Читать интересную книгу Белый раб - Ричард Хилдрет

Во время всех этих домашних бед, которые, как утверждала миссис Томас, изо дня в день подтачивали её здоровье и усиливали приступы лихорадки, постоянно её мучившей, единственным её доверенным лицом и утешительницей была Касси. Ближайшие соседи жили на расстоянии нескольких миль. Хозяйки этих соседних усадеб, если только там вообще были хозяйки — так как некоторые плантаторы предпочитали вместо белой жены иметь чернокожую экономку, — будучи сами родом из Виргинии и Кентукки, относились к янки с не меньшим презрением, чем тётушка Дина. А у миссис Томас не хватило настойчивости сделать своё общество для них полезным или приятным и тем самым победить укоренившийся в них предрассудок. Мало радости видела она и от мужа. Каким бы он ни был в дни, когда ухаживал за ней, теперь она давно уже уступила своё место в его душе любимой сигаре, мятной водке и жевательному табаку, и для того, чтобы избавиться от её постоянных и, как он выражался, пустяковых жалоб, он старался возможно меньше попадаться ей на глаза. Её падчерица, четырнадцатилетняя девочка, по-видимому, была настроена против мачехи и действовала заодно с тёткой Диной, точно так же как прачка, швея и вся остальная прислуга. Все они разными своими выходками доводили миссис Томас до такого состояния, что однажды она поделилась с Касси своими опасениями, что эти отвратительные чернокожие погубят не только её здоровье и красоту, которые уже и так сильно пострадали от лихорадки, но также и её душу. Она была уверена, что, живя на плантации, на спасение души рассчитывать трудно.

Касси прониклась чувством горячей благодарности к своей несчастной госпоже. Она глубоко сочувствовала как её нравственным страданиям, которые ещё больше усиливались от болезни, тоски и всякого рода неудач, так и тому тяжёлому одиночеству и поистине рабскому положению, на которое она, продав себя, была теперь обречена. Она видела, что ей, с её живым, деятельным характером, особенно трудно смириться с этим вынужденным бездействием и с тем, что, хоть её и звали хозяйкой, она фактически ничем не распоряжалась и ничего не знала у себя в доме. Касси делала всё, чтобы успокоить и развлечь свою хозяйку; её ровный, жизнерадостный и мягкий характер помогал ей в этом, и вскоре миссис Томас не могла уже без неё обходиться. Это обстоятельство поставило Касси в довольно сложные взаимоотношения с остальными служанками, которые готовы были распространить своё неприязненное и даже враждебное отношение к госпоже и на её камеристку. Однако природные приветливость и обходительность помогли Касси изменить это положение. Оказывая всем разные мелкие услуги, стараясь говорить всем одно только приятное — а ей всегда доставляло удовольствие делать других счастливыми, — она сумела даже завоевать расположение самой тётки Дины и спокойно вторгаться в её владения, на что её госпожа никак не решалась.

Миссис Томас не отличалась ни особым умом, ни добротой, и по временам она даже изливала на Касси своё дурное настроение и капризы. Но тем не менее старательные заботы камеристки и её преданность вызвали в миссис Томас желание чем-то отблагодарить её. Обнаружив, что Касси никогда не учили читать — так как никто из её прежних хозяев не считал это нужным, — миссис Томас принялась учить её, а вместе с ней и её маленького сына чтению и продолжала свои занятия даже и после того, как мистер Томас в шутку пригрозил отдать её под суд за то, что она обучает рабов грамоте. Миссис Томас была очень довольна тем, что наконец нашла себе дело, и не только научила Касси шить и вышивать, но стала даже давать ей уроки музыки. В доме у неё было фортепьяно; мистер. Томас кутил его ещё на Севере к свадьбе и перевёз сюда на пароходе. Вскоре Касси, у которой был хороший слух, опередила свою учительницу, что, вообще-то говоря, было нетрудно сделать.

Так всё продолжалось года четыре, пока миссис Томас не умерла от тяжёлой жёлчной горячки. После её смерти Касси пришлось испытать новые превратности судьбы.

В Маунт-Флэт она уже больше была не нужна, и мистер Томас, надеясь вернуть крупную сумму, когда-то заплаченную за неё в Августе, отправил Касси вместе с её маленьким сыном на продажу в Новый Орлеан.

Среди покупателей оказался некий мистер Кертис. Родом он был из Бостона и имел в этом городе большие связи. Как и многие другие уроженцы Бостона, он ещё в молодые годы перебрался в Новый Орлеан. После того как он основал там своё собственное предприятие, которое давало ему хороший доход, он, как это часто случается в этом городе с северными дельцами, стал следовать местным обычаям, сошёлся с молодой, красивой мулаткой и так сильно привязался к ней, что, когда она умерла — а это случилось совсем недавно, — оставив ему маленькую дочь, года на три-четыре моложе Монтгомери, он очень по ней горевал.

