Читать интересную книгу Искры - Михаил Соколов

— Нет, мы требуем ответить сейчас же!

Шухов взялся за ручку телефона, покрутил, но Недайвоз шагнул к столу и порвал шнуры.

— Говорите, не то я этим телефоном!:. — повысил он голос, подняв над головой аппарат.

Стародуб спокойно взял у него аппарат, поставил на стол и сказал:

— Господин Недайвоз, вы пришли вести деловой разговор? Так давайте его продолжать.

Отведя Шухова в сторону, он пошептался с ним и обратился к шахтерам:

— Василий Васильевич согласен просить полицию освободить арестованных. Но принять на работу всех рассчитанных и Илью Гавриловича он лишен возможности. Всем рассчитанным власти не разрешают работать у нас.

Шахтеры переглянулись, не зная, что говорить. Недайвоз переступил с ноги на ногу, задумчиво произнес:

— Так… Значит, власти заодно с вами? — И решительно заявил: — Ну, тогда мы камероны все одно не пустим!

— Так вы же затопите шахту! — воскликнул Шухов.

— Уже топим, господин хозяин, — сказал Еська Бахмутский.

Шухов схватился за голову и забегал по кабинету, причитая в отчаянии:

— Нет, это невозможно! Это варварство какое-то!..

Недайвоз подмигнул товарищам и вышел из кабинета.

А Чургин в это же время на соседней шахте, встретившись с подрядчиком Ильиным, просил его принять к себе на работу шахтеров, рассчитанных Шуховым.

Старик Ильин упрекнул его:

— Эх, Илья Гаврилович, а помнишь, каким строгим со мною был? То-то. А теперь вот и людей подвел, и сам… Но раз сам за людей хлопочешь, я беру их к себе. Вот дед Ильин какой! И тогда тебя предупреждал дед Ильин!

— Благодарю вас, Владимир Петрович, — признательно произнес Чургин.

Ильину было лестно, что к нему обратился за помощью сам Чургин, гроза всех подрядчиков, и он готов был взять к себе главным десятником и самого Чургина.

— А может, Илья Гаврилович… Ну, хоть бы до меня, скажем… ко мне не пошел бы? — неуверенно проговорил он.

— И рад бы, Владимир Петрович, да нельзя, — ответил Чургин. — Меня на эту шахту не примут.

Ильин оглянулся, скороговоркой тихо сказал:

— Брешут, Илья Гаврилович. Покличут все одно, дай срок. Где они такого знатока горного дела возьмут? Да тебя с дорогой душой примут на любой шахте.

Чургин поблагодарил подрядчика и пошел на шахту акционерного общества Юма.

День был пасмурный. — Солнце изредка показывалось из-за туч и тотчас скрывалось, и тучи опять стояли над землей темными громадинами и бросали на нее холодную, длинную тень. В тени этой еще чернее становились бугры дымившейся породы, и, казалось, еще больше прижимались к земле низенькие домишки рабочих поселков.

Чургин шагал на шахту Юма и думал о прожитом и пережитом. Вот он поручил Недайвозу вновь остановить шахту, а сам вынужден делать вид, будто ничего и не знает. А если бы вокруг него было побольше таких, как Семен Борзых и Леон, можно было бы действовать иначе. Как же так, первая же неудача заставляет его бежать с шахты? И Чургину показалось: пуста была его жизнь и сера, как этот пасмурный день. Ничего особенного он не сделал ни себе, ни людям, и вот опять идет просить работу на тот же рудник, где работал лет десять назад. А уходя на рудник Шухова, он обещал своим друзьям продолжать «бороться за лучшую жизнь». О какой борьбе он поведает им, встретясь? «Хвалиться нечем, — думал он. — Руководил целой шахтой, а теперь придется уголь рубать. Поднял народ на борьбу — и ничего не сумел добиться. И людей подвел, как подрядчик сказал. „Как же это ты, Илья?“ — скажут все. Шахтеры — народ требовательный…»

Неторопливыми крупными шагами Чургин шел по степи, огромный, в больших сапогах, в маленьком картузе, с лампой на шее и обушком на плече. И так странно сидел на нем этот картуз, что казалось, он вовсе и не для него сделан, и стоит Чургину тряхнуть головой, как он слетит на землю. И обушок казался для него слишком маленьким, ничтожным, и лампа болталась на широкой груди, как детская игрушка.

Тропинку то и дело перебегали суслики. Крадучись, на брюшке, почти сливаясь с землей, они воровато бежали к своим норам, на секунду замирали возле них и, лишь только Чургин приближался, исчезали под землей, коротко, пугливо пискнув. Чургин смотрел на них, и ему смешно было от того, что суслики так трусливо прячутся от него.

В нарядной шахты Юма и К0, таком же длинном каменном сарае, как и у Шухова, Чургин встретил много давнишних приятелей, и те подняли восторженный шум:

— А-а, кого вижу!

— Илья? Какими судьбами?!

