— Слушай мою команду, — сказал начальник караула. — Ищите их по горячим следам, они не могли далеко уйти. Того, кто стрелял этим — взять живым! Он вооружен неизвестным, но крайне опасным оружием! Нельзя допустить, чтобы он ушел и напал на кого-нибудь еще!
«А как же, — думал Кеселар. — Нельзя, чтобы он ушел и ты остался без премии за поимку такого важного преступника. Не знаю, что это было, но сдается мне, что его оружие могло бы перевернуть мир с ног на голову».
Несколько солдат бросились на улицы ловить всех, кто попадется под руку, остальные остались, чтобы расспросить свидетелей о приметах нападавших. Исса и Скаг пробились сквозь плотную толпу к Кеселару.
— Мы помним, что вы для нас сделали, — сказал бородач. — У нас не так много возможностей отблагодарить вас, но я обещаю, что мы найдем подонков, которые это сделали.
Они смотрели на пришедшего в чувство Лайхала, который как раз пытался ощупать окровавленную голову и осознать потерю уха. Судя по выражению испуганных глаз, осознание происходило тяжело и болезненно.
Выразительно взглянув на солдат, Кеселар медленно покачал головой.
— Нет? — шепотом переспросил Исса. — Вы не хотите, чтобы мы их нашли?
Кеселар жестом подтвердил догадку.
— Надеюсь, это не слишком расходится с вашим кодексом? — так же тихо спросил он.
— Это меньшее, что мы можем сделать для вас, — с едва заметным поклоном ответил Скаг и удалился вместе со своим товарищем.
— Ничего не говори, Лайхал, не отвечай ни на какие вопросы, — шепнул Кеселар пажу. — Конечно, кроме вопросов доктора. Потом я все тебе объясню.
Алтургер вывел мальчика из душной комнаты и передал его на попечение только что подошедшего лекаря, который, бегло осмотрев рану, тут же заявил, что она совершенно неопасна, и что через пару недель Лайхал будет совсем как новенький, разве что без уха.
— Через сколько дней он сможет сесть на лошадь? — спросил он у лекаря.
— Да хоть завтра — уши участвуют в управлении лошадью только косвенным образом, а кровопотерей можно пренебречь, она крайне мала.
Кеселар удовлетворенно кивнул. «Пора расплатиться с моим шпионом, — думал он, направляясь к таверне, где остановился Анвил. — Надеюсь, он не откажет мне в еще одном маленьком, но срочном дельце».
В одном из речных стоков, предназначенных для отведения лишней воды в канализацию в случае подъема уровня реки, прижавшись к влажной скользкой стенке и обхватив руками голову, сидел Оди Сизер. Его било крупной дрожью, мысли путались в пылающей огнем голове, судорожные всхлипы сотрясали тело.
— Мама, мама… я убил ребенка… Я убийца. Что теперь делать?.. Мама, я сойду с ума.
Оди закрыл лицо руками. Он готов был выть от горя, рвать на себе волосы, да хоть руку себе отрезать, если бы это могло исправить ту чудовищную ошибку, которую он совершил.
— Духи! — в отчаянии воскликнул он, забыв о предосторожностях и устремив глаза вверх, туда, где должно было быть небо. — Зачем вы не дали мне умереть, когда была такая возможность? Зачем вы хранили меня? Чтобы я стал убийцей детей?!
Чувство безысходности навалилось на инженера, вина лежала на сердце неподъемным грузом, беспросветное одиночество душило, словно удавка.
— Я не просто убил ребенка — из-за меня плохо всем. Сигвальд ранен, если еще не мертв, Асель, наверное, уже схватили солдаты, Амала стала невестой убийцы… Зачем я сбежал? Лучше бы меня пристрелили, как бешеного пса…
Но выйти из своего укрытия и сдаться страже мешал животный страх, который приковал его к мокрому полу канализационного стока. Оди не знал, что делать — ему казалось, что ничего на свете не сможет облегчить его страдания.
— Я чудовище, чудовище, чудовище… — повторял он, раскачиваясь из стороны в сторону. — Люди придумывают их, чтобы не чувствовать себя виноватыми. Как бы я хотел сделать то же самое! Но я-то знаю, кто здесь настоящий монстр.
Внезапно Оди затих, перестав раскачиваться, всхлипы прекратились. Инженер смотрел прямо перед собой невидящими глазами, до боли в суставах сжимая пистолет, который он все это время не выпускал из рук.
— Монстры не должны жить на земле, — твердо произнес он.
Дрожащими руками он снова принялся заряжать оружие, которое сегодня принесло уже достаточно горя. Несколько пуль выскользнули из рук и утонули в неглубокой лужице застоявшейся воды. «Так будет правильно, — думал он, заканчивая приготовления. — Я мужчина, я должен платить за свои грехи. И я это сделаю. Только стрелять надо сразу, а то рука дрогнет — тело не всегда понимает…» Когда все было готово, Оди глубоко вздохнул и приставил дуло к горячему лбу.
Несмотря на свое решение нажать на спусковой крючок как только он почувствует холодное прикосновение оружия, Оди медлил. Он ждал, что перед его глазами пронесется вся жизнь, но на самом деле ему представлялась только одна картина — Оди Сизер, инженер, лежащий в канализационном стоке в луже собственной крови, смешанной с тухлой водой, половина черепа которого снесена мощным выстрелом в упор, а кусочки мозга медленно сползают по стене. И нигде в этой картине не было даже намека на искупление вины или освобождения от душевных мук.
Рука с пистолетом медленно опустилась, и Оди казалось, что она действует сама по себе, вне зависимости от его желания. Когда он попытался поднять пистолет снова, то понял, что не в силах этого сделать. В отчаянии он прижался к холодным камням пола, поросшего скользкими водорослями и теперь даже не пытался сдержать обжигающе-горячих слез.
— Да что ж я за человек такой? — еле слышно произнес он, перемешивая слова со всхлипами. — Я убийца, чудовище, трус… Зачем я такой нужен?!
Случайно бросив взгляд на свою руку, Оди увидел, что он до сих пор сжимает пистолет, и ему показалось, что это страшное кровавое орудие прожигает ему пальцы до кости. Резким движением инженер швырнул свое изобретение на середину реки — подняв небольшой фонтан брызг, пистолет канул в черную холодную воду.
— Там тебе самое место, — шепнул Оди, жалея о том, что не может так же легко отправить в небытие и самого создателя злосчастного оружия.
В ушах Сигвальда стоял ясно различимый звон, раненое плечо вспыхивало болью при каждом движении, от слабости в теле подкашивались ноги и опускались руки, и, если бы его не поддерживала пыхтящая от напряжения Асель, он бы уже давно рухнул на мостовую.
— Ну, скоро там? — спрашивала Асель, которая сама уже едва держалась под тяжестью воина, который навалился на нее почти всем весом.
— Уже пришли.
Сигвальд указал на небольшое полуразрушенное двухэтажное строение без каких-либо опознавательных знаков, которое терялось на фоне десятка таких же точно зданий. Окна были закрыты глухими ставнями и только тусклый свет, пробивающийся изнутри сквозь щели дверей и окон, указывал, что оно не совсем заброшено.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});