Я чувствовал, что его уход может лишь осложнить еще больше положение на Украине. Вообще я уже указывал как-то выше, что немцев я до их прихода не знал, так как не мог назвать знакомством с немцами мои путешествия в качестве туриста, которые я от времени до времени совершал по Германии. Я, поэтому, войдя с ними в соприкосновение, питал к ним чрезвычайно сложные чувства. С одной стороны, я их в мирной обстановке совершенно не знал. Мне было чрезвычайно тяжело, когда я видел их фактическими хозяевами у нас на Украине, но вместе с этим я сознавал, что они только могут нам в данный момент помочь.
Имея с ними на Украине постоянные сношения по роду своей деятельности, я их разделяю на три класса. (Должен сказать, лучше, разделял, так как теперь, когда они накануне почти такой же катастрофы социальной, как у нас я думаю, что эта классификация может сильно измениться).
Военный класс пришел к нам безусловно честным. Высшее командование ни в какие спекуляции не входило, лично не сочувствовало им, в политическом отношении все эти Эйхгорны, Греннеры и ближайшие, их помощники требовали исполения Брест-Литовского договора, все же новые требования считали излишними. Они на Украину, смотрели доброжелательно и не желали ее экономического падения, наоборот, приходили на помощь, когда видели затруднительное положение. По убеждениям своим, они были демократы, особенно Тренер. Мы с ним говорили про аграрную реформу. Он смотрел на нее разумно, был против всяких демагогических приемов, хотел действительного проведения в жизнь этого вопроса с наименьшими потрясениями. Лично им было трудно разобраться в этом вопросе, так как они хотя и добросовестно прочли всю литературу об Украине, главным образом Львовского изготовления, но видели часто, что наяву получается совершенно не то, что в этих книгах написано. Например, в вопросе украинского министерства вначале, благодаря постоянным к ним паломничествам украинских партий и благодаря личному сочувствию Украине, в разговоре со мной они указывали на желательность назначения министров из состава украинцев. Я им говорил, что и сам того хочу, и в доказательство этого указывал им на то, что после переворота я же приглашал многих украинцев, но они не захотели этого, а кроме этого, я прошу их указать мне, кого бы, собственно, они считали возможным назначить, так как я, при всем моем желании, положительно таких людей не вижу, ведь недостаточно быть украинцем и желать, чтобы на Украине было хорошо, нужно иметь еще некоторые другие данные для того, чтобы быть министром. Если мы при этом составе, который у нас есть, часто ошибаемся, а это все же почти люди, имеющие за собой известный государственный опыт, или по служебному своему бывшему положению, или же по участию в общественных делах, то что же будет, когда у меня будут украинцы. Они соглашались и более, до поры до времени, к этому вопросу не возвращались. Второстепенные же начальники ни в какую политику не вдавались и были очень различного качества, но исполняли свой долг и были честны. Так было до осени. К сожалению, после их революции все изменилось, и пресловутые немецкие исполнительность и честность подвергались иногда сильнейшим потрясениям. Просто невероятно, как быстро у них пошло разложение армии, и это разложение коснулось не только солдат, но и офицеров, особенно было затронуто все, что было не на строевых должностях. Это первый класс.
Дипломаты, вообще, как все дипломаты, приспособлялись, оглядывались сначала на свое министерство иностранных дел, на императора и его кружок, затем все более на рейхстаг и в заключение уже на социалистов. Политика их в зависимости от этого менялась, была нерешительная, но, должен сказать, что с бароном фон Муммом можно было очень хорошо работать. Сам по себе это был добрый человек, уже видимо усталый от службы, очень честолюбивый, подверженный лести, старый холостяк с большой дозой сентиментализма, он видел, что создать Украину украинскими силами нельзя, никакого украинского шовинизма он не поддерживал, делал le stricte nécessaire[74] из того, что требовало его министерство в этом отношении. Его заместитель фон Берхем, более острый человек, очень образованный и умный, но то, что называется, […?] в последнее время играл большую роль. По отношению ко мне он остался до конца честным и порядочным человеком. Главным невидимым воротилой всего дела был у дипломатов генерал-консул Тиль, пробывший консулом 25 лет в Японии, Украины совершенно не знавший, но, благодаря своему уму и умению разбираться в сложных вопросах, довольно быстро к нам приспособившийся. Его упрекали чуть ли не в большевизме; это сплошной вздор!
Все эти господа, несомненно, явились на Украину с широчайшими планами, недаром их сопровождали выдающиеся специалисты по финансам, по промышленности и торговле, создавались всякие проекты создания банков, в Германии составлялись различные общества для экслуатации наших богатств, производилось и давление на министров в вопросах предоставления железнодорожных концессий и т. п. Из таких крупных дельцов помимо Мельхиора и Витфельда, последнего я знал хорошо, он раза два сидел у меня вечером, и я лично поражался, как он был хорошо ориентирован в наших делах. Недаром этот человек был вызван из Украины для назначения его одним из директоров Круппа. Но вся их подготовительная работа так и осталась в области проектов.
Уже с июля месяца чувствовался перелом в военном счастье немцев, и все их мечты об экономическом захвате Украины отошли на задний план. Свою вывозную торговлю с Украиной на первых шагах они очень плохо организовали, почему это так случилось, я не берусь теперь подробно объяснять. Насколько я помню, было ими создано в Берлине общество Ausfuhr Gesellschaft, которое, вероятно, состояло из господ не особенно умных, но обладающих колоссальными аппетитами, по крайней мере, я знаю, что началось с того, что это общество навезло так много всякого неважного товара, причем цены были невозможные даже по нынешним временам, например, плуг, совершенно простой, для селянина стоил 300 рублей. Когда никто не стал у них покупать, они очень удивились. Мумм же надеялся, что это начало крупного товарообмена и торжественно пригласил наших министров поехать с ним на станцию осмотреть только что прибывший поезд с этими товарами. Так это дело и не пошло. Наряду с этими крупными фирмами и дельцами, понаехала из Германии масса всякой сволочи, просто какие-то голодные шакалы, которые наносили громадный вред и нам, и, скажу откровенно, хотя это меня не касается, Германии. К этим людям примазывались и наши многочисленные деятели того же рода. Получалась какая-то колоссальная спекулятивная каша, причем эти немецкие шакалы действовали с невероятной наглостью, злоупотребляя на каждом шагу выражениями, что «паше правительство этого требует» и т. д. Наши спекулянты к ним примазывались, надеясь именно, что, благодаря нахальству их немецких коллег, спекуляция их будет удачна. Я несколько таких типов вывел на чистую воду, так как одно время они стали и ко мне являться. Наконец, я сговорился с «Оберкомандо», что без ведания немецкого начальства я никого не буду принимать. К чести немецкого высшего командования и дипломатов, они не поддерживали этих господ, но, к сожалению, они были бессильны что-нибудь с ними сделать, так, как в конце концов и я, несмотря на все принимаемые мной меры.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});