам не вполне это нравится, доктор?
— Да нет же, — ответил мистер Гибсон более радостным тоном. — «Теперь ничего не поделаешь, разве что причинишь вред», — подумал он про себя. — Право, сквайр, я думаю, это большая честь иметь такого сына. Я, признаться, завидую вам. Вот юноша двадцати трех — двадцати четырех лет отличился во многих отношениях, и такой простой и любящий дома, каким нужно быть парню… и без всякой помощи.
— Да, да. Он намного больше мне сын, чем Осборн, которому всю его жизнь помогали совсем ни за что, как можно сказать.
— Полно, сквайр. Я не должен слышать ни слова против Осборна. Мы можем хвалить одного, но не бить другого. У Осборна не такое крепкое здоровье, как у Роджера, оно не позволило ему так усердно работать. На днях я встретил человека, который знал его преподавателя в Тринити, и конечно, мы начали болтать о Роджере — не каждый день можно причислить старшего рэнглера к своим друзьям, и я горжусь парнем, почти как вы. Этот мистер Мейсон рассказал мне, что его преподаватель сказал, что только половиной успеха Роджер обязан своим умственным способностям; другой половиной он обязан своему превосходному здоровью, которое дало ему возможность работать более усердно и непрерывно, чем могут большинство людей, не причиняя себе страданий. Он сказал, что за весь свой жизненный опыт не знал никого с подобной способностью к умственному труду, и что Роджер мог возвращаться со свежим желанием к занятиям после более короткого перерыва на отдых, чем большинство людей. Теперь я, как доктор, нахожу, что большинством своих преимуществ он обязан физической основе достаточно хорошего телосложения, которого нет у Осборна.
— У Осборна тоже могло бы быть хорошее телосложение, если бы он больше выходил из дома, — уныло произнес сквайр. — Но кроме тех случаев, когда он может побездельничать в Холлингфорде, он не имеет желания выходить вообще. Я надеюсь, — продолжил он, взглянув с внезапным подозрением на мистера Гибсона, — он не засматривается на одну из ваших девочек? Я не хочу обидеть, вы знаете, но он унаследует поместье, и брак не будет свободным, он должен жениться на деньгах. Думаю, что мог бы позволить это Роджеру, но Осборн — старший сын.
Мистер Гибсон покраснел. На мгновение он обиделся. Затем, уловив в словах сквайра частичную правду, он вспомнил их старинную дружбу, и поэтому заговорил тихо и кратко.
— Я не думаю, что происходит что-то подобное. Я не так много времени провожу дома, вы знаете, но я никогда не слышал и не видел ничего, что заставило бы меня предположить, что таковое имеет место. Когда увижу, я дам вам знать.
— Ну же, Гибсон, не уходите и не обижайтесь. Я рад, что мальчики ходят в приятный дом, и я благодарен вам и миссис Гибсон за то, что сделали его приятным. Только избегайте любви. Она не принесет пользы. Это все. Я не верю, что Осборн когда-нибудь заработает фартинг, чтобы содержать жену, пока я жив, и если мне было бы суждено умереть завтра, она бы принесла немного денег, чтобы вычистить поместье. И если я говорю, как мне не следовало делать прежде… немного резко… так вот, это потому, что меня беспокоит множество забот, о которых никто не знает.
— Я не собираюсь обижаться, — сказал мистер Гибсон, — но давайте лучше поймем друг друга. Если вы не хотите, чтобы ваши сыновья так часто приходили в мой дом, скажите это им сами. Мне нравятся юноши, и я рад повидаться с ними. Но если они приходят, вы должны принять последствия, какими бы они ни были, и не винить ни меня, ни их за то, что может случиться из-за частого общения двух молодых людей и двух юных девушек. И более того, хотя, как я сказал, я не вижу ничего, что пугает вас в данный момент, и пообещал рассказать вам о первых симптомах, которые замечу, и все же дальше этого я не пойду. Если в будущем возникнет привязанность, я не стану вмешиваться.
— Я бы не столь возражал, если бы Роджер влюбился в вашу Молли. Он может постоять за себя, и она необычная, прелестная девушка. Моя бедная жена так любила ее, — ответил сквайр. — Я думаю об Осборне и поместье!
— Хорошо, тогда скажите ему не приходить к нам. Мне будет жаль, но вы будете спокойны.
— Я подумаю об этом. Но им трудно управлять. Я всегда выхожу из себя, прежде чем смогу высказать ему свое мнение.
Мистер Гибсон выходил из комнаты, но при этих словах повернулся и накрыл ладонью руку сквайра.
— Примите мой совет, сквайр. Как я сказал, еще не сделано никакого вреда, насколько я знаю. Предупреждение лучше лечения. Поговорите, но поговорите мягко с Осборном и сделайте это сразу. Я пойму, если он не покажется в моем доме несколько месяцев. Если вы мягко поговорите с ним, он примет совет от друга. Если он заверит вас, что опасности нет, конечно, он будет приходить как обычно, когда захочет.
- Атлант расправил плечи. Книга 3 - Айн Рэнд - Классическая проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Классическая проза
- Часы - Шолом Алейхем - Классическая проза
- Порченая - Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи - Классическая проза
- Абрам Нашатырь, содержатель гостиницы - Михаил Козаков - Классическая проза