Фульвий и Руфин вышли за ним следом.
Веспасиан и Палл осторожно положили Магна на пол. Тот шевельнулся, открыл глаза и простонал.
— Проклятье! Кажется, мы влипли. Теперь нам всем крышка, — проворчал он, потирая затылок.
— Скорее не крышка, а крыша, — отозвался Веспасиан, помогая другу подняться на ноги.
— Что? Мне казалось, будто нас арестовали.
— Зря ты размахался кулаками. Нужно было сначала дождаться, что будет дальше, а не строить из себя героя и нападать на кого не следует.
— Ты хочешь сказать, что Клемент не предатель и мы сейчас не в тюрьме?
— А ты посмотри вокруг, — Веспасиан обвел рукой тускло освещенную комнату. — Скажи, это очень похоже на тюрьму? Думаю, Тиберий вряд ли обрадуется, когда увидит нас в своей новой опочивальне.
По мере того, как занималась заря, огромный зал все больше и больше наполнялся светом, лившимся внутрь через четыре высоких окна над дверью. Вскоре Веспасиан смог разглядеть, что помещение представляет собой огромных размеров куб с высоким мраморным потолком на высоте сорока футов. Вдоль стены напротив двери тянулся незаконченный фриз, которым был так увлечен Тиберий. Веспасиану хватило беглого взгляда, чтобы понять, почему: это были откровенные картины всех мыслимых и немыслимых плотских утех с участием взрослых, детей и животных, ничего не оставлявшие воображению.
— Берешь полезные вещи на заметку, брат, — с иронией произнес Сабин, увидев, как Веспасиан открыв рот таращится на несчастного мула.
— Чувствуется рука мастера, — ответил тот, сделав вид, будто не понял намека, — хотя сама тема, на мой взгляд, несколько непристойна.
— Несколько? Я никогда не видал ничего подобного, — встрял в их разговор Корбулон, — даже в…
Он осекся и покраснел.
— Даже в самых непотребных римских борделях на Викус Патрикус? — уточнил Магн, пытаясь закончить за Корбулона его фразу. Тот высокомерно посмотрел на него и принялся вытаскивать из походного мешка тогу.
— У меня есть хлеб, солонина и вино, господа, — произнес Палл, подойдя к ним после того, как вставил Ротеку в рот кляп. Жрец потихоньку начинал приходить в себя. — Мы должны позавтракать, чтобы потом, переодевшись в парадное платье, ждать императора.
Спустя час они уже сидели вокруг перевернутых вверх дном ведер, каждый погруженный в свои тревожные мысли о том, чем закончится эта авантюра.
За дверью несколько раз слышались голоса — это Фульвий и Руфин не пускали внутрь строителей, однако сама дверь все время оставалась закрыта. Внезапно в коридоре послышались чьи-то быстрые шаги, и в зал вошел старый, но по виду еще бодрый мужчина.
Веспасиан узнал его с первого взгляда. В руках этого человека была власть над всей империей, и одно его имя внушало страх: Тиберий. Все тотчас вскочили со своих ведер и почтительно склонили головы. Теперь Веспасиану были видны лишь безволосые ноги Тиберия, торчавшие из-под пурпурной туники: на блестящей, туго натянутой коже голеней вокруг открытых язв и засохших струпьев веревками вились вздувшиеся узловатые вены. Обут император был в пару солдатских сандалий. Ногти на ногах были желтые и нестриженые.
Тиберий подошел к Веспасиану и встал прямо напротив него. Почувствовав, как от страха колотится сердце, Веспасиан усилием воли заставил себя успокоиться. Ему почему-то не давал покоя вопрос: неужели Тиберий не может приказать рабу привести в порядок ногти на ногах?
— Это он и есть, мой сладкий? — спросил Тиберий у кого- то, кто стоял в дверях, и потому Веспасиан не мог его видеть. Голос у императора был низкий и хриплый, и доносился как будто издалека, из какого-то потустороннего мира.
— Да, дядя, — ответил голос Калигулы. — Это он, и он мой друг.
В голосе Калигулы слышались напряженные нотки, как будто он пытался говорить легко и беззаботно, хотя на самом деле под этой видимой беззаботностью скрывались натянутые как тетива лука нервы. Еще бы, ведь в эти мгновения Тиберий должен был принять важное решение!
— Твой друг, говоришь?
— Да, дядя, мой друг.
— И его имя Веспасиан, верно я говорю, мой сладкий?
— Верно, дядя. Так его зовут.
— Посмотри на меня, Веспасиан!
Веспасиан поднял глаза: на него смотрела пара серых глаз — старческих, с поволокой. Смотрели они вопросительно, как будто не в состоянии сфокусировать взгляд на том, что перед ними. Лицо Тиберия, которое когда-то отличала строгая мужская красота, теперь было одутловатым и покрытым красными пятнами — сказывались неумеренные возлияния на нескончаемых пирах. Седые волосы, коротко подстриженные надо лбом и ушами, свисали на шею сальными прядями. С ушных мочек осыпалась перхоть, а на кончике носа сидел гнойный прыщ.
Положив левую руку Веспасиану на голову, Тиберий с силой надавил на нее. Казалось, череп вот-вот не выдержит и треснет, а пальцы императора погрузятся в его содержимое.
— Он все еще слишком юн для меня, чтобы я стал запускать пальцы ему в мозг, — заметил Тиберий, по-прежнему глядя Веспасиану в глаза странным взглядом. Его смрадное дыхание пахло свежими человеческими экскрементами.
— Верно, дядя, он слишком юн, но будь иначе, я бы просто лишился друга. — Голос Калигулы слегка дрогнул.
Императорские пальцы еще сильнее стиснули Веспасиану череп.
— Но ведь твой друг — это я! — старческий голос Тиберия сорвался на крик.
— Да, дядя, верно. Но ты мой друг здесь, а Веспасиан мой друг в Риме. Ты ведь не бываешь в Риме. Когда я приезжаю туда, мне нужен там друг.
Тиберий убрал пальцы. Веспасиан поднял было руку, чтобы помассировать голову, но вовремя сдержался.
— Но что будет, если я вернусь в Рим? — спросил Тиберий, буравя Веспасиана глазами.
— В таком случае второй друг в Риме мне станет не нужен, и ты сможешь запустить пальцы ему в мозг.
— В Риме так в Риме, — весело произнес Тиберий, как будто только что сбросил с плеч какой-то крайне важный вопрос, причем решение оказалось простым и очевидным.
С этими словами Тиберий переключил внимание на остальных, и Веспасиан, облегченно вздохнув, решил, что, по крайней мере, временно ему ничего не угрожает. Стоявший в дверях Калигула незаметно кивнул ему, подтверждая его догадку. Рядом с Калигулой застыл симпатичный подросток. Его волосы украшал цветочный венок, а белая туника были вышита по подолу и рукавам золотой нитью. Позади них, между Фульвием и Руфином, положив руку на рукоять меча, застыл Клемент. Лицо его, и без того бледное, сегодня было белым, как мел.
— А как насчет этих, мой сладкий? Кто они? — Тиберий скользнул взглядом по Сабину, Корбулону, Магну и Паллу. — Надеюсь, это не рыбаки?
— Нет, конечно же нет, дядя. Рыбаков сюда больше не пускают, — ответил Калигула, осторожно подбирая слова. — Эти люди прибыли вместе с моим другом с очень важным известием,