– Пойдем, – вздохнула я в последний раз взглянув на черное пятно пепелища. Я пришла попрощаться.
– Лола! – на соседское крыльцо выскочила Аништа, – подожди!
Она бежала ко мне, простоволосая, раздетая, проваливаясь в начавший таять снег. А я смотрела на нее пустыми глазами и молча ждала, что она скажет.
– Лола, – кинулась она ко мне, обняла и разрыдалась, – прости нас. Уж не знаю, что нашло-то на меня, злоба какая-то беспричинная, зависть… а сейчас, как глаза открылись. Прости нас, соседка, за все… Вот, держи, – она сунула мне в руки мешочек с монетками, – мы всей деревней для тебя собрали. Вам теперь на новом месте, с чистого листа придется…
– Ничего, – улыбнулась я.
Я еще три дня назад, когда вся деревня собралась тушить пожар, поняла. Это не люди вокруг меня злые. Это магия бабки Аги незримо отравляла людей завистью и злобой. Не зря же деревенские сначала ко мне по-другому относились.
А сейчас, когда все изменилось, когда Сердце помогло мне все исправить, у меня в душе было пусто. Как в моем сундуке в начале лета, когда я только-только попала во Флодолию. Только лежала по углам пыль воспоминаний и высохший трупик умершей Проклятой королевы. Как напоминание, что ждет меня в конце того пути, который мне предначертан. Если я решу пойти по нему… если я не возьму свою судьбу в свои руки…
Мы нашли бабку Агу потом… даже в магическом пламени ее тело, защищенное самой сильной магией не сгорело полностью, хотя от моих чугунков остались только черные кляксы нагара.
Я похоронила Проклятую королеву во дворе ее старом доме. Сама выкопала яму, сама обернула останки бабки Аги полотном, сама притащила на санках в лес и сама оплакала… Никто не захотел мне помочь, предлагая просто развеять прах старухи, как пыль. Но мне кажется, каждый человек… или нелюдь… заслуживает, чтобы о нем позаботились в самый последний раз… тем более, если он отдал жизнь, то единственное, что у него оставалось, в уплату твоего долга Сердцу…
– Мам, – Петька снова дернул меня за тулуп. Надо идти. Я в последний раз окинула черные пятна и закрыла глаза, представляя дом целым. Я хочу запомнить его таким. Навсегда.
Эпилог
Я шагнула в портал последней. Сердце сжималось от боли, как будто бы я оставляла за спиной что-то очень важное, но я не могла вспомнить что именно.
Обернулась и в последний раз окинула взглядом почерневшие от сегодняшней оттепели домики Выселок. Серые соломенные крыши, покосившиеся после зимы щербатые заборы, черные пятна сухого бурьяна на межах в огородах…
Река, где я ловила рыбу. Все морды, которые мы на зиму занесли в сарайчик, сгорели.
Луга, кормившие меня в самые первые, самые трудные дни… Я до сих пор помнила вкус пустой грибной похлебки.
Лес, который я обошла вдоль и поперек, собирая ягоды, грибы, хворост… А мы с Петькой хотели весной выкопать небольшие деревца и посадить рядом с домом: черемуху, сирень, дикую яблоню, рябину… нам так хотелось, чтобы лес стал к нам чуточку ближе.
Овражек с крошечным ручейком… там я пила самую вкусную воду в двух мирах. И там смешливая и веселая Ретта показывала мне радугу.
Мои соседи… вся деревня сегодня вышла провожать нас в пугающее их Безмирье. Бабы плакали, мужики смотрели сурово, пряча в глазах горечь. Пусть я не прижилась в Выселках, но дед Лишек был для них своим… и горе постигшее его семью, было им близко. Пожара, в деревне бояться, пожалуй, больше, чем талангов-охотников. Эти заберут немного, а огонь никогда не оставляет ничего…
Тогда на пепелище, когда еще даже не рассеялся дым после пожара, я слышала радостный смех деревенских жителей. Они были счастливы, что в этот раз стихия ограничилась всего лишь одной жертвой. И я не могла их винить за это. Зато теперь я поняла, почему дома стояли в некотором отдалении друг от друга. Это вовсе не потому, что они не дружные.
Они дружные… Я в этом убедилась на собственном опыте. С нами, погорельцами готовы были разделить кров, пищу, одежду… Староста Динай, даже предложил летом помочь нам собрать людей и построить дом. Благо материала в лесу достаточно. А если нет чего, так он нам деньги в долг даст. «Лолка, – сказал Динай,– работящая. Торопить не буду, за пару лет рассчитается…»
А эти монетки, которые жгли мне грудь прямо сейчас? Я же знала, как выживают здесь некоторые семьи. И горсть медянок, говорила о бедности их предыдущих владельцев очень красноречиво. Как и пять серебряных монет. Две от старосты и три от Аништы, занявшей у жадной старостихи, чтобы отдать мне долг.
При этом я знала, в Безмирье я не буду начинать новую жизнь с нуля. У меня есть Петька. Он мне уже пообещал, что первым делом выделит содержание нам с дедом, чтобы мы никогда больше не голодали и не были бедными.
Я тогда снова ревела и обнимала деда и сына. Мой мальчик… моя семья…
Как же так вышло, что за неполный год тяжелой жизни в Выселках я нашла то, что не могла найти все сорок лет прошлой жизни: родных людей, ставших моей семьей; какую-то простую, но очень важную житейскую мудрость, позволившую мне отказаться от роскоши и богатства королевского дворца; понимание, что настоящая любовь бывает только тогда, когда ты отдаешь больше, чем хочешь получить от того, кого любишь…
– Мам, – мальчишка вынырнул из портала обратно и схватил меня за руку, – ну идем уже! Все уже ушли. Я проследил, мам, не переживай, мы ничего не забыли…
– Идем, – улыбнулась я, смахнув слезу, – мы ничего не забыли, повторила за ним, и сразу поняла, что я оставляю в крошечной человеческой деревеньке, затерянной в лесах… Здесь я оставляю свое сердце…
Но там, за сверкающей аркой портала меня ждет новая, прекрасная жизнь. Я в этом уверена. И, возможно, я когда-нибудь вернусь сюда, чтобы увидеть то, что оставила.