Тут она обняла меня и крепко поцеловала — я, понятно, и не подумал возражать.
— Я возвращаюсь к простой и чистой жизни, — сказала она. — К зеленым лугам и журчащим коровкам!
И как припустила прочь!
Я смотрел ей вслед. На душе было так тепло! «Все же, — подумалось мне, — я понимаю женщин. Даже самых ожесточенных из них смягчает мое сильное, честное и мужественное сердце!»
Глория скрылась за углом, а я, устремившись к «Гиберниан бару», запустил руку в карман. И взвыл — да так, что все в округе проснулись в холодном поту. Вот зачем ей понадобилось обнимать меня — деньги исчезли! Любила… Хрен там она меня любила!
ДИКАРЬ В ГОРОДЕ
Юность на смену детству шаг за шагом приходит,
Но так же кошмар кровавый ночью мной верховодит:
Цепких когтей захваты со временем все сильнее,
И челюстей жутких оскалы день ото дня страшнее.
(Перевод И. Мостового)Когда его семья приобрела дом в Кросс Плэйнс, Роберту Говарду было тринадцать лет. Он еще мог ходить в школу Баркетта, но поселившийся у них племянник миссис Говард — Эрл Ли Комер по возрасту должен был посещать высшую школу, отсутствовавшую в этом местечке. Об этом родственнике будущего писателя нам известно лишь то, что он несколько лет проживал вместе с Говардами. Роберт ни разу не упоминает в письмах к Лавкрафту о своем кузене, чье присутствие рядом, несомненно, должно было тем или иным образом влиять на него — мальчики делили спальню на веранде, ели за одним столом, посещали одну и ту же школу. Поэтому достаточно загадочным представляется тот факт, что упоминания о Ли Комере отсутствуют в корреспонденции как Роберта, так и его отца.
Расспросы бывших учителей школы в Кросс Плэйнс не позволили пролить света на этот вопрос. Все, что нам удалось узнать, это то, что, закончив курс высшей школы, Ли Комер уехал из города, устроившись на службу в одну из нефтяных компаний в штате Даллас. Возможно, никто никогда не узнает, как относился Роберт к своему родственнику, а также о том, что думал этот осиротевший юноша о своем тринадцатилетнем кузене.
Первая электростанция была построена в Кросс Плэйнс в 1919 году; однако огромные сельскохозяйственные равнины Техаса электрифицировать было довольно сложно. До начала 30-х годов лишь в пятую часть всех домов было проведено электричество. Остальные освещались масляными лампами, в качестве отопления использовались дровяные печи. Подавляющее большинство женщин кипятили белье в огромных котлах, использовали при его стирке старинные стиральные доски и гладили тяжелыми железными утюгами. Телефоны имелись примерно у половины семей, радио было большой редкостью, а единственной книгой в домах большинства была Библия.
Но почти все семейства имели в своем распоряжении автомобили, поскольку надежды, связанные с развитием общественного транспорта, быстро угасли, а удаленность поселений друг от друга требовала иметь какое-либо средство передвижения.
* * *
Новый дом Говардов стоял на участке величиной более четырех акров. Окруженный изгородью дом располагался по южной стороне шоссе N 36, где замощенная, но не покрытая асфальтом дорога изгибалась от Кросс Плэйнс к западу. За домом простиралось огромное поле, открывавшее широкий, хотя и не особенно привлекательный обзор. Высокий раскидистый кедр затенял северо-западный угол дома.
Роберту досталась маленькая комнатка с четырьмя окнами, три из которых были обращены к лужайке, находившейся позади дома. Она стала той обителью, в которой Роберт Говард провел остаток своей жизни.
Эта комната, выделенная из части задней веранды, стала после отъезда кузена личным владением Роберта. Здесь, напротив застекленной стены, отделявшей ее от комнаты матери, стояла его узкая кровать. Поскольку обычно это окно оставалось незанавешенным, у Роберта не было никакой возможности для уединения. Нетрудно представить, какую роль в жизни подростка сыграл этот — аквариум. Ханжество родителей, подаваемое под видом традиционного полового воспитания, усугубленное их запретом на посещение дома людьми, пользующимися плохой репутацией, заставляло Роберта подавлять в себе эмоции и устремления, свойственные периоду возмужания. Это еще в большей степени сжимало пружину его внутреннего напряжения и заставляло искать возможности для разрядки.
Некоторые из знакомых Роберта открыто утверждали, что он посещал публичные дома. Нам понятно их желание укрепить в сознании мужественный образ создателя Конана, однако известные факты свидетельствуют об обратном. Роберт Говард был на редкость благопристойным молодым человеком. Его привязанность к больной матери и уважение к отцу исключают возможности подобного поведения в родном городе, даже если бы бордели и существовали в Кросс Плэйнс после того, как пошел на убыль нефтяной бум.
А в путешествия Роберт почти никогда не отправлялся без матери — даже тогда, когда у него появилась собственная машина. Неприязнь молодого Говарда к вульгарным женщинам времен нефтяного бума проявляется в его письмах, а также в неопубликованном автобиографическом романе. Хотя не исключено, что во время его посещений Браунвуда вне материнского общества друзья водили Роберта в «Дом Сэл» (так именовался один из трех местных борделей). Однако имеющиеся у нас многочисленные свидетельства говорят скорее о том, что знаменитый писатель прожил свою жизнь, ни разу не вкусив наслаждений секса.
Из этого вовсе не следует, что Говард был в той или иной степени половым извращенцем. Он был человеком с нормальной половой ориентацией, выражению сексуальности которого мешало неблагоприятное окружение. Если бы он прожил дольше, его мужественность, вероятно, преодолела бы то давление, которое он испытывал в юности. Мы никогда не узнаем, как бы это отразилось на его фантазиях и на его творчестве. Вполне возможно, что герой-варвар с легкостью одерживал свои победы как в схватках, так и в любви, потому что его создатель вынужден был сдерживать свои собственные мечты и желания.
У выходящего на юг трехстворчатого окна, из которого открывался приятный для созерцания вид, стоял письменный стол Говарда. Этот стол был не просто красивым и удобным предметом мебели, но чем-то большим, по крайней мере для Роберта. Толстая столешница из красного дерева удерживалась двумя парами ножек, сходившимися с каждой стороны в одну большую тумбу. В столе был ящик, в котором Роберт, хранил карандаши, резинки и прочие письменные принадлежности. Когда он начал писать ради заработка, обстановку довершили пишущая машинка «Ундервуд» и солидный плоский сундук, служивший ему в качестве архивного шкафа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});