Мистер Кертис стремился к спокойной семейной жизни. Когда боль утраты после смерти его возлюбленной улеглась, он стал посещать невольничьи тюрьмы в поисках другой женщины, которая могла бы заполнить пустоту в его жизни. Красота Касси произвела на него сильное впечатление, и он купил её, а вместе с ней и её маленького сына. Всё это я сейчас рассказываю спокойно, но ты, читатель, сам поймёшь, что я переживал, слушая этот рассказ из уст самой Касси!

Вскоре после того, как мистер Кертис поручил Касси своё домашнее хозяйство, в то время очень скромное, и воспитание своей маленькой дочери, он, хоть и очень деликатно — так как это был человек обходительный и джентльмен в полном смысле этого слова, — выразил ей своё намерение вступить с ней в более близкие отношения.

Он немало был изумлён, увидев, что Касси, не в пример другим, остаётся совершенно равнодушной к его предложениям и даже старается сделать вид, что не понимает, чего он от неё хочет. Но так как он гордился, и не без основания, впечатлением, которое он производил на женщин, и своим успехом у них и, помимо всего прочего, в большей мере был человеком чувствительным, чем страстным, — покорить сердце женщины, пусть даже самой смиренной, было для него гораздо заманчивее, чем овладеть её телом.

Когда господин дарит своей любовью невольницу, человек высокопоставленный — женщину ниже его по положению, король — свою подданную, а знатный дворянин — крестьянку и даже какую-нибудь горожанку, для них обычно не составляет труда добиться победы. Что же касается невольницы, то, как ни мимолётна возникающая у неё связь с кем-нибудь из свободных людей, отношения эти всё же на какое-то время как бы приподнимают её над прежним приниженным состоянием и, ставя её в положение любовницы, тем самым возвышают её в собственных глазах и в глазах всех остальных рабов больше, чем любая связь с таким же рабом, как она. Ведь если связь, в которую вступают рабы, даже и назовут браком, то это ещё ничего не значит; в глазах закона она остаётся не чем иным, как временным сожительством, которое не даёт никаких прав, оставляет детей без отцов и может в любой момент окончиться не только по капризу самого мужа, но и по прихоти его хозяина и даже кредиторов последнего.

Действительно, всё та же гордость заставляет женщину высших слоёв с инстинктивным ужасом избегать всякой связи с мужчиной низшего класса, считая её чем-то для себя унизительным, и дело здесь уж не в цвете его кожи, а в его общественном положении. В силу этой же гордости утончённая и хорошо воспитанная белая женщина откажется выйти не только за негра, но и за какого-нибудь неотёсанного ирландского крестьянина, даже если он будет походить на самого Аполлона, а когда хорошенько умоется, то и на Адониса. Именно эта гордость побуждает невольницу броситься в объятия любого стоящего выше её мужчины, который удостаивает её своей любовью. То же самое стремление к более высокому положению в обществе, которое делает свободную женщину столь осторожной и сдержанной, в такой же мере делает невольницу податливой и доступной. Именно потому, что, с точки зрения благоразумия, которым женщина всюду руководствуется в своём выборе в гораздо большей степени, чем предпочтением, чувствам или страстью, незаконная связь с любым мужчиной более высокого звания оказывается во всех отношениях выгоднее любого законного брака, даже если бы для неё был возможен брак с таким же рабом, как она, который в действительности неосуществим.

В самом деле, только любовь Касси ко мне, которая теперь подвергалась такому испытанию, совершенно необычному в наших цивилизованных странах, и романтическая мечта, что рано или поздно мы всё равно должны встретиться, позволили ей противостоять всем усилиям мистера Кертиса завоевать её сердце, усилиям, которых, как он, смеясь, говорил ей, было бы достаточно, чтобы половина всех белых девушек Нового Орлеана или Бостона согласились выйти за него замуж.

Помимо того, что мистер Кертис был человеком тонких чувств, которых не могла в нём заглушить даже нездоровая атмосфера Нового Орлеана, он был натурой в высшей степени романтической. Поэтому он всячески одобрял искреннюю привязанность Касси и её постоянство, в надежде, правда, что со временем всё это обратится на него самого. Но вместе с тем он просил её не губить своей молодости и красоты, оставаясь на всю жизнь вдовой — ибо наша разлука с ней была, по его славам, во всех отношениях равносильна смерти, — и не отказывать из-за одного упрямства и себе и ребёнку в лучшем из возможных для них обоих положении: он обещал в случае её согласия на брак с ним дать свободу и ей и сыну.