Читать интересную книгу Детская книга - Антония Байетт

Придя домой, она открыла банки, поднесла ко входу в дом и потрясла, чтобы человечки выскочили и вбежали в дом. Но они не шевелились. Ей пришлось выковыривать их вязальной спицей. Это казалось жестокостью, но на самом деле было для их же блага. Тогда человечки кое-как вползли в дом и замерли на полу в гостиной. Заботливая Рози задернула окно розовенькой шелковой занавесочкой, чтобы человечки могли прийти в себя в уединении и полумраке. Потом она хорошенько заперла дверь домика и ушла. Она решила, что человечки придут в себя, освоятся и будут с ней играть. Когда она вернулась, человечки уже отдернули занавеску и выглядывали наружу, прижимая к окну лица, похожие на бусинки. Увидев Рози, они попрятались — заползли под кукольные кроватки и за хорошенькие диванчики. Рози просунула в дверь подарки — тарталетки и бисквиты, цветы из сахарной глазури и сладкую посыпку для пудинга, ворох бальных платьиц и бархатных курток из кукольного гардероба. Вдруг она заметила, что человечки стащили всех кукол, прежних обитательниц домика, в беспорядочную кучу в углу кухни. Рози поставила в дом кукольные чайнички, наполненные лимонадом, на случай, если человечки захотят пить.

Но они не стали с ней играть. Они были хуже кукол, потому что, когда Рози пыталась брать их в руки и одевать, они противно, едва слышно визжали, а один из них не то укусил, не то проткнул чем-то острым ее мизинец, и на нем сделалась противная болячка. Они не тронули хорошенькие кушанья, а хорошенькие платьица изорвали в клочки и устроили из них что-то вроде гнезд на кроватях и диванах. Рози знала, что ей следует сделать, но она была упряма, ей было одиноко, и она хотела человечкам добра, поэтому она сидела и шептала в замочную скважину и в трубу, что хотела только, чтобы они играли, чтобы пользовались красивыми вещами из домика, и если они будут с ней играть, она даст им всякие хорошие вещи, которых у них нет, — тачки, комоды, даже маленький омнибус. Человечки притворялись мертвыми. Она подумала, что они, может быть, голодные, и догадалась, что их можно кормить овсянкой, наложенной в кукольные мисочки, — овсянка была больше похожа на то съестное, которым человечки торговали у себя на рынке.

Рози начала ощущать себя, сама того не сознавая, огромным чудовищем. Собственные пухлые ручки казались ей огромными окороками, пальцы — скалками.

Она говорила:

— Ну пожалуйста, поиграйте со мной, это же такой красивый домик.

А надо сказать, что дом Рози стоял на краю луга, у холодного ручья с водопадиками. Ручей бежал с горы и разливался зеркальными прудами по плоской равнине, среди ив и серебристых тополей. В стародавние времена земли по эту сторону реки назывались Спорными землями, и там никто ничего не строил, потому что за горой лежала странная страна: туда никто не ходил, а оттуда иногда появлялись странные создания и твари. Рассказывали о диких волках, стекающих по склону серыми облаками, и о волшебном народце в зеленых плащах и мягких сапожках, торговавшем на базаре волшебными яствами: эти яства таяли во рту и доводили молодых женщин до истощения и голодной смерти, ибо, попробовав эти бледные бисквиты и терпко-сладкие ягоды, они отказывались от любой иной пищи. Рассказывали также о великанах, которые огромными ножищами перешагивали горную гряду и спускались на равнину, набивали карманы коровами и овцами, выдергивали целые деревья, оставляли за собой песчаные карьеры — отпечатки ног. Рози знала эти сказки и с удовольствием слушала их. Ей, как и всем детям, недостаточно было того, что можно увидеть и потрогать. Но, помимо этого, она, как и все дети, наслаждалась сознанием того, что драконов и ведьм, великанов и лесных демонов не бывает. Они реальны только в ином мире, где путешествует ум, но не тело. Страна-за-горой постоянно меняла цвет, форму и очертания, потому что Рози каждый раз придумывала ее заново, с дрожью восторга и сладким ужасом, какой испытываешь, сидя у камина.

Но, может быть, такие вещи снятся нам лишь потому, что где-то когда-то существовали, существуют, именно такие, какими мы их себе представляем? Рози никому не рассказала про человечков, живущих у нее в кукольном домике; они были вполне настоящие и очень даже сердитые, а значит, существовали не только в ее воображении. Но она не хотела ими ни с кем делиться — вдруг они тогда исчезнут, несмотря на всю свою настоящесть.

