место по своему усмотрению. Держитесь так, будто вы в самом деле стачком, решайте все вопросы. Нам надо узнать, провокатор ли Коршунов или нет.
Место для заседания облюбовали на окраине поселка, в недостроенном доме.
Вечером к Трошке в барак пришел Коршунов, поздоровался с ним за руку и шепотом спросил:
— Когда состоится заседание?
Трошка тоже шепотом ответил:
— Сегодня в семь часов вечера. — Он подробно объяснил инженеру, где будет заседать стачком.
На койке Трошки сидел Федор. Чтобы не мешать разговору, он отвернулся, делая вид, что не слушает.
Коршунов, уходя, обратил на Федора внимание и тоже протянул ему руку, прощаясь.
— Это ваш друг? — спросил он у Трошки.
— Мы все здесь друзья, — уклончиво ответил Алмазов.
— Как вас зовут, дорогой? — приветливо спросил инженер, не выпуская руки Федора.
— Владимиров Федор, — робко ответил Федор, а сам подумал: «Что этому господину от меня нужно, что он даже спросил мое имя?»
Коршунов ни единым словом никому не обмолвился, что нынче вечером будет заседать стачечный комитет и он будет присутствовать на этом заседании. Встретив полицмейстера, он, как будто между прочим, спросил у него:
— В котором часу вы вечером выставляете патруль?
Полицмейстеру уже были даны инструкции следить за горным инженером, поэтому он соврал ему, сказал, что в девять часов вечера. В действительности патруль выставлялся гораздо раньше.
— Вы всех без разбора хватаете или делаете исключение? — вдруг поинтересовался Коршунов.
— Не понял? — рявкнул полицмейстер, испепеляя глазами горного инженера.
Коршунов выдержал взгляд полицмейстера.
«Ну и болван же ты, братец, ужасный болван — весь на поверхности», — подумал он.
— Господин Оленников, — пряча улыбку, сказал Коршунов, — если, предположим, я окажусь на улице после девяти, со мной тоже по всей строгости?..
Полицмейстер шумно вдохнул холодный воздух и с притворством, на которое только был способен, громко ответил:
— Что вы, господин инженер?.. Помилуй бог!
— Благодарю, — суховато сказал Коршунов. — Теперь я буду спокоен.
Они сдержанно раскланялись.
А тем временем Алмазов, Быков и Зеленов, встретившись часа за два до начала заседания стачкома, совещались, как им держать себя с Коршуновым.
Быков полагал, что Коршунов никакой не провокатор — провокаторы не стоят горой за рабочих, не ссорятся из-за них с администрацией. О том, что горный инженер со многими чиновниками корпорации испортил отношение, на него косились, чуть ли не в глаза называли социалистом, было всем известно.
Зеленов был того же мнения о горном инженере, но затею партийного комитета проверить Коршунова одобрял — осторожность не помешает. Действительно ли он тот, за которого его на приисках принимают? Но проверить надо основательно, чтобы в случае чего — никаких сомнений.
— Он может не поверить, что комитет состоит только из трех человек, — сказал Быков.
— А мы скажем ему, что это преднамеренно, — успокоил его Зеленов. — Если в комитете много людей, его легче обнаружить.
— Есть у меня еще один человек, которого можно было бы пригласить на заседание, — сказал Алмазов. — Его, кстати, Коршунов видел у меня сегодня и спросил фамилию.
— Кто такой? — спросил Зеленов.
— Один лесоруб. Якут… Хороший парень. Давай-ка скажем Коршунову, что в комитете четыре человека. А фамилию четвертого не будем говорить. Мол, не явился. Для порядка можно будет подождать с полчаса. Если Коршунов провокатор, то арестуют не только нас троих, но и якута заберут. И тогда уж никаких сомнений…
— Ну, это непорядочно, — начал возражать Быков. — Подвергать опасности человека, который не имеет никакого отношения к забастовке. У него, наверно, дети, жена?
— Жена и ребенок.
— Тем более.
— Да его тут же выпустят, — сказал Алмазов. — Посуди сам, может ли темный мужик, якут, знающий три русских слова, возглавлять забастовку? Смешно… И мы на следствии скажем, что Федор тут не при чем.
— Ты, пожалуй, прав, — согласился Быков.
На окраину поселка, к недостроенному дому, пробирались по одному. Ровно в семь часов вечера в сенях послышался шорох. Кто-то в темноте ощупывал стенку в поисках двери. Зеленов впустил Коршунова.
— Вас никто не видел? — спросил он.
Коршунов поздоровался, оглядывая присутствующих, и сказал, что ему удалось проскочить незамеченным.
— Пока только трое? — спросил он.
— Сейчас должен подойти четвертый, — сказал Алмазов.
— Вас всего четверо? — удивился Коршунов.
— А больше и не надо, — ответил Быков. — Четверых засекретить легче, чем десятерых.
— Это верно, — согласился Коршунов. — А где четвертый? Кто такой?
— Вот придет, увидите.
Четвертый не приходил. Прошло полчаса, сорок минут, его все не было.
— Наверно, уже не придет, — сказал Быков. — Будем начинать.
— А кого мы прождали целый час? — допытывался Коршунов. Он вопросительно посмотрел на Трошку. — Я его знаю?
— Скорее всего — нет. А может, и знаете.
— Как его фамилия?
Настойчивость, с какой Коршунов старался выведать, кто четвертый, всех насторожила. А тот даже не пытался загладить свою оплошность, сидел, смотрел то на одного, то на другого.
Фамилию четвертого Коршунову не сообщили, и он сразу потерял интерес к заседанию. Сидел в углу с записной книжкой и рассеянно слушал Алмазова. Когда Трошка заговорил о том, что рабочие решительно требуют увести из приисков жандармскую роту, разрешить собрания и митинги, Коршунов прервал его:
— Это уже политика.
Алмазов спокойно ответил:
— Совершенно верно, господин инженер, политика. Ну и что же?
— Я могу помочь вам во всех делах, касающихся снабжения рабочих, заработка, продолжительности рабочего дня. А насчет митингов, собраний даже речи не может быть. Корпорация никогда на это не пойдет.
— Заставим пойти, — бросил Зеленов.
— Сомневаюсь. — Коршунов встал, чтобы уйти. — Извините, но мне здесь больше нечего делать. Бунтовать я вместе с вами не собираюсь. До свидания.
Алмазов вдогонку сказал:
— Будьте осторожны, господин инженер. На улице патрули.
В комнате засмеялись.
II
Коршунов, не заходя к себе пошел прямо к Теппану. У главного инженера сидел исправник Курдюков.
Вежливый, корректный Теппан даже не удостоил горного инженера взглядом и не пригласил сесть. Курдюков, развалясь, сидел в кресле, нога за ногу, и смотрел мимо Коршунова в пространство.
Коршунов подошел к исправнику и, криво улыбаясь, протянул ему руку.
Курдюков не подал руки.
— Вы за что-то на меня обижены, господин Курдюков? И вы, Александр Гаврилович? — с печальным недоумением спросил Коршунов.
— Вы социалист, а мы слуги царя, — за обоих ответил Курдюков, взглянув на Теппана.
Теппан поднял на исправника холодные глаза, и тот замолчал.
— У вас ко мне дело? — сухо спросил главный инженер у Коршунова.
— Да, — невозмутимо ответил Коршунов, протирая пенсне. Глаза его стали невыразительными. — И к вам, господин Курдюков. — В голосе горного инженера зазвучали властные нотки. Он надел пенсне и, обращаясь к исправнику, спросил: — Ну-с,