class="p1">– А прав был Кришан-то, – ухмыльнулся один и сплюнул. – Припёрся, голубок. Ну что, сам бросишь дубину или силком отнять?
– А ты попробуй, – процедил травник сквозь зубы.
Стражник снова плюнул и потянул из ножен саблю.
– Кончаем его, – сказал он своему приятелю и шагнул вперёд.
Посох в руках травника негромко щёлкнул и ощетинился двумя лезвиями. Сжатые губы тронула злая усмешка.
– Ну, – сказал он, – кто первый?
И швырнул в лицо стражнику моток верёвки.
* * *
– Вот он!
Травник бросил обшаривать карманы убитых стражников и поднял голову. У входа в пещеру стояли Габор, Тодораш и Шандор. Голова последнего была обвязана тряпицей, по которой расплылось бурое пятно высохшей крови.
– А, это вы. – Странник вытер руки и кивнул, вставая. Поднял посох. – Что же раньше не явились? Или следом шли?
– Я ж говорил! – Тодораш злобно ощерился и схватился за нож. – Он! Он навёл на нас облаву! У, графский прихвостень…
– Не кипятись. – Шандор поднял руку. – Я видел, как он дрался, да и ты, кстати, тоже видел… Кто ты, Лис?
– Нет времени рассказывать, – угрюмо буркнул тот.
– Зачем они тебя преследуют?
– Я дважды убегал – такого не прощают.
– Вот как? Понятно…
– Ну, что же вы стоите? Бегите, прячьтесь. – Травник усмехнулся. – Сегодня даже граф и тот выбрался из замка.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Уходите.
Шандор помолчал.
– Мы можем помочь?
– Опомнись, Шандор! – вскричал Тодораш. – Нас всего семеро осталось, а ты…
– Заткнись. – Габор сказал это негромко, но Тодораш умолк мгновенно. – Твой брат сидит в тюрьме за то, что ты сбежал в леса, а ты… Как байки травить, так первый.
– Что Тамаш? – спросил травник.
– Нет больше Тамаша.
– Вот как… – Травник нахмурился. Смерил взглядом всех троих. – Что, вы и впрямь хотите мне помочь?
– Нам тоже некуда бежать. В лесах теперь покоя не дадут. Куда идти? Бродяжить? По нынешним годам бродяга всё равно что мертвец. Что ты задумал?
С минуту травник размышлял.
– Вас семеро, – сказал он наконец. – Навряд ли в замке осталось больше десятка человек. Сможете туда попасть?
– Не знаю. – Габор пожал плечами. – А зачем?
– Пролезем, – уверенно сказал Шандор. – Я когда-то пролезал.
– Через окно? – улыбнулся травник.
– Через окно.
– Собирайте всех, – продолжал странник. – Да пошлите, вон, хотя бы его, – кивнул он на Тодороша, – в Хунендоару. Пусть разыщет там кузнеца Збыха. Возьми у него молоток и самое лучшее зубило. А лучше – два молотка и два зубила.
– Так, может, уж сразу три? – предложил Тодораш.
– Нет, три, пожалуй, будет хуже, – усмехнулся травник. – Если спросит, кто, мол, просит и зачем, скажи, чтоб вспомнил Тёплый Стан.
– Тёплый Стан?
– Да. Беги прямо сейчас. Освободите пленников и уходите.
– А как же… погоня? – спросил Шандор. – Ты-то как?
Губы травника сжались, словно от боли.
– Я как-нибудь сам разберусь.
Шандор покачал головой. Посмотрел травнику в глаза.
– Ох, темнишь ты, Лис, – сказал он. – Видано ли дело, чтоб один против двух десятков. Граф наездник хоть куда, и остальных не пальцем делали. Что толку в замок лезть, коли они потом вернутся?
– Я справлюсь, – упрямо повторил тот.
– Да ты даже уследить не сможешь за ними! Тут не то что двух, сорока глаз не хватит!
