Читать интересную книгу Архаические развлечения - Питер Бигл

Зия теперь редко покидала комнату наверху. Фаррелл несколько раз пытался ее отыскать, но Брисеида больше не провожала его, так что дальше лестницы для прислуги попасть ему не удавалось. Спускаясь, Зия бродила по дому, словно наполовину пробудившийся от зимней спячки медведь, не способная сосредоточиться ни на ком из домочадцев и натыкающаяся, если за ней не присматривали, на мебель. Для Сюзи Мак-Манус это зрелище оказалось непереносимым, всякий раз как Зия пробредала мимо, не замечая ее, она заливалась слезами и в конце концов перестала появляться в доме и как Зиин клиент, и как домашняя работница, а только звонила каждый день по телефону, справляясь о Зие.

Фаррелл же при каждой встрече с Зией замечал в ее лице подобие узнавания, но никаких подтверждений того, что они когда-либо разделяли общие тайны или состояли в нежной связи. Глаза Зии оставались пугающе живыми, затуманенными до слепоты воспоминаниями черного камня. Фаррелл обнаружил, что глядеть в них он способен не дольше, чем смог глядеть ими. Внутренне он снова и снова повторял ей: Я не забуду, ты забудешь раньше меня , – и однажды ему померещилось, будто она кивнула, устало взбираясь по лестнице в свое убежище, которого не существовало нигде.

Он и Бен завели что-то вроде расписания, дававшее обоим уверенность, что Зия не будет оставаться в пустом доме. Как-то во время одного из их обыкновенно проходивших в молчании обедов Фаррелл пустился в рассуждения на эту тему, обмусоливая ее то с одной, то с другой стороны. Реакция Бена оказалась на удивление быстрой, точной и более реалистической, чем его.

– Джо, ты же понимаешь, что никакой к черту разницы нет – присматриваем мы за ней или не присматриваем. Зия не бабушка, за которой нужно следить, чтобы она не грохнулась в ванной. Мы не можем ее защитить и ничем ей помочь тоже не можем. Мы занимаемся этим для собственного утешения, больше ни для чего. Ты и сам это знаешь.

– Разумеется, знаю, – в кратком приливе раздражения ответил Фаррелл.

– Я знаю, кто за ней охотится, и что им нужно, знаю даже, почему в этой норе все время уши закладывает. Ты, кстати, заметил, что у нас телевизор уже ни хрена не принимает? Я потому тебя спрашиваю, что никак не могу уяснить, о чем ты в последнее время думаешь.

– Я думаю, что даже Эйффи приходится дьявольски концентрироваться, чтобы держать нас в таком напряжении. И не вижу, как она может думать одновременно и о Зие, и о Турнире Святого Кита.

– А какая, собственно, разница – может, не может? Не может она, может Никлас Боннер, – он встал, чтобы помыть посуду, и сказал через плечо: – А ты себя чувствуешь получше, правда? По поводу Эгиля.

Бен молчал так долго, что идиотское эхо этого вопроса почти заглохло в голове Фаррелла. Потом все же ответил:

– Я уже и сам не понимаю, Джо, что я чувствую по тому или этому поводу. По большей части я сознаю, что чувствует Эгиль Эйвиндссон. Он, может, и умер, но я-то его знаю, я – это он, и он по-прежнему реален, а Бен Кэссой это какой-то другой человек, о котором мне приходится задумываться, которого я вынужден изображать. Я вот сижу сейчас здесь и изображаю его, пытаясь припомнить, какое у него должно быть лицо, когда он разговаривает, и что он при этом делает с руками, – Бен вдруг издал смешок и добавил: – Грант, что ли, под него попросить. Дали же мне один, когда я начинал заниматься Эгилем.

Фаррелл смотрел в окно на двух соседских детишек, пытающихся втянуть Брисеиду в игру, ковыляя за ней в расплывчатом лавандовом свете заката.

Бен говорил:

– Эгиль позволял мне сохранять рассудок. Настоящие помешанные ходят по всяким собраниям, поучая друг друга, как им любить ближних, которые сами ни черта в целом свете не любят, годами топчутся на приемах, окруженные другими помешанными, которым начхать на них с высокой горки. Они ничего ни о чем не знают, знают только, на что, по мнению других, похожа та или иная вешь. А Эгиль знает – знал, Эгиль знал, что такое поэзия, что такое Бог и что такое смерть. Я предпочел бы быть скорее Эгилем, чем членом филологического ученого совета, в который меня включат на следующий год.

Фаррелл обернулся, чтобы взглянуть на Бена, и увидел в его лице ту же безнадежную, алчущую тоску, какую и сам о испытывал по сумеркам иного лета и по высоким отцам, глядящим из иных окон. Бен произнес:

– Это было хорошее время, Джо. Больше у меня такого не будет. Будет только пожизненный контракт и все.

Расписание у них получилось несложное, выдерживать его никакие происшествия не мешали, и толку от него, как и предсказывал Бен, не было ровно никакого. Эйффи с Никласом Боннером к дому даже близко не подходили, но Бен с Фаррелом все равно поочередно несли ночную вахту, подлаживались к семинарам и репетициям друг друга, и спали, будто пожарники, не раздеваясь. Зия, похоже, обращала на их присмотр не больше внимания, чем на что-либо иное, имеющее отношение к людям – тем сильней удивились оба, когда она настояла, чтобы Бен сопровождал Фаррелла на Турнир Святого Кита. Бен поначалу отказался и попробовал отшутиться, сказав:

– Ты уже заставила меня целый день таскаться за ним по острову, во время этой дурацкой войны, а он оказался такой неблагодарной скотиной, что даже убить себя никому не позволил. Хватит, наконец, он способен сам о себе позаботиться.

Но спорить с ней было бессмысленно – выслушав Бена, она только и ответила что:

– Мне необходимо остаться одной, а я слишком устала, чтобы сочинять для тебя хорошую ложь. Хочешь, последи на турнире за этой парочкой, и если они уйдут до того, как все кончится, тогда можешь вернуться сюда. В противном случае, оставайся там до конца, – бормотание ее доносилось словно издалека, в нем слышались нотки почти извинения перед рассерженным и расстроенным Беном, но спорить с ней было бессмысленно.

Еще с первого Турнира Святого Кита повелось, что начинается он в полдень на парадной лужайке отеля «Ваверли». Фаррелл нарядился в короткие голубые штаны с разрезами и в яшмово-зеленый дублет, Бен же из чувства протеста напялил мокасины, джинсы, рыбачью велюровую шляпу и изрядно поношенную хлопчатобумажную куртку поверх майки, на груди которой красовался семейный портрет всех Борджиа сразу.

– Хватит с меня маскарадов. Это Турнир Святого Кита и я вправе надеть то, что мне нравится.

Когда Мадам Шуман-Хейнк, бурча и треща, словно в приступе метеоризма, покатила по Шотландской улице прочь от дома Зии, он оглянулся и рассеяно произнес:

– Впрочем, этот твой прикид ничего. Ранний Берт Ланкастер, очень богатый период. Классный прикид.

– Джулия дала, – сказал Фаррелл. – Бен, я знаю, ей без нас будет плохо, но она сама так решила. Давай утешаться тем, что мы с уважением отнеслись к ее выбору.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});