с того, что провел в высшей степени тайное совещание с неким монахом — отцом Поликратом, носившим длинную бороду и бывшим сторонником крайне ортодоксального течения в богословии. Помимо этого, Поликрат был исповедником и доверенным лицом императрицы. Оказалось совсем нетрудно убедить это духовное лицо в том, насколько важно и необходимо поддерживать Евфимию в ее неприязни как к шлюхе из Гормизд, так и к самой мысли о возможности рождения этой распутницей ребенка от Юстиниана.
После тайного наставления монаху Иоанн покинул дворец и на роскошной барке переправился через бухту Золотой Рог на свою виллу, расположенную в предместье Сики. Там, в тишине и спокойствии, он намеревался тщательно обдумать все случившееся, ибо ему казалось, что сам Бог предоставляет ему счастливую возможность должным образом повлиять на события.
Вилла в Сиках была поистине изумительной: большой дом, к которому примыкала мраморная крытая галерея, имел целых два атрия и был окружен садами, рощами и виноградниками, а такую обстановку в доме мог себе позволить только столь влиятельный человек, каким являлся префект претория. Имея свободный доступ к казне, он мог тратить сколько угодно. В этот дворец никто не попадал иначе, как по приглашению, и сюда не приглашался никто, кроме тех, с кем Каппадокиец занимался особыми и тайными делами.
Иоанн был православным и в свое время должным образом был крещен. Какое имя он носил до того, как принял крещение в купели, неизвестно; кажется, это было какое-то языческое имя, и Иоанн изменил его при крещении. Однако, несмотря на показное благочестие, Каппадокиец, о чем было известно лишь немногим посвященным, так и не признал христианских догматов и продолжал исповедовать прежнюю веру — некий темный и таинственный культ.
Он был настолько ловок и хитер, что, несмотря на все это, поддерживал самые доверительные отношения с высшими сановниками церкви. Иногда для ее высших иерархов на его вилле с показным радушием устраивались приемы, которые на самом деле были не чем иным, как тайными совещаниями, в которых церковных прелатов заставляла участвовать жестокая необходимость оказывать влияние на мирскую политику. Здесь подчас приходилось принимать и такие решения, которые довольно слабо согласовывались с христианской доктриной и по этой причине должны были сохраняться в совершеннейшей тайне.
Высказанные на таких встречах советы Иоанна, будучи в высшей степени практическими и в то же время ловко сформулированными в таких выражениях, что выглядели почти невинными, высоко ценились иерархами церкви и зачастую воплощались в жизнь с истинно религиозным рвением.
На второй день кратковременной добровольной ссылки префекта претория отправилась из города, пересекла залив и вступила в роскошный дворец Каппадокийца группа представителей высшего духовенства — соборный митрополит и несколько избранных епископов вместе с наиболее преданными священниками и монахами. В этот же день поздно вечером все они покинули виллу — но уже с глубоким осознанием первоочередных задач и опасностей, угрожающих церкви в связи с беременностью девицы из дворца Гормизды. Кроме того, подтвердилось, что она является монофизиткой, что для духовенства было более тяжким грехом, нежели тот факт, что она была проституткой. Принадлежность либо даже симпатия к этой секте могли послужить достаточным основанием для обвинения в ереси!
Другая делегация с еще большей скрытностью посетила виллу в Сиках на третий день. Лишь немногим было известно, что Иоанн временами проводит тайные встречи с лидерами партии Зеленых с Ипподрома. Поскольку те были ярыми сторонниками еретического толка монофизитов, истинно православный не мог иметь с ними ничего общего. Но это, очевидно, нисколько не смущало Каппадокийца.
Когда Зеленые возвратились той же ночью из Сик в Константинополь, то принялись обдумывать возможность выступления партии, ибо для этого сейчас, как стало ясно, появилась отличная возможность. Потерявшие доверие народа и попавшие в зависимость от ненавистных Синих в годы правления Юстина, Зеленые могли восстановить свои силы и влияние, воспользовавшись неожиданно обнаружившейся слабостью Юстиниана, наследника престола, который, оказывается, безумно влюблен в девицу с улицы Женщин. Положение усугублялось еще и тем, что девица забеременела от наследника. На основе этого, вызвав в народе ненависть ко всему правящему дому, представлялось возможным добиться наконец падения династии и, после того как окровавленные головы правителей скатятся в пыль, получить неограниченный доступ к власти.
Группа лиц, облаченных в кроваво-красные одеяния, нанесла визит на сикийскую виллу на четвертый день. Это был цвет одежды профессиональных ораторов, зарабатывавших на жизнь своим красноречием, предоставляя услуги каждому желающему, задавшемуся целью воздействовать на мнение толпы.
Всякое удачное слово, любая цитата, классическая ли, из священного ли писания, выразительный жест или хитроумная игра на чувствах или предрассудках аудитории — все это имелось в арсенале опытных краснобаев. Те, кто пересек Золотой Рог в этот день, находились на содержании у Иоанна Каппадокийца. По его сигналу они должны будут расположиться в самых людных местах Константинополя, таких, как Августеон, Бычья площадь, площадь Братской Любви, площадь Константина, у всех городских ворот и даже на площади Афродиты, собрать вокруг себя толпу слушателей и обрушить на них поток своих обвинений и разоблачений.
Их задачей было возбудить в народе ненависть к женщине, которая поработила наследника, и к нему самому, забывшему о своем положении и достоинстве и совершенно потерявшему здравый смысл. В народе еще сохранилось известное почтение к царской крови, и его чувства могли быть оскорблены известием о том, что Юстиниан ожидает ребенка от проститутки, что может испортить благородную кровь в степени, доселе неслыханной в истории.
Когда последнее из тайных совещаний закончилось и алые накидки отправились назад в Константинополь, Иоанн Каппадокиец, оставшись один и проанализировав ситуацию, пришел к выводу, что она складывается довольно благоприятно — для него самого.
Старому Юстину, совершенно очевидно, оставалось жить совсем немного — несколько недель, в крайнем случае — месяцев. Стало известно, что свищ, образовавшийся у императора и не поддававшийся лечению, разрастается с каждым днем, а самочувствие все ухудшается.
Когда Юстин в конце концов отдаст Богу душу, необходимо будет решать вопрос о наследовании престола. Будь у Юстиниана более прочное положение, воспрепятствовать его восхождению на императорский трон было бы чрезвычайно трудно. Но если он будет обесчещен… или даже проклят? В таком случае все может измениться. Наследника, изобличенного в распутстве, слабоволии, ставшего позором для христианской церкви и империи, народ разорвет на куски, едва лишь тот сделает первый шаг к императорскому трону.
И кто же тогда окажется наиболее подходящим для управления великой империей?
Иоанн знал ответ на этот вопрос. Разумеется, он не относился к императорскому дому, однако и Юстин до его восхождения на трон тоже не мог бы этим похвастать.