Некоторое сомнение вызывало еще бесформенное пятно под грудой шкур на другой стороне вытоптанного пятачка. На раненых людей это не походило, на животных – тоже. В любом случае, неотвратимо надвигающийся рассвет заставлял атаковать. Как только взойдет солнце, Глэд вынужден будет драться по-другому. Не факт, что он легко сможет выстоять против троих противников…
Торопыга прислушалась к приближающимся шагам. Как ни ловка она была при живой матери, но безжалостные люди сбили с ног и скрутили лапы веревками, а в пасть вставили крепкую железку, которую не разгрызешь и ввек. Рядом безвольным комком свернулась подруга по несчастью – Шонголом, дочь старого пастуха. Но где теперь тот пастух напоил кровью травы и где теперь души клана, что безжалостно истребили у безымянного ручья? Далеко ушли воины, не вернулись, и никто не защитил самок, телами закрывавших детей от холодной стали. Только две маленькие девочки с ужасом слушали приближающиеся шаги, легко угадывая в них чужака, кормившего их вонючей кашей раз в день. Но в этот раз запах человека говорил не о предстоящем ужине, в запахе легко читались страх и злоба, пугающие орчат больше, чем неизвестность утомительного пути в рабство.
Торопыга в ужасе забилась в стягивающих ее веревках. Человек нагнулся, схватил ее за намордник и острым ножом одним взмахом распластал ремни кляпа, рывком сдергивая сбрую с головы.
– Давай, змееныш, громче! – Дзонго примерился, собираясь срезать часть шкуры с боков увертливой зверюги. Надо постараться, чтобы она не замолкала ближайшие полчаса. А что лучше для этого, как не ободранный бок.
Торопыга взвыла во всю тощую грудь, читая в глазах человека кровавую решимость, но забиться под тюки не было никакой возможности… Воин поудобнее перехватил нож, склонился, надсадно ухнул и медленно стал наваливаться на самку. Та непрестанно выла, зажмурив глаза… Выла, пока хватало дыхания. Но тяжелое тело сдавливало все сильнее, и Торопыга стала извиваться, пытаясь уползти от неминуемой смерти. Она толкалась, пихалась лапами и продиралась куда-то по мешкам и тюкам, пока наконец не оказалась на притоптанной земле. Лишь там она перевела дыхание и открыла глаза.
Напавший на Торопыгу человек лежал на разворошенных вещах, неестественно вывернув руки. Из спины его торчали две стрелы, слабо пуша оперение на предрассветном ветру. Со стороны выпаса доносился шорох травы. Через несколько минут к костру вышел еще один человек, несущий на себе тело, пахнувшее свежей кровью. Сбросив убитого у костра, незнакомец развернулся к орчатам.
Худой, жилистый и легкий в движениях чужак. Самки не видели такого в отряде раньше. Видимо, люди так же грызутся между собой ради доброй добычи, как это часто бывало у Диких. Более удачливый забирал чужие вещи и коней, захватывая в полон всех, кто не смог умереть с честью. Подойдя ближе, незнакомец бросил взгляд на Шонголом, потом повернулся к Торопыге. Та оскалила клыки:
– Уйди, человек! Мы не твоя добыча! Убью!
Пустые глазницы черными провалами ловили последние отблески луны. Тихий голос заскрежетал на староорочьем:
– Проклятье, мне только вас в попутчики и не хватает…
Разрезав путы на орчатах, безглазый бросил им флягу с водой, после чего повернулся и стал быстро обыскивать захваченный с боем лагерь следопытов.
Фрайм осторожно пробирался сквозь толпу, стараясь не затоптать какого-либо идиота, так и норовящего сунуться под копыта усталого коня. Дорога из Полана в столицу в этот раз далась нелегко. Поздние дожди превратили дорогу между городами местами в плохо проходимые болотца, лишний раз напоминая об излишней доброте его величества к казнокрадам. На бумаге тракт ремонтировали не раз. На практике купцам в последнее время приходилось пережидать распутицу по постоялым дворам и ждать первых морозов. К сожалению, Фрайму пришлось садиться в седло, невзирая на капризы погоды.
Ороман бурлил. Бесконечные толпы нарядных горожан заполнили широкие улицы, узкие проулки и многочисленные закоулки беспорядочно застроенного города. Столица праздновала победу соседей над грозными орками и радостную суету сборов собственного ополчения. Обещанные десять тысяч конницы сколачивались по всему государству, а пятнадцать тысяч пехоты лишь на пять тысяч состояли из царских полков. Остальных пехотинцев набирали под неплохие деньги по самым дальним хуторам и деревням. Горожане, ругнувшись, выплатили разовый налог, который подарил им «светоч мира и потрясатель основ», венценосный Гардолирман. Куда деваться, новые полки требовалось не только одеть из арсенальных запасов, но и накормить, напоить и отправить в степь. Однако в любом случае откупиться от его величества куда проще, чем самому попасть в цепкие лапы вербовщиков. Нет уж, дудки, пусть снег бороздят увальни с крестьянских дворов. Это для них ползолотого в месяц – огромные деньги, а хитрые жители столицы легко смогут заработать больше, не подвергая бесценную шкуру угрозе быть продырявленной ядовитой орочьей стрелой. Так что доблестные войска обойдутся в этот раз без них, жителей самого лучшего города. Вместо этого они лучше прославят в веках царствующий дом, вновь севшего в седло удачливого военачальника и храбрых солдат, что мечами присоединят дикие земли на западе от нынешних границ до самого дальнего моря!.. Разве что оставив пару миль солончаков для тупоголовых Драконов и заплесневевших болотников…
Наездник с трудом достиг переулка и стал пробираться к давно облюбованной таверне, вокруг которой раскинулось пьяное веселье. Город явно спятил, пытаясь выпить за день больше, чем наливали обычно в храмовые праздники. Даже стойло для уставшего коня пришлось отвоевывать у неуемных гуляк. Лишь через полчаса Фрайм смог подняться в оплаченную комнату, расположенную под самой крышей обычно тихого дома. Скинув сапоги, наемник брезгливо вслушался в череду воплей, пробивавшихся из главного зала.
– Неужели у наших соседей так же весело? Или Драконы все же знают толк в вине и веселье? Охо-хо, остается лишь верить, что Мим сумеет завершить эту сделку в нашу пользу и мы получим желаемое: он – замок, а я – добрый дом недалеко от центральной площади. Дом с садом, конюшней и псарней. Хорошая охота заставит меня забыть про этих идиотов, которые уже празднуют гибель всего орочьего племени… Десяток бы лохматых в город для наведения шороха, вы бы не так запели…
Фрайм устроился на скрипнувшей кровати и стал разбирать корреспонденцию, которую захватил по въезде в Ороман. Большую часть писем бросил на пол, пару отложил, а письмо от Мима придирчиво осмотрел на предмет чужого любопытства, после чего вскрыл и углубился в чтение, ловя взглядом в витиеватых строках крупицы необходимой информации.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});