не понимает, что уже обречен. Зато мы с тобой знаем это совершенно точно и приложим все силы, чтобы День Возмездия настал как можно раньше. А теперь вопрос: ты в Италию, в итоге, едешь?
— Матушка все еще упирается, но я ее додавлю!
— А чего это она так? — спросил я, неожиданно для самого себя решив поинтересоваться чем-то настолько личным.
Девчонка… разозлилась не на шутку:
— Ревнует! К Рае. С самого детства. И никак не смирится с тем, что эту тетушку я люблю и уважаю в разы сильнее, чем ее. Знаешь, если бы мама тратила хотя бы половину энергии, вкладываемой во всевозможные козни и интриги, в тренировки, то этого перекоса не было бы. А так она давным-давно превратилась в классическую злобную стерву, делающую гадости другим из ненависти к собственной никчемности!
— Прости… — только и смог, что выдохнуть я. И вызвал очередную нестандартную реакцию:
— Тебя-то за что? Ты вкладываешь в нашу дружбу всю душу без остатка. Даже так, на расстоянии — звонишь каждый вечер, хотя наверняка валишься с ног, и по-настоящему беспокоишься о человеке, с которым реально общался всего несколько дней. А мама любит только себя и вкладывает душу только в попытки самоутверждения за счет других! Так, мы, кажется, съехали не туда, поэтому предлагаю вернуться к «Хозяину Леса». Колись, с какой скоростью ты сейчас летишь?
— Я, можно сказать, ползу. Ибо весь в разговоре… — честно признался я.
— Приятно, черт подери! — хихикнула Земляничка и вспомнила, что на полученном видео внедорожник засыпало снегом: — Лю-у-ут, а ты можешь кинуть мне картинку с камеры комма или фронталки своей машинки? Жуть, как хочу полюбоваться снегопадом…
С алгоритмом подключения передней камеры внедорожника к своему коммуникатору разбирался, припарковавшись у обочины и вслушиваясь в советы юного, но очень делового «специалиста». А после того, как нужный результат был достигнут, несколько минут давил улыбку из-за восторженных восклицаний девчонки, не стеснявшейся делиться со мной настоящими, а не изображаемыми эмоциями. Кроме того, играл с плотностью светового потока, то включая, то выключая светотехнику, честно пытался понять, какую именно снежинку Яна сочла «самой красивой», «самой пушистой» или похожей на обожравшегося белого шмеля, разгонялся и скидывал скорость, обгонял «жутко тормозные» попутные машины и рассказывал, как выглядит зарево над ночным Великим Новгородом с БТК.
А потом Земляничка утолила жажду прекрасного и посерьезнела:
— Кстати, Лют, а какую машину ты возьмешь с собой в Италию?
Я сказал чистую правду:
— Откровенно говоря, этот вопрос мы с твоей тетей еще не обсуждали, соответственно, в принципе не представляю, как или на чем мы туда поедем.
— Мы не поедем, а полетим… — деловито сообщила Зыбина. — На двух военно-транспортных «Байкалах» Министерства Внутренних Дел. В первый загрузят боевую и запасную «Искорки», гору запчастей, резины и банду технарей, а во второй — все руководство команды, наше шмотье и две-три разъездные машины. Кстати, в последний раз брали с собой «Кайзер» тети Раи и два «Святогора» деда. А в этот хотелось бы показать Европе, кто тут Хозяин…
Глава 19
Часть 1
25 декабря 849 г. от ОВД.
…Аномально сильный снегопад, обрушившийся на Великий Новгород в четверг вечером, закончился только в понедельник в районе половины пятого утра, однако столичный авиаузел начал принимать первые самолеты только с семи десяти. С чего я это взял? Выяснил. Из монолога «старшей сестрички», позвонившей ровно в шесть, сообщившей последние новости и попросившей встретить. Так что последние «аккорды» трехсуточного аврала дорожников, задолбавшихся расчищать снежные завалы, и посадку первого борта я видел своими глазами по дороге в аэропорт. Хотя, справедливости ради стоило бы заметить, что называть «ездой» путешествие сквозь сугробы, местами достигавшими полутораметровой высоты, было сложно.
Впрочем, «Хозяин Леса», равно, как и другие рамные внедорожники, изредка попадавшиеся на пути, был рассчитан на куда более жесткие условия эксплуатации, так что бодренько пожирал расстояние и, в конечном итоге, привез меня к ангару Зыбиных всего за пятьдесят две минуты, порядка семи из которых пробивал «тропинку» в зону «парковки» частных самолетов.
Кстати, забирать пассажиров «Вспышки», севшей на единственную уже расчищенную взлетно-посадочную полосу, пришлось на краю одной из пяти более-менее чистых рулежных дорожек. Потом самолет, собравшийся возвращаться в Рязань, покатил обратно к ВПП, а его пассажиры в темпе закидали верхнюю одежду в багажный отсек и влезли в теплый салон.
Раиса Александровна, на правах аристократки и, по совместительству, дамы «отстрелявшейся» самой первой, радостно сгребла меня в объятия еще снаружи. А после того, как я вернулся за руль, вцепилась в правую руку, как клещами, и потребовала рассказывать. Хотя за последний день своего вынужденного пребывания в Новосибирске созванивалась со мной раз десять и знала все, что можно было сказать по телефону.
Тем не менее, «запираться» я и не подумал — перечислил названия тех предметов, с которыми разобрался в пятницу, пожаловался на окончательно сбрендивших аристократов, весь день не дававших мне проходу, и сообщил, что осталось сдать один-единственный экзамен. К этому времени в машину загрузилась вся толпа, и страшно соскучившаяся женщина была вынуждена прервать расспросы, чтобы познакомить меня еще с двумя своими бывшими сослуживцами.
«Безродная Ледышка», она же Мария Степановна Баринова или Игла, которую Суккуба вытащила из «застенков» еще в пятницу днем, привлекла внимание «стеклянным» взглядом светло-серых глаз, короткой стрижкой и зеленой… хм… хренью, больше похожей на пальто, чем на теплый свитер.
О том, что она подмастерье седьмой ступени с филигранным контролем Силы и очень приличным личным кладбищем за плечами, я узнал в одном из первых телефонных разговоров, а во время взаимных представлений убедился в том, что эта женщина еще и молчунья, каких поискать. А четвертый и, вроде как, последний «пестун» оказался татарином лет пятидесяти пяти-шестидесяти, отслужившим в приграничной крепости аж пять пятилетних контрактов. Этот — Идрис Икрамович Зарипов или Туман — выглядел кем угодно, только не менталистом: растрепанные короткие волосы, густые брови, усы с бородкой цвета «перец с солью» и глубокие морщины делали его похожим на старого деда, теплая серая водолазка с капюшоном и что-то вроде тонкой фиолетовой ветровки давали понять, что он постоянно мерзнет, а легкое косоглазие мешало относиться к этой личности серьезно.
А зря: по словам Зыбиной, этот мужчина являлся мастером второй ступени, в свое время специализировался на проведении экстренного потрошения пленных и до сих пор находился под ворохом всевозможных подписок.
Кстати, этот отставной вояка тоже оказался неразговорчивым — как уставился в переднее стекло «Хозяина Леса» после взаимного представления, так и просидел,