Читать интересную книгу Адептус Астартес: Омнибус. Том II - Энди Смайли

— Вы вдевятером составите мою почетную стражу, — объяснил Тендзин, пока остальные стояли по стойке смирно. Возможно, это будет единственным способом контролировать их, ничто не удерживает «жажду» так, как гордость, — мы выступим одним отделением.

Скауты рявкнули в унисон, показав свой энтузиазм. Они хотели впечатлить нового капеллана, в особенности такого почитаемого, как Тендзин.

— Наши местные информаторы докладывают о возможном заражении в одном из поселений на дальней стороне Бабатриксих гор. Мы проведем расследование и, при необходимости, зачистим скверну. Это ясно?

Тендзин был обеспокоен. ДЕВЯТЬ молодых скаутов, похоже, покорятся «ярости» в грядущей битве, в их первой битве в качестве Ангелов Сангвиновых. Такого количества не было никогда, в особенности среди молодых посвященных. Обычно «жажда» вырабатывалась со временем. Постоянные битвы, опыт пролития крови и убийства врагов Императора, осознание трагической судьбы Сангвиния. Чаще всего «жажду» возбуждали эти факторы, и она проявлялась у долго служивших Ангелов. Первая рота, рота смерти, была полна ветеранов, старейших, самых опытных и омытых кровью воинов ордена.

Не смотря на это, рота смерти носила свои имя не просто так. Самые могучие и неуязвимые десантники, служащие в ней, принесли смерть бессчетному числу врагов Императора. И себе. Потерянные в безумии «ярости», жаждущие крови, насилия и битвы, многие вступали в битву с многократно превосходящим их врагом, которого даже они не смогут победить. Не зависимо от того, насколько славными и величественными были победы роты смерти, на Ваалий Троицу всегда возвращалось меньше десантников, чем отбыло. Рота смерти несла большие потери, чем любая другая рота Ангелов Сангвиновых. Они были омыты большим количеством крови, чем мог желать даже Кхорн. Тендзин вздрогнул, вспомнив о судьбе своего предшественника на Хегелиане 9.

Девять едва принятых скаутов на грани «ярости» казались чем-то невероятным, но Тендзин отбросил беспокойство. Возможно, я ошибаюсь, может быть, они просто преисполнены благоговением. Прошло уже много времени с тех пора, как я смотрел в глаза настолько неопытным воинам. Посмотрим, что битва сотворит с их душами.

* * *

Верховный жрец утомленно погрузился в густую, вязкую жидкость, позволив ей обхватить его тело, создать вокруг кожи слой глубокого блестящего красного, постепенно просачивающегося сквозь узловые точки черного панциря. Он откинулся в своём церемониальном саркофаге, на котором были высечены древние символы предыдущих верховных жрецов, и позволил крови окутать его, оставив на виду в почтительной тишине храма только лицо и грудь.

— Дети мои, вы можете идти, — прошептал Ансатсу. Его голос отражался и петлял в тишине между колоннами санктума.

Трое мужчин низко поклонились и сняли механизмы со своих шей, позволив блестящим каплям крови стечь на безупречно чистый каменный пол. Почтительно прождав несколько долгих секунд, мужчины распрямились и неуклюже пошли к выходу из святого чертога. Они хромали и ковыляли из-за неестественно мускулистых тел. К тому времени, как они вышли, перед лицом Ансатсу встала на место тяжелая плита, закрывшая его в ритуальном положении отдыха верховного сангвинарного жреца.

Он медитировал лежа, ощущая деликатное давление крови на тело, заменяющее привычные твердое металлическое ощущение брони теплым прикосновением свежей жидкости. По поверхности умиротворенно прокатывались крошечные волны, проходящие сквозь узловые механизмы черного панциря жреца, будто притянутые каким-то давно позабытым осмотическим процессом.

Ансатсу закрыл глаза и сконцентрировался на том, как бежит его кровь, представляя смешивание свежей и застоявшейся жидкостей, накачивающих его улучшенное тело новой энергией под усиленное биение двух сердце. Кровь прошла сквозь его омофагию, и жрец немедленно почувствовал эффект. По его телу постепенно разбегалось тепло, покрывая его кожу ощущениями боли и наслаждения, заставляя потерять ориентацию и превращая емкость, в которую он был погружен, в короб с клинками и огнем. Ансатсу со всплеском дернулся, и в темном пространстве саркофага пошла рябь. В его крови горело великолепие Сангвиния.

С неожиданным шипением разгерметизации украшенная крышка саркофага вернулась в стену санктума, и волна холодного сухого воздуха ударила в лицо Ансатсу. Его глаза резко открылись и он сел прямо, выплеснув кровавый дождь через край резервуара, обрызгавший вычурную крышку одного из саркофагов, стоявших у стен ритуального зала.

