Матросы с фрегата один за другим быстро поднимались по трапу и деловито, будто заранее обо всем договорились, разбегались кто вниз по трапам, кто к вантам, кто — к кабестану. Все были вооружены так, будто шли на абордаж. Кого-то уже ударили по голове, кого-то бросили за борт.
— Эй там, внизу! Отставить! — командным голосом рявкнул капитан Кассис. — Кто разрешил?! Стой, кому говорю!
Но его не слушали. Распаленные, бурно дышащие пришельцы заполнили шкафут, шканцы и даже поднялись на ют. Они смотрели так загадочно, что от этой загадочности возникали нехорошие предчувствия.
Толпа расступилась и на мостик поднялся невысокий, но очень широкий в плечах бородач.
— Капитан? — коротко спросил он.
— Вот именно, любезный! — надменно ответил капитан Кассис. — Кто вам позволил…
— А сдай-ка свою шпагу, дорогой, — сильно окая, сказал бородач. И пожаловался: — Уф-ф. Староват я уже бегать-то…
— Шпагу? Зачем?
— Ну… на сохранение.
— Я оставил ее в каюте, — в полнейшей растерянности ответил капитан.
— В каюте? Что ж, тем лучше. Сейчас посмотрим, что там у тебя еще есть. В каюте.
Съер Бартоломео Кассис, командир имперского линейного корабля, начал приходить в себя.
— Позвольте! Как вы смеете… Да что вы здесь делаете-то в конце концов?
Пришелец неучтиво высморкался на палубу. Потом сказал:
— Здесь я корабль захватываю.
— Как — захватываю? Что захватываю? «Хугиану-у»?
— Ну-у.
— Линкор его величества?!
Свиристел начал скучать.
— Он самый. Дошло наконец?
Но капитан упрямо не хотел верить органам чувств.
— Но… зачем?
Стоеросов усмехнулся.
— Да понимаешь, служба у меня такая — захватывать. Вот и захватываю.
— Но вас же за это…
— Повесят? Мне уже говорили. Слушай, давай сходим за твоей шпагой, а? Нам еще нужно весь ваш остальной флот утопить, а времени маловато.
Капитан наконец начал что-то понимать.
— Вы сумасшедший!
Свиристел не стал спорить.
— Есть немного, — признал он. — Ты… того. Не расстраивай сумасшедшего. Лады?
Капитан обвел безнадежным взглядом бухуту Монсазо, ища откуда-нибудь помощи. Но в бухту один за другим входили корабли. Чужие, серые, незнакомые, хотя на каждой мачте развевался золотистый стяг Покаяны.
— Но… где же адмирал Василиу? — растерянно спросил капитан.
Свиристел Стоеросов пожал плечами.
— Да я и сам хотел бы знать.
* * *
Все в том же первом часу этой неладной Пресветлой Ночи Тубан Девятый, базилевс-император всея Покаяны, решительно и бесповоротно уснул за столом.
Его величество освободили от груды салфеток, после чего могучие лакеи с величайшей осторожностью перенесли храпящее тело в одну из опочивален с окнами, выходящими в тихий внутренний дворик. Сразу после этого отбыли и великий сострадарий, и командующий Домашним флотом, и военный министр.
Но поскольку высочайшего повеления об окончании бала не поступало, празднество Святой Пресветлой Ночи Откровения Святаго Корзина разгорелось с новой силой. Отъезд всемогущего эпикифора, способного заморозить любое общество, этому только поспособствовал.
Эрлизор и весь протянувшийся на целую милю парк сияли огнями. В многочисленных павильонах и беседках завязывались волнующие сцены. Умело спрятанные в кустах музыканты без устали работали смычками. Ночь выдалась ясной, теплой и действительно светлой. Со стороны моря на полбалла дул освежающий ветерок. По поверхности каналов скользили лодки, в которых катались нарядные гости его величества. Вдоль берега бухты с той же целью плавали шлюпки «Тубана Девятого» и «Цикатры». Их оказалось недостаточно, на берегу собралась очередь желающих.
Разомлевший командир фрегата «Прохорст», толстый и румяный капитан второго ранга, уступая пленительным просьбам, послал на свой корабль вестового с приказом немедленно спустить на воду восьмивесельный баркас. То же самое проделал и капитан фрегата «Коншесс», не желавший уступать в галантности своему коллеге.
В Трапезной тем временем подали жаркое, а к нему — красные, двадцати-тридцатилетней выдержки вина. За карточными столами употребляли напитки покрепче — муромскую водку, померанский кавальяк, которого по закону быть не могло, но он был (якобы из старых, довоенных запасов), а также всевозможные коктейли на прочной основе этих напитков. Самые неустрашимые пили даже черный колониальный ромище, причем пробки из бочонков выбивали у них на глазах, прямо в зале.
С треском распечатывались глянцевые колоды, краснели глаза, удваивались ставки. И вот, когда в бальном зале очередной раз объявили белый танец, гвардейцы и морские офицеры стоя выпили за прекрасных дам, а дирижер вслед за своей палочкой весь потянулся к небесам, с этих вот самых небес и грянуло. Гром оказался такой силы, что во дворце задребезжали не только окна, но и стеклянная крыша, хрустальные подвески люстр, бокалы, пустые бутылки.
* * *
Сначала, когда первый испуг прошел, этот гром приняли за начало грандиозного фейерверка, и многие гости поспешно отправились на внутренний балкон, намереваясь полюбоваться игрой небесных огней. С этого балкона просматривался весь парк, но над причудливо стриженными кронами ничего не шипело и не взлетало. Зато с противоположной стороны дворца разгоралось зарево.
Большая часть гостей, недоумевая, вернулась за столы и к танцам. Но некоторые флотские, почувствовав смутную тревогу, проследовали дальше, на внешний балкон. И оттуда увидели, что на острове Дабур что-то горит.
Раздосадованного коменданта замка Контамар оторвали от бриджа в самый азартный момент. В сердцах он выругался, хлопнул для успокоения стопку, промакнул батистовой салфеткой усы, после чего наконец отправился выяснять, что ж там такое стряслось во вверенном ему гарнизоне. На свое счастье, этот тучный и жизнелюбивый генерал не переносил качки, поэтому отказался от баркаса, вызвал дрожки и поехал к шлюпочной переправе по Северной стороне бухты. Что и спасло ему жизнь.
А в Эрлизоре прерванное было веселье возобновилось. Некоторое беспокойство, правда, вызвали звуки далекой пушечной пальбы, но когда из Северного пролива показались паруса, общественное мнение единогласно порешило, что возвращается флот Василиу, потому что больше ведь некому. И что флот салютует по поводу своей полнейшей виктории над ослушниками-померанцами.
Это соображение, быстро принятое за факт, вызвало взрыв энтузиазма. Чтобы было удобнее наблюдать возвращение победоносного флота, на балкон вынесли кресла, стулья и даже кухонные табуреты. У быстро закрепленных на перилах подзорных труб выстроились очереди. При этом люди, способные разбираться в силуэтах кораблей и деталях оснастки, то есть морские офицеры, галантно уступали место дамам. Командир береговой батареи, расположенной под самыми стенами дворца, приказал вынуть из орудий ядра, чтобы иметь возможность безопасно приветствовать славные корабли базилевса-императора. Для этой же цели на балкон вынесли шампанское.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});