Читать интересную книгу Свободный полет одинокой блондинки - Эдуард Тополь

Лениво открыв глаза, он сказал Алене:

— Бонжур, ми алма![36]

Алена не сочла нужным ему ответить — все равно через несколько минут или дней он с этой виллы опять исчезнет, Маргарите придется ужаться в расходах.

Взяв все документы на виллу, они отправились в банк. Хотя за прошедший год стоимость вилл на Лазурном берегу выросла в полтора раза, управляющий дал им кредит только на сумму ее бывшей стоимости — миллион франков.

— Здесь вы расписываетесь о сроках кредита, — показал он на крестики в нижних строчках контракта, — первые шесть месяцев — под шестнадцать процентов, вторые — восемнадцать. Если через год кредит не будет выплачен, вилла отойдет к банку без всяких отсрочек…

— Ужас! — по-русски сказала Маргарита Алене. — Это самоубийство!

— Подписывай! — жестко приказала Алена.

Маргарита принужденно подписала и снова сказала по-русски:

— Ты меня режешь без ножа!

Управляющий проверил все подписи.

— Замечательно! — сказал он. — Вот чек на миллион франков.

— Нет, мсье, — сказала Алена, — нам нужно наличными.

Он удивился:

— Всю сумму?

— И в долларах, — подтвердила Алена.

Маргарита, стоя у кассы и следя, как Алена складывает в сумку двадцать банковских пачек стодолларовых купюр, обиженно поджала губы. А по дороге в аэропорт не проронила ни слова, только у самого аэровокзала спросила:

— Не понимаю, как ты собираешься их провезти?

— Не беспокойся…

Впрочем, в Ницце принятые Аленой меры предосторожности оказались излишними — при посадке в самолет никто не заглянул в ее сумку. Зато в Москве, в Шереметьево, когда Алена — несколько располневшая и в плаще — пошла в цепочке пассажиров через зеленый таможенный коридор, таможенник ее остановил:

— Минутку! Вашу декларацию. Покажите сумочку.

Алена открыла свою сумочку.

— А вещи? — спросил таможенник.

— Я с курорта, без вещей.

— Девушка, а что вы так волнуетесь?

— Я? Я не волнуюсь. Просто мне тут душно. Вы же видите, я в положении.

— Понял, девушка. Проходите.

Алена улыбнулась:

— Спасибо. За «девушку».

И, выйдя из аэровокзала, огляделась по сторонам.

Чуйков, стоя чуть поодаль, махал ей рукой от своей «ауди».

В машине, по дороге в Москву, Алена, сидя на заднем сиденье, повозилась руками под плащом и под кофтой, расстегнула и извлекла корсет с нашитыми на нем карманами. В этих карманах были банковские пачки стодолларовых купюр, Алена стала перекладывать их в обыкновенную пластиковую сумку.

Чуйков, ведя машину и поглядывая на Алену в зеркальце заднего обзора, усмехнулся:

— Это вы зря прятали. У нас ограничения на вывоз валюты. А ввозить можно сколько угодно, это легально.

— Ничего, — отозвалась она, — так надежней.

— Сколько вы привезли?

— Двести тысяч.

— Где думаете хранить? Дома опасно…

— У меня есть где хранить.

— Вы уверены? А то можно у нас.

— Нет, спасибо.

Чуйков пожал плечами.

— Мне никто не звонил, — сообщила Алена. — Уже седьмой день…

И именно в этот момент послышался телефонный звонок, Алена даже вздрогнула.

— Ну вот видите! — сказал Чуйков. — А говорят, что нет телепатии.

Алена спешно полезла в сумочку, извлекла звенящий мобильный телефон.

— Алло! Я слушаю!

Мужской голос с кавказским акцентом сказал:

— Ну что, прынцеса? Дэньги нашла?

Чуйков поспешно вмешался:

— Ничего не говорите! Требуйте сестру.

— Я хочу услышать сестру, — сказала Алена в трубку.

— Дэньги есть или нет? — настаивал голос с акцентом. — Атвечай!

— Ничего не скажу! Сначала дайте сестру услышать.

— Зараза! Ладно, на, слушай!

И почти тотчас трубка заверещала голосом Насти:

— Алена! Это я!..

— Настя! — закричала Алена. — Ты жива? Что они с тобой сделали?

— Алена, спаси меня! Забери меня отсю…

Голос Насти осекся, вместо него в трубке снова раздался мужской голос с кавказским акцентом:

— Ну, слышала? Ми с ней еще ничего не сдэлали. Пака. Панимаш?

— Да… — убито сказала Алена.

— Про деньги ни слова! — снова вмешался Чуйков. — Требуйте живой контакт!

— Ну! — сказал голос в трубке. — Есть деньги?

— Я не могу по телефону. Нужен живой контакт.

— Уже тебя научили, да? Харашо. Пайди на рынок, найди двух-трех чечен, пусть скажут тебе свои фамилии и откуда они. А мы тут их праверим. Если хароший люди, адин из них будит твой кантакт. Все, завтра пазваню. — И трубка загудела короткими гудками отбоя.