Однажды Рози лежала на животе на полу, заглядывая в окно кукольного домика. Мать ушла за реку — в деревню, на рынок. Рози услышала грохот — словно кто-то бил молотом по дороге, или кузнец работал в кузнице. Бум, бум, бум, что-то страшно тяжелое обрушивалось на землю. Пол в доме Рози задрожал, и Рози тоже задрожала. В окнах потемнело. Зашумел ветер, в трубе послышались шорохи и вздохи. Рози подняла голову, попыталась выглянуть в окно и сперва не поняла, что видит. Там было что-то бархатно-черное, окруженное концентрическими сплетенными лучами — бледно-голубыми, серебристыми и изумрудно-зелеными. Вокруг кольца из лучей было что-то белое, нечто среднее между бланманже и белком сваренного в мешочек яйца. Это был глаз. Глаз размером с окно. Раздалось страшное, грубое пыхтение, словно падал большой дуб. И тут дом Рози закачался из стороны в сторону. И начал подниматься, словно какой-то великан тянул его вверх, выдирая из земли с корнем. На самом деле так оно и было. Рози стало плохо, и она вцепилась в табуретку, но это не помогло, потому что табуретка стремительно полетела туда, куда клонился пол, а потом обратно. Дом подняли, потрясли и уронили, и он с приглушенным стуком упал куда-то в мягкую тьму. Потом его снова подняли и куда-то понесли огромными рывками — это были шаги. Кто-то бросил весь дом целиком в огромный мешок и теперь уносил его прочь. Рози расплакалась. Наконец — шаги все не прекращались — она не то уснула, не то потеряла сознание.

Чуть позже она осторожно выглянула в кухонное окно. Она увидела огромные резные столбы, которые уходили ввысь и скрывались из виду. Рози поняла, что это — ножки огромного стола, а столешница слишком далеко и потому не видна. Рози разглядела ведро, размером с весь ее дом, и кучу перекрывающих друг друга разноцветных одеял — Рози догадалась, что это лоскутный коврик; он был размером с поле. Тут снова послышался грохот, и Рози увидела блестящий ботинок и толстый белый носок: ботиночек маленькой девочки, но на огромной ноге. Послышались шелест и стук, и в окне опять появился огромный глаз. Открылась парадная дверь. Рози прижалась к стене. Гигантская девочка начала бормотать и реветь — Рози поняла, что это ее пытаются так успокоить. Пухлая ручка размером с диван втиснулась в дверь, повернулась и потянулась к Рози пальцами размером с диванные валики. Большой и указательный пальцы сомкнулись вокруг сопротивляющейся Рози, вытащили ее наружу, как она ни упиралась, и подняли в воздух. Великанское дитя сидело на ковре, и ворох ее алых юбок напоминал складки холмистой местности. Девочка-великан ухватила Рози за талию, поднесла к глазам и прищурилась. У девочки была огромная копна толстых, блестящих желтых волос, окружающих ее голову ореолом, похожим на солнце. Ее дыхание звучало как шум кузнечных мехов. Глаз такого размера — это ужасно: пятно мокрого цвета вокруг черной дыры в неизвестный разум. Снова послышались громогласные успокаивающие звуки.

Рози вырывалась, изворачивалась и шипела, как сердитый котенок. Она изо всех сил вонзила зубы в державший ее палец, и девочка-великан заорала так громко, что Рози едва не оглохла. Рози продолжала бороться, царапаться и кусаться. Огромная слеза появилась на нижнем веке великанского глаза, перелилась через край и упала — тяжелый жидкий шар — на руку, державшую Рози. Потом еще одна. Рози впихнули обратно в дверь дома; пальцы вытащили ключ, повозились, вставили его в замок снаружи и повернули. Потом на окнах снаружи закрылись ставни, и мир Рози погрузился в пыльную тьму.

Рози совсем забыла о человечках в кукольном домике. Она вспомнила о них, когда девочка-великанша открыла дверь и всунула туда тарелку размером с поднос для чайного сервиза, с рублеными кусками какого-то фрукта или овоща — может быть, репы или груши. Они страшно воняли. У Рози пока была еда — на кухне и в чулане хранились крекеры и сыр. Но отвращение, вызванное великанской пищей, вдруг наполнило ее раскаянием за то, что она сделала со своими собственными пленниками. Она встала на колени у кукольного домика, плана, открыла задвижку, удерживавшую на месте переднюю стену дома, и шепотом сказала:

— Простите меня. Простите. Я бы вас выпустила, я вообще не должна была запирать вас, но мы теперь все пленники. Наверное, вы не понимаете ни слова из того, что я говорю. Я хочу попросить у вас прощения. Простите меня.