17 ноября началось контрнаступление войск Южного фронта под Ростовом-на-Дону, а 29 ноября наши войска освободили его, заставив бежать из города танковые и моторизованные дивизии 1-й танковой армии генерала Клейста, им разрешение на поспешное отступление дал сам фельдмаршал Рундштедт, командующий группой армий «Юг». В танковых дивизиях этой группы оставалось по 25–30 танков, а потери в живой силе достигали 50 % [567]. Гитлер, узнав об отступлении, тут же снял фельдмаршала Рундштедта с должности, но заступивший на его место фельдмаршал Рейхенау подтвердил отход войск, несмотря на все протесты фюрера. Поражение 1-й танковой армии генерала фон Клейста заставило противника на длительное время перейти к обороне на всем южном направлении; был сорван замысел врага еще в 1941 году прорваться на Северный Кавказ. Контрнаступление войск Южного фронта под Ростовом было второй победной операцией Красной Армии в летне-осенней кампании 1941 года. Оно показало, что самые отборные немецко-фашистские войска могут быть успешно биты; оно укрепило веру в свои силы у советских войск, а это имело особо важное значение перед контрнаступлением под Москвой. В эти же дни пришло сообщение об освобождении войсками генерала К. Мерецкова города Тихвина и разгроме при его освобождении одного из лучших армейских корпусов фашистской Германии. Таким образом, попытка немецких войск соединиться с финнами для овладения Ленинградом потерпела полную неудачу и тогда немецко-фашистские захватчики приступили к варварскому обстрелу города тяжелой артиллерией, от которого больше всего страдало гражданское население.
Удары советских войск под Ростовым и Тихвином, завершившиеся поражением ростовской и тихвинской группировок врага, сковали его силы на севере и юге и не позволили ему перебросить под Москву группе армий «Центр» ни одной дивизии. Это облегчило войскам Западного фронта ведение оборонительной операции и способствовало созданию благоприятных условий для перехода советских войск в контрнаступление под Москвой. Таким образом, с середины ноября по 5 декабря стратегическая инициатива постепенно переходила в руки советского командования.
Сил для широкого охвата Москвы у немцев уже не было. Они подходили к той роковой черте, когда наступательный порыв войск угасал, все резервы были израсходованы, и единственное что подгоняло гитлеровских генералов вперед был страх, который они испытывали перед Гитлером, и он был сильнее их страха за свою жизнь. Однако немецко-фашистское командование все еще не хотело считаться с фактом провала своего наступления. Фельдмаршал фон Бок в приказе от 2 декабря писал: «Противник пытается облегчить свое положение, перебрасывая целые дивизии или части дивизий с наименее угрожаемых на наиболее угрожаемые участки фронта. Прибытие нового пополнения было замечено только на одном участке и в небольшом количестве… Оборона противника находится на грани своего кризиса» [568]. Из этой выдержки видно, насколько далеки были фашистские генералы от подлинного понимания обстановки.
От нескончаемых потерь ударные группировки немцев утрачивали свои наступательные возможности, и соединения группы армий «Центр» в первых числах декабря на всех участках фронта стали останавливаться и выжидать развития событий; сил продолжать наступление у них уже не было. Не было и резервов: на всем фронте от Финского залива до Черного моря у гитлеровского командования имелись лишь три-четыре пехотные дивизии, перебрасываемые с одного участка фронта на другой. Все больше командиров дивизий и корпусов докладывали о своей неспособности продолжать наступление из-за больших потерь, которые никак не восполнялись. Потом последовали доклады командующих армиями, общим в них была одна и та же фраза: «Наступательные возможности в значительной степени исчерпаны». [569]
Однако политические и военные руководители фашистской Германии упорно не хотели считаться с фактами. Даже в последний день ноября, когда немецкое наступление по существу захлебнулось, Гальдер в разговоре с командующим группой армий «Центр» продолжал настаивать на том, что «нужно попытаться разбить противника, бросив в бой все силы до последнего». А на следующий день, оценивая положение под Москвой, он делает в своем дневнике запись: «Сопротивление противника достигло своей кульминационной точки. В его распоряжении нет больше никаких сил». И это писалось в то время, когда советским командованием было уже сосредоточено под Москвой несколько свежих армий, осуществлявших последние приготовления к переходу в контрнаступление. [570]
1 декабря командующий группой армии «Центр» дал Верховному командованию сухопутных сил телеграмму, в которой он еще раз обратил внимание на удручающее состояние своих войск и высказал мысль, что «полное уничтожение» противостоящей нам русской армии является не более чем фантазией. «Но даже если невозможное станет возможным, — докладывал генерал-фельдмаршал фон Бок, — у меня все равно не хватит войск, чтобы окружить город и плотно запечатать его с юго-востока, востока и северо-востока. Таким образом, проводящееся сейчас наступление является атакой без смысла и цели, особенно учитывая тот факт, что время приближается к роковой черте, когда силы наступающих войск будут полностью исчерпаны» [571]. Странно это было слышать от фельдмаршала, настаивавшего еще в середине ноября на продолжении наступления, а сейчас признававшим невозможность его вести.