165

После убийства Андрея война за русификацию рынков прекратилась. Даже в Твери, древней, еще до рождения Москвы, сопернице Киева и столице княжеской Руси, фруктами, овощами, мясом и рыбой торгуют одни кавказцы.

Алена и Стас шли вдоль фруктового ряда, подходя поочередно к каждому продавцу.

— Ты чечен?

— Нет.

— А кто?

— Азербайджанец. А что?

Стас переходил к следующему:

— Ты чечен?

— Нет. Зачем обижаешь?

— А кто тут чечен? — вспылил Стас. — Когда не надо, все чечены! А когда надо…

— Там спроси, — сказал продавец, — в мясном ряду.

Алена и Стас пошли в глубину рынка. В мясном ряду на прилавках лежало свежее мясо: разделанная говядина, телятина, баранина с костями и без костей. Над прилавками на крюках висели бараньи и говяжьи туши, окорока. За прилавками продавцы кавказской внешности точили ножи, свежевали и разделывали мясные туши.

Алена в ужасе смотрела на эти ножи…

Стас подошел к пожилому продавцу:

— Ты чечен?

— Чеченец, — поправил тот. — А что?

— Откуда?

— Из Автуры. А в чем дело?

Алена достала из сумочки блокнот и авторучку, Стас продолжил допрос:

— Как звать?

Продавец покосился на Аленин блокнот:

— А зачем тебе?

— Не бойся. Нам нужен посредник.

Но оказалось, что похитителям еще нужно было угодить, лишь бы кого они на роль посредника не утверждали. По ночам, сидя в ночной рубашке на печной завалинке в доме матери, Алена держала на коленях блокнот и говорила с Чечней по мобильному телефону.

— Я вам уже шесть имен дала!

— Эти нэ падходят, — отвечал мужской голос. — Ищи других.

— Почему не подходят? — со слезами в голосе кричала Алена. — Сколько можно?!

В соседней комнате просыпался и начинал реветь Артем. Мать, простоволосая, появлялась в двери с Артемкой на руках, смотрела умоляюще, и Алена просила в трубку:

— Дайте сестру к телефону! С мамой поговорить!

— Заткнисс! — обрывал ее голос. — Имей в виду: завтра паследний дэнь даю. Не найдеш чэловека, с сестрой нехароший вешш может случиться. Все! — И в трубке зазвучали гудки отбоя.

Алена и мать посмотрели друг другу в глаза.

— Издеваются, сволочи! — сказала мать. — Вот дожились! Уже чечены над нами издеваются! Звони Чуйкову.

Алена засомневалась:

— Ночью?

— Звони.

Чуйков, надо сказать, приехал буквально наутро. И не один — вместе с ним из «ауди» вышел какой-то пожилой чеченец.

— Вот, знакомьтесь, — сказал Чуйков. — Усман Салимов из Курчалоя. Отец пятерых детей. Думаю, он устроит и вас, и тех, кто держит Настю.

Алена и мать, стоя на крыльце, молча смотрели на Усмана.

— Вы мать? — сказал Усман матери Алены.

— Да…

— Я вас хорошо понимаю. У меня пять детей, я за каждого могу жизнь отдать. Воровать детей, делать из этого бизнес — это против Аллаха, эти люди не чеченцы. Пусть они меня проверят, пусть найдут мою семью в Курчалое — я им это все равно в лицо скажу. Воевать за Чечню можно, а детей воровать — нельзя.

— А если понадобится поехать в Чечню за сестрой, вы сможете поехать? — спросила Алена.

— Даром не поеду, — ответил Усман, — а за триста долларов поеду.

— Если привезете сестру, я вам больше дам.

— Больше не надо, я на детях не зарабатываю. Я правоверный. Только дорогу мне оплатишь, и все.

Алена еще раз осмотрела этого Усмана и решила, что ему можно доверять. Через два дня оказалось, что его кандидатура устроила и похитителей.

— Молодец! — похвалили Алену из Чечни. — Правильный человек нашла!

Алена со Стасом отправились в Хорёнки.

— Ты уверена в этом чечене? — спросил по дороге Стас.

— Его Чуйков привез, ФСБ. И в Чечне приняли.

Джип Стаса подъехал к дому бабы Феклы, где теперь жил отец. Стас нажал на гудок — один раз… второй… третий…

Но никто не выходил из дома.

Алена и Стас переглянулись, открыли калитку, прошли через двор, постучали в дверь. Никто не отозвался. Стас толкнул дверь, она оказалась незапертой. Встревожившись, они вошли в дом и в изумлении замерли на месте.

Горница бабкиного дома была переоборудована в любительскую радиостанцию: вдоль стены на козлах были настелены свежеструганые доски, на них стояли допотопный ламповый радиопередатчик, несколько старых пленочных магнитофонов с бобинами, патефон с пластинками, еще какое-то оборудование. Такой же, на козлах, стеллаж вдоль соседней стены занимали подшивки газет «Знамя труда», «Аргументы и факты», «Известия», «МК», «Коммерсантъ» и прочих.