Пример подобного домашнего воспитания можно видеть в опубликованных письмах Пастон, относящихся к середине пятнадцатого столетия. В этом письме некая дама советует своему двоюродному брату поскорее избрать для его дочери подходящего мужа, ибо девушка находится как раз в соответствующем возрасте. «Ведь никогда — пишет она далее — дитя твое не имело столько забот и печали, сколько теперь; она не должна разговаривать ни с одним мужчиной, кто бы он ни был; она не смеет говорить ни с одним из слуг, находящихся в доме ее матери, а с самой Пасхи она регулярно по два раза в неделю подвергается порке; иногда ее секут даже два раза в день и бьют, куда попало. Так, в данный момент у нее три или четыре большие раны на голове».
Эта самая Агнесса Пастон предложила воспитателю ее сына высечь последнего и методически сечь его до тех пор, пока мальчик не исправится. «Мальчику» этому было тогда уже пятнадцать лет. В одном из сочинений Фанбурга кто-то спросил вдову Аманду, почему она выходит вторично замуж, когда не любит своего нареченного. Аманда ответила: «Если я откажусь, моя маменька будет бить меня»! Другая, когда ей сообщили о прибытии жениха, сказала: «Делать нечего, нужно затянуть корсет, хотя знаю, что меня здорово высекут за это, так больно, что кровь будет струиться по моему телу».
Доктор Джонсон не упускает ни одного подходящего случая, чтобы не использовать его для восхваления розги и чудного действия ее не только в школе, но и в домашнем быту. Бузвелл рассказывает о нем, что, когда доктор Джонсон увидел нескольких барышень, отличавшихся своим безукоризненно любезным обхождением, и когда ему было сказано, что такому качеству они обязаны исключительно строгим наказаниям, практиковавшимся матерью девушек, — он воскликнул, пародируя слова Шекспира:
«О, розга! Я чту тебя за это.»
А ведь, Джонсон в этой области слыл авторитетом, ибо если дома его и не часто угощали «березовой кашей», то, по его собственному признанию, он особенно объелся ею в школе. Когда однажды кто-то сказал ему комплименты за отличное знание им латинского языка, он возразил: «Помилуйте, мой учитель честно наказывал меня розгой, в противном же случае, я ровно ничему не научился бы, ибо ничего не делал бы».
В отношении принципа «жена да боится мужа своего» считаем необходимым упомянуть, что во время всего англосакского периода в Англии муж имел право, по собственному разумению, «учить» жену свою розгой, плетью или другим избранным им инструментом Гражданское право разрушало каждому супругу за одно преступление flagellis et tustibus acriter erberare uxorem, в других случаях только modicam castipationem adhiberc. «Но», говорит Блекстон в своих комментариях, «у нас в Англии, под благородным правлением короля Карла II, подобные права мужа находились под большим сомнением, и в настоящее время жена найдет себе защиту против обижающего ее мужа у участкового мирового судьи. И только в низших слоях населения, вообще склонных к рутинерству и избегающих всяких новшеств, можно встретиться еще и теперь с применением упомянутого выше преимущества супруга на деле».
Ученые никак не могут сговориться по вопросу о том, что именно следует понимать под выражением «мягкое наказание», и каким именно инструментом оно производится. Один из важнейших параграфов общих законоположений страны относительно соответствующего количества розог гласит: «Три удара метловищем куда угодно, за исключением головы». В другом параграфе говорится, что палка, которой наносятся удары, должна быть такой же длины, как рука наказывающего, толщина же ее должна равняться толщине его большого пальца.
Некий супруг имел обыкновение уверять свою жену в том, что если бы он хотел бить ее палкой известной крепости, то должен был бы со спокойной совестью прибегнуть к пруту или к руке. Некоторые мужья, не желавшие обнаруживать особенной строгости, ограничивались орешниковой веткой толщиною в мизинец. На одном из церковных стульев в Стратфорте изображен резьбой на дереве мужчина, который угощает свою жену несколько большим, нежели modicam castigationem, при чем положение женщины настолько же оригинально, насколько и неудобно.