– Сорока? Гм… – Травник усмехнулся с хитрецой и покосился наверх. – Что ж, это идея. Спасибо, Шандор. А теперь идите. Идите, а то будет поздно.
Шандор молча кивнул и первым отправился вниз по тропе. Остальные поспешили вослед. Травник остался один. Он огляделся, выволок убитых стражников, вошёл в пещеру и принялся собирать рассыпанные травы. Замер вдруг.
– Всё повторяется, – пробормотал он и облизал пересохшие губы. – Как будто время вспять пошло… Как будто снова деда Вазаха убили…
Он подобрал два стебля белены, сухой корень адамовой головы, растеребил головку чеснока. Пошарил по углам, набрал ещё штук пять разных листьев и, уже спускаясь вниз по склону, заслышал вдалеке знакомый хриплый рёв трубы.
Шла дикая охота.
* * *
Уже темнело, когда на поляну с камнями снова вышли двое.
С севера к поляне вышел человек.
С юга – волк.
Они стояли молча, не сближаясь. Наконец травник шагнул вперёд.
«Ты снова звал меня, – возник в его голове знакомый голос вожака. – Чего ты хочешь, Одиночка?»
Странник поднял взгляд.
– Мне нужна помощь, – сказал он. – Я приготовил всё, но чувствую, что одному мне не справиться.
«Моё время на исходе, – был ответ. – Сегодня последняя ночь. Чем я могу помочь?»
– Убей, – сказал травник. – Хотя б двоих. Хоть одного.
Вожак долго молчал.
– Так ты поможешь мне?
«Хорошо, – последовал ответ. – Я буду там».
И он исчез.
Странник поднял взор и замер так. Остатков колдовского зрения хватило, чтоб увидеть: силы были здесь – зависли в воздухе над каменным столом тяжёлым дымным облаком, крест-накрест скованные болью. Ни подступа к ним, ни ключа к заклятию у травника не было да и быть не могло – доверенные камню в вечное хранение, они были недосягаемы, и требовалась недюжинная сила, чтоб сломать Печать.
Утратив дар владения словом, поэт становится калекой – слепым, глухим созданием, безразличным к миру и к себе. А кем становится колдун?
Травник дважды глубоко вздохнул, собираясь с силами, и шагнул к камню. Взор его замер. По вискам заструился пот.
Иногда совсем не обязательно разбивать цепи для того, чтоб стать свободным…
Тихонько, словно нитку из клубка, он вытягивал обратно тонкий жгут колдовского огня. Тугая, спутанная мощь противилась разрыву, корчилась, ходила ходуном. Снег плавился с шипением и треском. Парень закусил губу от боли. Всё повторяется… Как в графской темнице хрустели суставы, срывая с руки ненавистное телу железо, так и сейчас корчилась в муках душа – пленённое пламя костра средь кирпичной печи. Только не было для неё спасительного яда. Да и не помог бы он ничем.
Травник не знал, сколько всё это длилось, лишь почувствовал внезапно, как тёмные лепестки старого заклятия свернулись сами в себя и каменный алтарь пред ним погас, опустошённый. Странник утёр пот со лба и долго молчал, слушая, как потрескивает остывающий камень, затем сунул руку в карман, нашарил там два гладких, отполированных ветром орешка и прошёлся взглядом по макушкам деревьев.
Сорока сидела на суку, любопытная, как всегда, смотрела вниз, на человека, ожидая, чем всё кончится. Травник с хрустом раздавил в руке орехи и цокнул языком. Сорока встрепенулась. Травник улыбнулся.
– Ну, иди сюда, – негромко сказал он. – Иди, не бойся…
Сорока слетела и уселась на камень. Наклонила недоверчиво иссиня-чёрную голову, покосилась на орех. Медленно, прыжками подобравшись ближе, схватила с ладони белое лущёное ядрышко и проглотила в один