удивительная штука, которая (несмотря на все уверения ученых) никогда не впишется в рамки изучаемых в школе законов и формул? Мы тогда вместе вязали шарф из ярко-желтой пряжи в подарок папе, ты сидела на кресле — веселая, светлая, живая; в одной руке — бокал розового вина, который ты медленно, с наслаждением цедила и пробовала маленькими глоточками, говоря мне, что это пыльца самых прекрасных диких цветов. Я устроился у тебя в коленях, счастливый, но сосредоточенный, и ты вдруг стала рассказывать странные вещи. Помнишь ведь? О том, что все мы рождены были птицами, и теперь претерпеваем падения и взлеты, а все для одного — дышать каждый миг свежим горным воздухом, так, чтобы тот дурманил голову и заставлял испуганно сжиматься сердце; жить, ведь это и есть те самые неудачи и мгновения радости, из которых и складывается неровная кардиограмма судьбы каждого человека. И я рассмеялся громко, заметив, что совсем не похож на ту парящую птицу.
Мне страшно признаться в этом, потому придется сказать так, тебе, пока еще одной только силой мыслей. Дело не в птицах и запахе свободы — ты утешала подобными сказками маленького мальчика, умостившегося около тебя и почти заснувшего в тепле ласковых объятий, а теперь он стал другим, но (доверю один маленький секрет) все еще скучает по этим чудным прикосновениям и твоему нежному голосу. Я не могу, понимаешь? Теряюсь в самом себе, не подпускаю никого ближе, чтобы не разрушить вкрапления сохраненного спокойствия. В награду мне достается глухое одиночество, страшное и нисколько уже не волнующее — оно приелось так же быстро, как успевают надоесть даже самые вкусные клубничные вафли на завтрак изо дня в день, и, знаешь…
Мам, мне кажется, я совсем не умею летать».
Глава 27
Странный парень в темной толстовке и куртке поверх нее неторопливо шагал по улице, скорее даже обреченно передвигая ногами, нежели с какой-то определенной целью. Он почти что плыл по серому асфальту, ловко маневрируя между куда-то спешащими и ежащимися от холода людьми, подгоняемый осенним свежим дыханием, а внутри себя радовался такой удачно выпавшей возможности пройтись. Да и вообще, в последние дни свободного времени стало так много, что девать его было совсем некуда — пропали прогулки с друзьями, долгие и такие некогда живые беседы с маленькой Робертсон, прекратились разногласия с Мэг, не нужно было отводить целые часы на выполнение нудной домашней работы,
он был предоставлен сам себе. Полностью. Но не думайте, что это хоть на самую малость схоже с картинками из фильмов или книг, где герой долго-долго смотрит перед собой и решает глобальные проблемы всего человечества. Нет, совсем не так. Эти мысли пожирают его изнутри, бедного малыша Джека; врезаются в легкие и раздирают их тонкую оболочку, пробираются выше, все стоят перед глазами, не желая уходить прочь, а после и вовсе достигают пустующей головы. Заполняют ее с невероятной скоростью, врезаются друг в друга, отскакивают и носятся там мелкими мошками, не позволяя не замечать себя. И Джек игнорирует, точнее, пытается не обращать внимания на беспокойные идеи и образы, но все, что он сейчас может, так это
тратить драгоценное и вместе с тем пустое время на дела, которые до этого парень заботливо откладывал в самый долгий из всех ящиков в надежде, что никогда не примется разгребать накопившийся там хлам. Дауни мигом представлял себя каким-нибудь черным существом без лица, живущим в огромном полупрозрачном замке; оно тенью слоняется по коридорам и воет, как только наступает темная ночь. Этот монстр рыщет по полкам, разрывает когтями старые вещи, бумажки и ненужные больше записи и, наконец, находит то, что искал и чего одновременно жутко боялся. Аккуратно насаживает сложенный вдвое листок и мчится к камину, почти не касаясь невидимыми лапами пола — порывистым движением засовывает коготь с написанным в огонь, но после в нерешительности стоит над играющим в свете сумерек пламенем и думает о чем-то своем. Замирает так на некоторые минуты, а затем отдергивает костлявую руку и удивленно смотрит на развернутую бумажку, читая кривые буквы и уходя в себя во второй раз.
И это Джек… Только вместо устрашающего замка у него была небольшая комнатка в квартире тетки. Не долго думая, парень накинул на себя первое, что попалось под руку, а затем кинулся наружу. Поначалу шел быстро, почти что бежал, неся в голове сокровенную идею, после чего стал незаметно сбавлять шаг, и теперь просто плелся вперед, разбитый и уставший от самого себя человек посреди осеннего города.
«Она не убежит от меня», — грустно усмехнулся про себя парень, безразлично глядя в пространство перед собой. «Куда уж ей… Теперь может и подождать. Я же ждал каждый проклятый день этого года, так и ей не составит труда ненадолго отложить свои дела и… Черт, что я несу?»
Бредя по заспанным улицам, Джек вдруг задумался о том, что, быть может, людям нужны особые таблетки. Когда принимаешь капсулу — обретаешь способность видеть то, что находится у человека внутри. Он представил, как впереди идущий мужчина теряет прежние формы и превращается в длинную узкую массу, в центре которой какие-то бумаги, буквы и целая миска свежего картофельного супа. Как это существо царапает когтями землю, поспешно бросает взгляд на мутную палку, на самом деле являющуюся запястьем, и ускоряет шаг, отрываясь от своего преследователя. Вслед за ним тянулась легкая сероватая дымка.
Затем парень перевел взгляд на пересекающую дорогу девочку. В голове у нее была огромная дыра, такая, что почти весь череп превратился в одну большую миску с булькающей внутри жидкостью неприятного темно-зеленого цвета, больше походящей на гной. Из ушей торчали две длинные тонкие нити, опутывающие все лицо за исключением маленьких глазок; проводки тянулись к плечам, обвивали тонкую талию и ноги, исчезая где-то между большим и указательным пальцем правой — эта иллюзия как будто зависла в густом воздухе и тащилась вслед за своей хозяйкой, не отставая от нее ни на шаг. Джек моргнул несколько раз, но не смог избавиться от странных картинок: люди по-прежнему выглядели как полуразложившиеся скелеты, в некоторых из них виднелись очертания внутренних органов, кто-то целиком состоял из желтоватых костей, а другие — невзрачной массой проплывали мимо своих собратьев, иногда сверкая бледными угольками на месте зрачков. Он судорожно попытался зажмуриться что есть сил, но и это не помогло. Реальность вокруг не желала менять свое обличие по одной только прихоти.
Тебе не нравится? — удивленно спросил внутренний голос, и Джек почувствовал,