Даже когда наступление немецко-фашистских войск было приостановлено, и назревала необходимость заранее подготовить в тылу оборонительные рубежи, никто из гитлеровских генералов не осмеливался отдать такое распоряжение в войска. Гитлер «запрещал оборудовать тыловые оборонительные позиции, считая, что их наличие ослабляет у сражающихся воинской части волю к борьбе» [572]. Каждый, кто предлагал Гитлеру готовить в тылу оборонительные позиции и подготавливать захваченные города к обороне, приобретал репутацию пораженца, и фюрер переставал доверять таким генералам.
Не лучше шли дела у гитлеровского командования и с поддержанием своего господства в воздухе. Авиация противника при налетах на Москву несла большие потери и ее эффективность стала сильно снижаться. Первый массированный налет на Москву немцы произвели в ночь с 21 на 22 июля, четырьмя последовательными эшелонами с западного, северо-западного и юго-западного направления, в котором участвовало до 2200 самолетов. Освещенные в небе самолеты противника, были встречены истребительной авиацией и огнем зенитной артиллерии, и лишь одиночным самолетам удалось прорваться к городу и сбросить, главным образом, зажигательные бомбы. 22 самолета было сбито [573]. В конце июля и в августе продолжались попытки германской авиации нанести ночные бомбовые удары по Москве, но столица была надежно прикрыта. Немецкие летчики несли большие потери, только отдельные самолеты прорывались к городу. Вместе с наступлением на Москву сухопутной группировки немецко-фашистских войск немецкая авиация в октябре совершила 31 налет, в котором участвовало 2018 самолетов; к городу прорвалось 72 самолета. В ноябре, несмотря на смену тактики и полеты к Москве небольшими группами, как в ночное, так и дневное время на разных высотах, потери бомбардировочной авиации продолжали расти, а к городу из 41 воздушного налета прорвалось всего 28 самолетов [574]. Неба над Москвой немецкие летчики стали бояться, и это был первый признак ожидавшего немцев поражения на земле.
После провала октябрьского и ноябрьского наступлений на Москву и разгрома группы Клейста под Ростовым главнокомандующий сухопутными силами вермахта генерал-фельдмаршал Браухич вместе с другими видными генералами, таких как Лееб, Рундштедт, Гудериан, Шмидт, потребовали от Гитлера приостановить наступление и настаивали на отводе германских войск на более выгодные рубежи, на которых можно было бы закрепиться на зиму и подготовиться к новому наступлению. Кроме того, Браухич возражал против отправки дополнительных сил в Ливию, где германо-итальянские войска вынуждены были отступить под натиском англичан. Гитлер отклонил требования своего генералитета, указав, что отступление германской армии создало бы угрозу фашистской власти и подорвало бы веру союзников в силы Германии. В самый разгар московского сражения Гитлер отстранил генерала Браухича от должности главнокомандующего сухопутными силами вермахта и возложил эти обязанности на себя. Однако расхождение взглядов на продолжение войны обострили противоречия между Гитлером и его генералитетом, и они приняли настолько открытые и резкие формы, что даже немецкая печать вынуждена была обратиться к генералитету с призывом «остаться верными Гитлеру». [575]