территорию Армении и движется на его столицу! Разведка подтверждает.
– Прекрасно! – Самодовольная улыбка озарила мужественное лицо Красса. – Это означает, что парфяне ждут нас в Армении и не знают о движении через Осроену.
– Но, отец, Ктесифон наверняка под защитой войск…
– Сын! Моя воля непоколебима, а веление моей страны неумолимо! Кто бы ни стал на пути, будет разбит!
– Проконсул, – вмешался в разговор Кассий, – взгляни на перстень!
Камень карбункул лучился оранжевым светом.
– Ну и что? Не понимаю, как это связано с моим походом!
– Проконсул! – Военный трибун Октавий напомнил: – Мы пойдем в жару, а местность пустынная и безводная…
– Октавий, расслабься! Доблесть не в том, чтобы готовиться к бедствиям, а в том, чтобы, сознавая последствия поступков, изнывать от желания победить.
Походная колонна римской армии, растянувшись на десятки миль, прошла город Карры, окруженный древними городскими стенами, а врага по-прежнему не было видно, или он уклонялся от сражения.
– Проконсул! – Кассий был воодушевлен. – Парфяне не решаются дать бой! Хороший знак!
Красс, следуя в группе трибунов, одобрительно кивнул. Он ждал результатов вылазки разведчиков. Местность открытая, и это тревожило, но невдалеке есть небольшой холм и речка. Возможно, здесь стоит поставить лагерь для ночлега изнывающего от жары и жажды войска… На горизонте появилось облачко пыли. Прискакали солдаты из разведки. Вернулось всего три человека из двух десятков.
– Проконсул, – закричал один из них, – мы попали в засаду, почти всех перебили! Неприятельская конница стремительно наступает!
Изумленный известием, что враг больше не уклоняется от битвы, Красс на минуту онемел. Военный трибун Октавий, увидев состояние полководца, громко закричал:
– Враг приближается!
– Атака парфянской конницы! – завопил трибун Петроний.
– Перстень! – толкнул шефа Кассий.
Красс опустил глаза: камень в перстне переливался разноцветьем: от серебристо-серого до фиолетово-синего. Марка передернуло, дар речи вернулся, мысль заработала, сознание прояснилось. Он скомандовал:
– К бою. Развернуть легионы по фронту!
Военная наука требовала в случае нападения больших конных отрядов противника построить легионы в линию. Забили барабаны, заиграли трубы, военные трибуны поскакали с приказами. Войско прямо с марша при поддержке кавалерии занимало боевой порядок в линию легионов глубиной в десять солдатских рядов. Когда первые четыре легиона выстроились по фронту, на горизонте появилась черная туча – всадники парфян.
– Не успеваем занять боевой порядок по ширине всей долины! – воскликнул Кассий, прискакав к Крассу. – Три легиона и катапульты еще на марше!
Красс заревел:
– Развернуть крайние легионы так, чтобы образовался квадрат!! Занять оборону!! Оставшиеся легионы считать резервом!
Военные трибуны ринулись доводить приказ, а главнокомандующий, воинственно взглянув на офицеров, воскликнул:
– Наконец-то битва!! Мы их разобьем!! Я держу центр, ты, Публий – левый фланг, Кассий, ты – правый!
Легионы, подчиняясь приказам и заведенному порядку, выстроилась в каре, закрывшись щитами и выставив вперед копья в готовности отразить любой удар. Остатки колонны римских войск и метательные машины медленно вползали на поле битвы, но не успевали занять позиции. Внезапно от них отделился большой отряд всадников. Конница Абгара во главе с царем, поднимая клубы пыли, пустилась в бегство.
– Предатель!!! – Красс неистовствовал, посылая в адрес царя шквал ругательств. – После Парфии разберусь и с Абгаром, и с Артаваздом!