Следующие выдержки заимствованы из дневника Пеписа.
12 мая 1667 года.
Сегодня моя жена уличила прислугу в том, что она тайно вышла из дому, и наказала ее телесно, после чего девушка заявила, что оставаться у нас на службе более не желает. Я лично допросил ее и при этом услышал столько лжи, что ее уход может меня только порадовать. Пусть убирается завтра же.
10 июня 1667 года.
Был в Гринвич, где застал массу народа. Оказалось, что должна была состояться «кавалькада» [11] по адресу констебля города, который дошел до того, что допустил свою жену наказать себя.
Ссылаясь на «Протестантский Меркурий», Малькольм сообщает оригинальный случай, относящейся к концу семнадцатого века.
Жена одного переносчика тяжестей в окрестностях Дана с такой силой и с таким усердием дубасила своего мужа, что бедняга, ища спасения в бегстве, выпрыгнул в окно на улицу. Возмущенные подобным скандалом, соседи избитого мужа устроили «кавалькаду», т. е. дефилирование пешком с барабанным боем и знаменосцем, на древке которого, вместо знамени или флага, была прикреплена… сорочка. Барабанщик выбивал марш под названием «Остолопы, петухи безмозглые, марш вперед!», причем около семидесяти разносчиков угля, извозчиков и переносчиков тяжестей замыкали процессию, украшенные огромными, прикрепленными к голове рогами. Любопытные зрители были в восторге от этой «кавалькады» на своих двоих и награждали мстителей за поруганное достоинство мужчины щедрыми подачками.
Во времена «семейных наказаний» не забывали также прислугу и ремесленных учеников. Некоторые, зараженные пуританством писатели, касающиеся в своих трудах отношений господ к своей прислуге и служащим вообще, наделяют барина и барыню обязанностью также и наказывать своих подчиненных, причем один из них выражается так: «Я слышал от умудренных опытом людей, что совершившему преступление доставляет огромное удовольствие, если мужчину наказывает мужчина, а женский пол — женщина. Ибо не подобает мужчине дойти до того, чтобы его била женщина, а девушки в то же время сильно портятся, если получают удары от руки мужчины».
Что касается телесных наказаний находящихся в выучке учеников, то по этому поводу существует интересная история о шотландском ученике сапожника, но за достоверность ее мы не ручаемся. Город Линлитгоф в Шотландии славится своей сапожной и башмачной мануфактурой, и в прежние времена множество мальчиков в качестве учеников находили себе там занятие. Часть из них были сироты и воспитывались со стороны своих хозяек на совершенно ортодоксальный манер. Женщины Линлитгофа вообще, очевидно, прекрасно владели и управлялись пресловутым ремнем, причем об одной не в меру дородной особе рассказывают, что в течение десяти минут она приводила к повиновению и наказывала полдюжины учеников ее мужа. И другие женщины также великолепно обращались с орудиями телесных наказаний, и в конце концов постоянно избитые мальчики начали crescendo возраставшим ропотом заявлять вполне справедливые протесты против жестокого с ними обращения хозяек, заявляя, что им уже невмоготу так часто укладываться на колени жен своих мастеров. Дело кончилось тем, что мальчишки по взаимному уговору решили отомстить. Избран был день, когда месть должна была восторжествовать. Заговорщики узнали, что четверо мастеров их начальников, собрались по какому-то экстраординарному случаю поехать в Эдинбург. Эти четверо как раз оказались те, чьи жены наиболее часто и сурово наказывали учеников. Судьба явно благоприятствовала юным мстителям! В определенное время мальчишки набросились на ничего не подозревавших женщин, схватили каждую из них в ее собственном доме и, надлежащим образом приготовив к наказанию, что есть силы нанесли ей оптом и в розницу по несколько ударов тем же самым ремнем, который так часто прогуливался по их «казенному месту». Хотя каждая из избитых женщин и клялась жестоко наказать своих обидчиков, но когда обнаружилось, что она не одна пострадала, решено было скрыть о происшедшем скандале, и только долгое время спустя хозяева узнали, каким именно образом был спровоцирован учениками день их отсутствия из Линлитгофа.