стороне прорванного коридора, усиленные за счёт других частей, заняли стойкую оборону. Хотя фашисты большими силами много раз пытались прорвать эту южную границу коридора и вновь замкнуть кольцо блокады, ни в течение ближайшего после прорыва времени, ни впоследствии им этого сделать не удалось.
Таким образом блокада Ленинграда была прорвана, появилась возможность организовать сухопутную связь города со всей страной.
Все понимали, что этот коридор ещё очень узок и что радоваться рано, но уже с первого дня прорыва блокады от станции Назия началось строительство железнодорожной ветки на Шлиссельбург, а 7 февраля 1943 года с Большой земли в Ленинград пришёл первый железнодорожный состав.
С Синявинских высот противник просматривал и обстреливал ближайший участок новой железной дороги, но движение по ней не прерывалось. Ленинград и Ленинградский фронт стали получать в необходимых количествах продовольствие, боеприпасы, боевую технику и пополнение людьми. Из города стали регулярно эвакуироваться раненые и больные. Предприятия смогли увеличить выпуск военной продукции.
Забежав вперёд, можем сказать, что с февраля по декабрь 1943 года по этой железной дороге прошло 3 104 поезда.
* * *
После получения известия о прорыве блокады, в медсанбате среди находившихся там раненых, а их скопилось уже около восьмисот человек, и среди медицинского персонала царило прямо-таки ликование. Радовали сведения и с других фронтов, которые регулярно сообщались раненым и медперсоналу агитаторами из числа коммунистов и комсомольцев, выделенных для этого капитаном Фёдоровым. В этой работе часто принимал участие и он сам.
Наступление окончилось. Дивизия перешла к обороне, и в медсанбат приехали командир дивизии Ушинский и замполит Веденеев. Они обходили все палаты и фанерные дома, поздравляли раненых с удачно проведённой боевой операцией и тут же награждали многих отличившихся в боях.
Как известно, в это время решением Государственного Комитета Обороны командир дивизии получил право своим приказом награждать рядовой, сержантский состав и средний командный и начальствующий составы до капитанов включительно медалями всех достоинств и орденом Красной Звезды.
Получили награды и некоторые работники медсанбата. По представлению Алёшкина орденом Красной Звезды были награждены врачи Сангородский, Прокофьева и Бегинсон. Медаль «За боевые заслуги» получили восемь медсестёр, в том числе старшая сестра сортировки, старшая сестра госпитального взвода и все операционные сёстры. Награды получили многие шофёры, дружинницы и санитары.
Командир дивизии на открытом партийном собрании медсанбата, вручая медали и ордена, объявил благодарность Алёшкину и заявил, что, хотя он и очень доволен работой медсанбата, а, следовательно, и действиями его командира, наградить его не может: его права не распространяются на командиров частей, а комбат в своём положении приравнивался к командиру отдельной части. Тут же он сказал, что ходатайство о награждении комбата и начсандива направлено в штаб армии.
Поступление раненых с переходом дивизии в оборону резко сократилось. Начало уменьшаться их количество и в санбате.
После каких-либо больших боевых операций в домике комбата собирались командиры подразделений и обсуждали недостатки и положительные стороны только что законченной работы. Всегда на этих неофициальных совещаниях каждый высказывался откровенно и беспощадно критиковал как своего коллегу, так и самого себя. Особенно острым на язык был Лев Давыдович Сангородский, и его критики боялись как огня. А наиболее деловые, серьёзные замечания и обязательно с ясными предложениями на будущее всегда делала Зинаида Николаевна Прокофьева. Эти беседы очень помогали в работе, в сущности, ещё совсем молодому и, конечно, не очень-то опытному командиру меданбата Алёшкину.
В этот раз сбор всех «столпов» батальона проходил после посещения его командиром дивизии и носил несколько необычный характер, даже Сангородский почти не высказывал серьёзной критики. Работой всех подразделений батальона они были довольны, не имелось ни малейших перебоев с продовольствием, обменным фондом обмундирования и постельным бельём. Прохоров в этот раз проявил прямо-таки чудеса изворотливости. Не было нареканий и на аптеку. При помощи автомехаников начальник медснабжения, товарищ Чернов, сконструировал новый перегонный куб с дистиллированной водой, а, следовательно, и нужными растворами все подразделения батальона обеспечивались бесперебойно. Аккуратно поступала и консервированная кровь, ранее это было самым узким местом медснабжения.
И вот, когда уже, кажется, всё обсудили, Прокофьева вдруг сказала:
— Товарищи, а вы заметили, что раненые-то совсем другие пошли? Как будто те же самые красноармейцы, что и несколько месяцев назад были, но ведь настроение-то совсем другое! У некоторых, даже очень тяжёлых, на языке одно — «Бьём мы фрицев, бьём!»
— Верно, — подхватил Сангородский, — я тоже это заметил! Ведь раньше в сортировку они какие-то понурые, удручённые поступали, а теперь слезают с машины, заходят в палатку-то и такими бодрыми и весёлыми голосами переговариваются, как будто не руку или ногу ему разворотило, а он невесть какую награду получил. И первые слова: «Доктор, вы меня уж никуда не отправляйте, у меня ведь пустяки, денька три-четыре полежу и обратно в свою роту! А то они так без меня и Ленинград освободят, а я отставать не хочу».
— Да, — добавил командир медроты Сковорода, который в основном занимался организацией эвакуации. — Вам-то ещё хорошо! Ваши, Зинаида Николаевна, хоть и ворчат, а сами никуда деться не могут. Ваши, Лев Давыдович, пока их не обработают, тоже на месте сидят. Ну, а вот мои, как только узнали, что автобус из эвакопункта пришёл, и погрузка сейчас начнётся, так и разбегаются кто куда, чтобы в санбате застрять, да поскорее «домой» вернуться. А некоторые просто сбегают: на попутную машину — и в часть. Прямо беда с ними! А с другой стороны, и сочувствуешь им: как же так, их часть вперёд идёт, а его куда-то в тыл увезут? Удастся ли оттуда к своим попасть — это ещё вопрос. А ведь за это время, то есть почти за два года, многие свой полк, батальон или роту прямо родным домом считают.
— И вот что замечательно, — вновь вмешался Сангородский, — ведь за это время мы пропустили более полутора тысяч раненых, и ни одного самострела! Вы понимаете, ни одного! Цейтлин раза два приезжал, так просто не верит, а ведь это факт!
Поговорив ещё немного о новых качествах красноармейцев, об их бодром настроении, а вследствие этого лучшим перенесением тягот ранения, все разошлись.
Борис долго ещё ворочался на своей постели, курил и думал, как всё-таки хорошо, что он стал командиром медсанбата и оставил должность начсандива. Хотя нагрузка на него теперь возросла во много раз, но, имея таких помощников, видя, что каждый из санбатовцев вкладывает свою душу, всё своё умение, все силы в безупречное выполнение порученного дела, работать становится легко и приятно. В своих мыслях он отдал должное и замполиту, капитану Фёдорову.