— Ребята, Чургин объявился!

Ему пожимали руку, дружески трясли, некоторые обнимали его. Пошли расспросы, сочувственные разговоры, жалобы. И у Чургина отлегло от сердца. Он почувствовал себя точно в родной семье. «Но когда они узнали все? Не понимаю», — подумал он, не подозревая, что о расчете его с шахты Шухова знали уже на всех рудниках.

Выходя из нарядной в сопровождении друзей, Чургин знаком пригласил за собой старого зарубщика Наливайко и, оставшись с ним наедине, негромко сказал:

— Федор Иваныч, я буду у штейгера Соловьева. Если кто из шуховских покажется здесь, дай мне знать. И вообще, если кто будет мною интересоваться… О полиции говорю.

Наливайко знал Чургина с детства, когда-то учил его шахтерскому делу, и его слова были для него — что слова сына. Он посмотрел на степь, где виднелась шахта Шухова, пригладил густые обвислые усы и ответил:

— Не беспокойся, мы и сами с усами… У нас тоже поговаривают: мол, и нам пора за ум браться. Мы про тебя уже толковали.

— Это хорошо — насчет ума. А про меня надо, чтобы вовсе не толковали, Федор Иваныч.

Штейгер рудника, Семен Матвеевич Соловьев, принял Чургина с искренним радушием. Выходец из крестьян, как и Симелов, он дружил с доктором и много слышал от него о Чургине. Плотно закрыв дверь кабинета, он сообщил:

— Только что звонил Петрухин, дескать, имейте в виду, что Чургина рассчитали по прямому предложению из полиции. Ну, я, конечно, ответил, что буду иметь в виду… Что у вас там произошло? О вас говорят не только шахтеры, но и вся интеллигенция района. Вы что… сами устроили сюрприз этот Шухову?

— Это Петрухин создает мне популярность, — усмехнувшись, сказал Чургин.

— Так ли? Что вы меня-то стесняетесь?

Соловьев задумчиво покрутил тонкие черные усы, покачал головой.

— Ну и что вы думаете теперь делать?

— Буду рубать уголь, Семен Матвеич.

— Вы?

— Да.

Соловьев опять покрутил усы, мысленно решая, что делать с Чургиным.

— Да… Ну, это дело ваше, Илья Гаврилович, — сказал он наконец, — только я думаю, вы заслуживаете места повыше. Приступайте к работе, если хотите… Можете и друзей своих прислать ко мне — кто рассчитан.

Чургин поднял глаза на штейгера. Ему хотелось встать и обнять этого простого, доброго человека, но в это время зазвонил телефон. Штейгер крутнул ручку и снял трубку:

— Шахта Юма. У телефона Соловьев… А-а, это опять вы, Иван Николаевич?

Чургин насторожился.

— Что? Опять бунт? Не может быть! — удивленно воскликнул Соловьев. — Недайвоз? Ну, и что?.. Затопили шахту? Недайвоз может, этот на все пойдет… Что? Чургин?.. Ну, батенька мой, это вы уж там совсем все с ума посходили. Честное слово. С перепугу, должно быть… Ну? Да не может быть! Участник этого дела? Ай-я-яй, как нехорошо… Да не шучу я, Иван Николаевич. Я только что разговаривал с Чургиным! — крикнул Соловьев и, жестом подозвав Чургина, передал ему трубку.

Петрухин не унимался и продолжал визгливо:

— Уверяю тебя, что это его рук дело. Он очень хитрый, этот десятник, и я убежден, что Недайвоз — подставное лицо, а Чургин сидит где-нибудь и всем командует.

Чургин слушал и улыбался. Наконец он басом проговорил в трубку:

— А по-моему, всем этим командуете вы лично, Иван Николаевич, а козлом отпущения хотите сделать меня… Чургин говорит с вами.

В трубке отозвалось приглушенно:

— Он действительно на юмовском руднике, Василий Васильевич!

Чургин положил трубку.

Штейгер Соловьев сказал:

— Мне хотелось бы познакомиться с вами поближе. Приходите сегодня вечером ко мне на квартиру, побеседуем за чашкой чаю. А то мне Симелов говорил о вас много, а сообщил мало.

— Он это умеет, — улыбнулся Чургин.

— Так придете?

— Видите ли… — замялся Чургин. — Сегодня я обязательно должен быть у Симелова.

— Хорошо, тогда и я загляну туда, — сказал Соловьев, протягивая руку, — если не помешаю…

На улице к Чургину подошел Наливайко и сообщил:

— Рудник Шухова опять, считай, бунтует. Все шахтеры поднялись на-гора. Мне только что Еська сказал. Может, и нам того?..

— Ни в коем случае. Малейший шаг ваш — и меня и вас запрячут в тюрьму. А мне туда торопиться нечего. Я человек благонадежный, — солидно, выпятив грудь, сказал Чургин и засмеялся — Ты понимаешь меня, Федор Иваныч?