— Белла, Белла, стоп! — прервал меня Джаспер. Его речь текла так быстро, что я едва успевала улавливать смысл. — Ты не о том волнуешься, Белла. Поверь мне, я знаю, что говорю — никому из нас не угрожает опасность. Тебе и так труднее, чем всем нам, так что береги силы и не трать их на ненужные переживания. Послушай меня, — приказал он, потому что я отвела глаза в сторону. — Мы — очень сильная семья. Единственное, чего мы боимся — это потерять тебя.
— Но почему вы должны…
На этот раз меня прервала Элис. Она дотронулась холодными пальцами до моей щеки:
— Эдвард почти сто лет был один. А теперь у него есть ты. Ты не видишь в нем перемен, которые видим мы. А мы были с ним очень, очень долго. Неужели ты думаешь, что хоть один из нас сможет взглянуть ему в лицо в следующие сто лет, если он потеряет тебя?
Я смотрела в ее темные глаза, и чувство вины медленно покидало меня. И хотя меня охватило спокойствие, не стоило полагаться на собственные ощущения в присутствии Джаспера.
Это был очень длинный, тягучий день.
Мы не выходили из номера. Элис позвонила в службу сервиса, чтобы отменить уборку на сегодня. Окна оставались закрытыми, а телевизор работал, хотя никто его не смотрел. Через равные промежутки времени мне приносили еду. Серебристый телефон, лежавший поверх сумочки Элис, казалось, становился все больше час от часа.
Мои няньки переносили мучительное ожидание гораздо лучше, чем я. Я слонялась по комнате взад-вперед, а они просто замерли на месте — две статуи, глаза которых незаметно следили за моими движениями. Я старалась занять себя, запоминая детали интерьера, например, порядок расположения полосок на обивке дивана: бежевая, розовая, сливочно-белая, золотистая и снова бежевая. Иногда я погружалась в созерцание абстрактных узоров на обоях, пытаясь отыскать в них другие образы — так в детстве мы подолгу смотрим на облака. Мне удалось разглядеть синюю руку, женщину, расчесывающую волосы, и потягивающуюся кошку. Но когда вместо блекло-красного круга я увидела уставившийся на меня кровавый глаз, пришлось прервать это развлечение.
Когда начали опускаться сумерки, я отправилась в постель, просто чтобы хоть что-нибудь сделать. Я надеялась, что в темноте и одиночестве смогу дать волю страхам, которые рыскали по задворкам моего сознания, не в силах одолеть бдительную защиту Джаспера.
Но Элис как бы ненароком последовала за мной, словно ее тоже утомило долгое сидение в общей комнате. Интересно, какие именно инструкции относительно меня оставил ей Эдвард? Я легла поперек широкой кровати, а она уселась рядом по-турецки. Сначала я не обращала на нее внимания, потому что мне вдруг на самом деле захотелось спать. Но спустя несколько минут панические мысли, не смевшие и близко подобраться в присутствии Джаспера, взяли свое. Я оставила попытки уснуть и свернулась калачиком на кровати.
— Элис?
— Да?
Я постаралась говорить спокойно.
— Как ты думаешь, что они сейчас делают?
— Карлайл хотел увести ищейку подальше на север, а потом подпустить поближе и устроить засаду. Эсме и Розали надо было двигаться на запад до тех пор, пока женщина идет за ними. Если бы она оставила след, они должны были вернуться в Форкс и держаться поблизости от твоего отца. Я думаю, раз они не звонят, все идет хорошо. Это значит, что ищейка достаточно близко и может их услышать.
— А Эсме?
— Думаю, она уже в Форксе. Она тоже не станет звонить, если нет уверенности, что женщина не услышит ее. Наверное, они просто осторожничают.
— Так ты действительно считаешь, что с ними все хорошо?
— Белла, сколько еще раз повторить тебе, что никому из нас не угрожает опасность?
— И ты скажешь мне правду?
— Да. Я всегда скажу тебе правду.
Она говорила совершенно серьезно. Я немного поколебалась, но потом решила, что она имела в виду и это тоже.
— Скажи мне тогда… как стать вампиром?
Мой вопрос застал ее врасплох. Она не ответила. Я повернулась к ней, чтобы видеть ее лицо — на нем отражалась внутренняя борьба.
— Эдвард не хочет, чтобы я тебе это рассказывала, — твердо произнесла она, но я почувствовала в этих словах ее внутренний протест.
— Это нечестно. Думаю, я имею право знать.
— Пожалуй.
Я выжидающе посмотрела на нее.
Она вздохнула.
— Он будет дико зол.
— Это вообще не его дело. Это только между нами. Элис, прошу тебя, как подругу.
Мы действительно непостижимым образом стали подругами — наверное, она с самого начала знала, что так и будет.
Она посмотрела на меня своими прелестными, мудрыми глазами — делая выбор…
— Я расскажу тебе то, что знаю о механике этого дела, — наконец, начала она. — Хотя, как это было со мной, я не помню, сама никогда этого не делала и не видела, чтобы кто-нибудь это делал. Поэтому не забывай: то, что ты сейчас услышишь — это чистая теория.
Я замерла в ожидании.
— Для хищников мы оснащены более чем достаточно — можно сказать, увешаны оружием с ног до головы. Сила, скорость, обостренная восприимчивость, не говоря уже о возможном наличии шестого чувства у счастливчиков вроде Эдварда, меня и Джаспера. Кроме того, мы, как плотоядные цветы, привлекаем свою жертву физически.
Я сидела не шевелясь и вспоминала, как красочно Эдвард проиллюстрировал эту концепцию на лесной поляне.
Элис зловеще улыбнулась во весь рот.
— Есть и еще одно оружие, которое вообще непонятно зачем. Мы ядовиты, — ее зубы блеснули в полумраке. — Яд не убивает — он только обездвиживает. Он действует медленно, распространяясь с током крови, так что укушенная жертва испытывает страшную физическую боль и не может убежать. Чистое излишество, как я уже сказала. Уж если мы подобрались к кому-то настолько близко, что можем укусить, жертве все равно не спастись. Хотя бывают исключения. Карлайл, например.
— И если дать яду распространиться, — тихо проговорила я.
— Трансформация занимает обычно несколько дней в зависимости от того, сколько яда попало в рану и насколько близко эта рана от сердца. Пока сердце бьется, яд разносится с током крови, меняя и излечивая тело. Наконец, сердце останавливается, и тогда превращение закончено. Но пока процесс идет, жертва каждое мгновение мечтает о смерти.
Меня пробрала дрожь.
— Как видишь, дело не из приятных.
— Эдвард сказал, что это очень трудно сделать… Но я не очень поняла, — сказала я.
— Мы в каком-то смысле как акулы. Если попробуем крови или хотя бы просто почувствуем ее запах, нам очень трудно удержаться и не насытиться. Иногда просто невозможно. Поэтому, укусив кого-то, мы тут же теряем над собой контроль. Так что трудно приходится обоим: одному — из-за жажды крови, другому — из-за невыносимой боли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});