Жрец прошел по холодному полу, оставляя кровавые следы, к алтарю, на котором лежал Эксангвинатор. Подняв его с подставки, верховный жрец пристегнул механизм к специальному крану на шее, который устанавливался во время ритуала восхождения в верховное жречество. Устройство сразу же пробудилось к жизни, благодаря части Сангвиния, бегущей в нём. Механизм издавал тихие щелчки, засасывая запас драгоценной крови Ансатсу в резервуар на ручке. Наконец, отцепив устройство от шеи, жрец отсоединил резервуар и налил небольшое количество крови в церемониальные кубки, установленные на алтаре, подготовленные для неофитов и недавно посвященных.

* * *

Ночь была разорвана оранжевыми лучами низко нависшей луны. Мотоциклы скаутов с ревом мчались по узкой горной дороге, сбивая камни, собирающиеся в небольшие обвалы. Из мощных фар вырывались конические лучи, освещающие пейзаж и подсвечивающие колонну скаутов изнутри. Путь был таким узким, что отделение двигалось друг за другом, но мотоциклисты были уверены в себе и неустрашимы. Они подскакивали и уклонялись на неровной почве, передвигаясь на самом краю обрыва слева и сдирая краску с брони о стену горы, находящуюся справа. Тендзин поднял сжатый кулак и остановился на гребне возвышенности. Скауты подчинились, заглушили двигатели, погасили свет и молча заняли позиции за спиной капеллана. Его силуэт подсвечивался луной и был окружен мерцающей аурой золотого света. Тендзин знал толк в драматизме и при этом понимал, какое большое значение имеет благоговение, когда возглавляешь отделения проклятых. Капеллан включил комм и раздалось шипение статики.

— Соблюдайте тишину. Нагабоши и Эндо — со мной. Остальные — держать позицию.

Два скаута из первой линии слезли с мотоциклов и заняли позиции рядом с Тендзином. Троица величественно возвышалась на вершине горной тропы. Лунный свет играл на их броне, посылая сверкающие искры в разрежённый воздух. Остальные скауты не могли отвести от них благоговейных взглядов, их сердца сжимались от гордости.

Внизу склона, под выступом, был разбит временный лагерь. В центре лагеря горел мрачный огонь, выплевывающий в небо столб дыма, закрывающий звезды и угрожающий поступить также с луной. В промежутках между тентами и огнем дергано передвигались силуэты. Они тряслись и изгибались, скручивая голые тела в неестественные позы. И смеялись, громком смеялись. На заднем плане прозвучал тихий пульсирующий удар. Его сила вогнала силуэты в ещё большее безумие.

Капеллан шагнул вперед и сфокусировал своё улучшенное зрение. Глаза людей людей расширились, а рты были безвольно открыты. С зубов свисали капли слюны, как будто люди начали впадать в бешенство. Слюна сбегала по подбородкам и шеям, капая на грудь, будто краска. Будто краска. Это была не слюна, а кровь. Символы на грудях выглядели ужасно знакомыми.

Тендзин быстро осмотрел остальной лагерь. Усталые фигуры сидели в пыли, их колени были подтянуты к груди и они слегка покачивались, пока из уголков ртов бежала кровь. Некоторые доставали из огня куски мяса и жадно вгрызались в них, облизывая губы, как собаки, брызжущие слюной. Отчаянная группа испуганных людей была связана цепями друг с другом и прикована к горе около входа в пещеру под выступом.

Дым собирался в широкую колонну, шатающуюся в разные стороны подобно ленивому торнадо. Затем пришло осознание. Черный дым, окровавленные рты, разрывание плоти. Тендзин напряг глаза и вгляделся в огонь. Он безумно горел и сверкал, трещал и шипел, бросая в лица безумцев куски жира. Вот оно.

Огонь, казалось, принял неестественный красный цвет и отсвечивал оранжевым, из-за лунного света и голодного костра.

В нём лежала рука. Обгоревшая настолько, что на ней не осталось плоти, но явно человеческая рука. Она тянулась из огня, как будто прося о помощи, как последний отчаянный рывок утопающего. В огне начали проявляться и другие части тела. Ноги, кисти, головы и ступни. Десятки, брошенные друг на друга и подожженные. Огромная куча горящей плоти, посылающая в ночное небе едкие клубы смерти, как какое-то абсурдное барбекю.

— Что они делают, сэр? — в глазах Эндо горели желание понять происходящее и недоумение. Ему происходящее одновременно казалось ужасным и притягательным.