Парфяне шли на сближение. Конных лучников вел Сурена. Его барабаны-тимпаны издавали глухой дребезжащий звук, который действовал угнетающе на римлян и вдохновлял потомков скифов. «Парфянская стрела» неслась на боевые порядки Красса. Эти всадники в шароварах и серых халатах, подпоясанных ремешком, с короткими черными плащами на плечах и желтыми островерхими шапками на голове, непокорные и воинственные, привыкшие всю жизнь проводить на коне, шли легким галопом, но на расстоянии выстрела пустили лошадей быстрым галопом и выпустили стрелы. Парфяне с такой скоростью стали расстреливать римских всадников и лучников, что первые в панике отступили, а вторые попрятались за рядами легионеров. Римляне, прикрывшись щитами, отстреливались из луков, метали пилумы и дротики, но град парфянских стрел сковал их действия. Парфяне непрерывным потоком скакали вдоль строя противника, выпуская несметное число смертоносных стрел, которые пробивали щиты и доспехи. Уходя, лихие стрелки неожиданно разворачивались на коне задом наперед и снова вели огонь.
Такая тактика для Красса была полной неожиданностью. Его солдаты массово получали ранения и гибли, а он был бессилен что-либо сделать.
– Должны же у них когда-нибудь закончиться стрелы?! – закричал Октавий.
Вдалеке появились верблюды с корзинами стрел: прибыло пополнение боеприпасов. Скученность легионеров представляла отличную цель для неприятельских лучников. Обстрел продолжался, парфянская конная рать уже обтекала боевые порядки легионов, тесня римскую конницу, которая вскоре была вся перебита; и тут Сурена пустил в ход катафрактариев. Покрытые броней всадники и лошади попытались таранить строй римлян и длинными копьями пробить брешь в боевых порядках. Не получилось! Катафрактарии увязли в гуще солдат-ветеранов, которые знали свое дело: стаскивали с лошадей неуклюжих, не знавших седел и стремян латников и кромсали их мечами.
«Это ловушка! – До Красса наконец дошло, что его пехота в безлюдной степи не в состоянии биться с армией, состоящей сплошь из конницы. – Меня предали, завели в бескрайние равнинные земли, где кочевники, привыкшие жить здесь, получили небывалое преимущество. Но они не с тем связались! Я Красс, победитель Спартака, триумфатор, и мой талант полководца оценят выше дарования Помпея и Цезаря!».
– Публий! – подозвал он юношу: – Опасную, но важную задачу я могу возложить лишь на сына. Контрудар! Твой легион и галльская конница внезапной атакой отвлекут противника, что позволит отступить основным силам!
– Да, отец! – Глаза Публия загорелись. С детства отец обучал его владеть оружием, воспитывал высоко ценимые в Риме качества – преданность, послушание, скромность. – Я не подведу!
– Публий, не увлекайся преследованием! – Они обнялись. Сын ушел, а Красс приказал Кассию: – Оповестить войска: отступаем к Каррам!
– Слушаюсь, проконсул!
Отряд Публия, усиленный галльской конницей, внезапно атаковал парфян с фланга. Подействовало! Парфяне развернули коней и поспешно поскакали прочь, а легион Публия стал преследовать их. Красс с облегчением вздохнул. Но вскоре примчался трибун:
– Публий с отрядом окружен, просит помощи!
– Я сам пойду на помощь сыну! Кассий!.. – Красс осекся.
Парфяне возвращались. Когда они приблизились, легионеры содрогнулись: один из неприятельских всадников нес на пике голову Публия. Уничтоженный морально, Красс, тем не менее, призвав офицеров, сдавленно произнес:
– Смерть сына касается только меня. Исполняйте свой долг!
И все повторилось вновь: град стрел, атака за атакой, катафрактарии. Легионеры, ощетинившись копьями и щитами, их отгоняли, как могли, наносили контрудары, стреляли залпами из катапульт, но это не помогало: они возвращались. Так продолжалось, пока солнце не стало садиться. В разгар сражения раздался сигнал тимпанов, обстрел прекратился, и парфяне покинули поле битвы. Наступление ночи принесло передышку. Красс пал духом. Остатки его войска отступили к Каррам, бросив убитых и раненых.
Решив, что парфяне не будут воевать ночью, римское войско стало выбираться из пустыни. Кассий, возглавив уцелевших всадников, со словами: «Он нас всех погубит!» бежал в Сирию, чтобы потом хвастать, как спас