— У-у! — вдруг взвился Кукушонок, пришлось шикнуть на него, чтоб не повышал голос. — У-у…Так это королева Каланда, это все она… это она принцессу нечистому продала, когда та еще маленькой была…
— Да что ты бормочешь! Никого она никому не продавала. И не смей про Каланду гадости говорить! Ты ее вообще не видел!
— Да твоя обожаемая Каланда… собственную дочь…
Я сунула под нос Кукушонку сжатый кулак.
— Еще одно слово про Каланду… эй, ты куда?
Кукушонок оттолкнул мою руку и зашагал к оврагу. Я догнала его, сцапала за плечо:
— Спятил? Нас поймают. У них собаки.
— Какие собаки?
— Они же охотились днем, балда! Как пить дать, это охота заночевала.
Парень послюнил палец и поднял его над головой.
— Ветер от Нержеля. Обойдем вон там.
— Ты кретин. Ты безмозглый идиот.
— Ну и вали отсюда, если трусишь.
— Я уже имела дело с принцессой. Не хочу ей больше попадаться.
— Вот и вали, говорю.
— И тебя уже один раз вытаскивала из застенков. Мне это тоже надоело.
— Давай, давай. Попрекни меня еще куском хлеба.
— Не топай, балбес! Ломишься, как стадо кабанов.
— Тихо ты…
Ратер опустился на четвереньки и осторожно пополз сквозь растущую на краю оврага мокрую малину. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
Внизу открылась неширокая ложбина — на дне ее, прямо под нами, словно в адском котле полыхал костер, по песчаным стенам метались ломкие тени. На фоне пламени корчились и скакали три косматых силуэта — правда, не совсем голяком, а в длинных распоясанных рубахах. Пара пестро одетых музыкантов терзали визжащие инструменты. Призывно пахло горячим вином и чуть подгоревшим мясом.
Дальше, в глубине котловины, на разбросанных плащах сидели и лежали остальные гуляки, у которых, наверное, уже не было ни сил, ни желания прыгать перед огнем. Трое или четверо спали вповалку на разбросанных коврах, еще четверо, сидя полукругом, лениво передавали друг другу полупустой мех, а одна пара, нисколько не смущаясь присутствием зрителей, занималась любовью.
— Ну, разбойники… — вполголоса пробормотал Кукушонок. — Настоящие разбойники…
— Где-то должны быть слуги. И лошади. И собаки.
— Вон там, я смекаю, — Кукушонок показал в темную глубину оврага.
— Если они там, собаки нас унюхают.
— Навряд ли. Слишком туточки много потных нобилей, чтоб унюхать двух замерзших браконьеров. Хотя какие мы браконьеры, здесь же не Королевский Лес.
— А, для них один черт… Смотри-ка, это ведь девушки у костра скачут. У одной, кажется, кроталы в руках.
— Это альхана, которая с погремушками. А остальные, наверное, просто шлюхи из города. Ноблесок тут нет. Музыканты у них тоже альханы. Вот ведь наяривают, черти…
Я оглядела всю компанию в поисках принцессы.
— А где Мораг?
— Мораг-то? Вон она.
— Где?
— Да вон. С мехом.
А ведь точно. Один из ленивых пьянчужек оказался принцессой.
Сверкнул серебряный обруч — принцесса откинулась назад, расправляя мех и выцеживая себе в глотку остатки вина — угольно-черные волосы коснулись скомканного на земле плаща.
Пустой мех отлетел в сторону, Мораг легким, скупым движением вскочила на ноги. Вскинула руку — музыка смолкла на полутакте, танцующие у костра замерли, теперь был слышен только треск пламени и шум ветра в листве.
Принцесса что-то проговорила. Двое пьянчужек поднялись и направились к костру.
— Че это они делают? — удивился Кукушонок.
— Гасят огонь, как видишь.
— Разве так огонь гасят?
Девушки в рубашках отодвинулись к песчаной стене; парни, вооружившись длинными палками, принялись растаскивать костер в разные стороны. Пламя тут же упало, сократилось, сделалось темнее. Принцесса между тем отвесила пару пинков сплетшейся паре и отправилась пинать спящих.
Вскоре народ в котловине зашевелился. Вспыхнули факелы. Ковры и разбросанный скарб оттащили подальше, а бывший костер превратился в большую, мерцающую темно-алым кляксу.
— Ого, — пробормотала я. — Или я ничего не понимаю, или сейчас цирк начнется.
— Чего начнется? — Кукушонок недоумевал.
— Цирк, говорю. Это будет похлеще прыжков через костер. Ты гляди, гляди…
— Не нравится мне это… — бормотал он, ерзая и шурша ветками. — Лучше б они этим своим занимались… оргием своим…
— Тссс! — я ляпнула Кукушонку по загривку и придавила его к земле. — Молчи…
Совсем рядом прошелестели шаги, затем кто-то затрещал кустами, пробираясь к краю оврага. Мы с Кукушонком испуганно переглянулись. Невидимка повозился и затих в трех шагах от нас.
Кукушоночьи губы воткнулись мне в ухо:
— Кто-то из слуг, небось. Тоже подглядывает.
Я кивнула и прижала палец к губам.
Тем временем двое помошников стащили с Мораг сапоги и завернули штанины до середины икр — она босиком прошлась перед рассыпанными углями. По периметру мерцающей кляксы воткнули десяток факелов, осветив место действия. Мораг махнула рукой — музыканты слаженно грянули какую-то смутно знакомую мелодию, а девушка-альхана, щелкая кроталами, вдруг завела мощным, ясно слышимым голосом:
— Не летай, голубка в горы,Стрелы для тебя готовы!
Мораг помедлила, прислушиваясь к музыке, затем выпрямилась, проведя руками по бокам сверху вниз, сжала ладонями узкие бедра, тряхнула черной гривой — и шагнула на раскаленные уголья.
Кукушонок придушенно ахнул, я снова надавила ему на загривок, пригибая горячую его голову к земле. А чего он ждал, интересно? Что принцесса рыбу ловить будет в этом пекле? Или кого другого загонит на головешках прыгать?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});