Читать интересную книгу История Японии - Эльдар Дейноров

Это было из разряда тех самых предложений, от которых невозможно отказаться. Военная кампания на том и завершилась. Самым последним сложил оружие отряд недобитого Нииро Тадамото, который уже готовился к партизанской войне.

Полное покорение Японии

Север острова Хонсю, как всегда, представлял особую проблему. Клан Ходзё владел этой территорией, но, как часто и случается, если Соун Ходзё был весьма талантливым политиком и полководцем, то его правнук Удзимаса таким умом не обладал. Конечно, «низшие» победили, но в те годы они могли только копировать систему правления «благородных». Наследственность правления в очередной раз дала сбой.

Горы, судя по всему, оказались препятствием и для технических, и для культурных новшеств. Удзимаса рассчитывал на допотопные луки со стрелами и холодное оружие, а не на аркебузы. Да и обычаи на его территории оставались допотопными.

На 1590 г. Хидэёси Тоётоми запланировал нанеси удар по Ходзё. На сей раз боевые задачи касались Иэясу Токугавы. Ему волей-неволей пришлось готовить кампанию против северного соседа своих владений.

В апреле 1590 г. в столице состоялся великолепный военный парад, и армия Хидэёси отправилась на севе]). А Токугава был уже готов начать осаду владений Ходзё.

С. Тёрнбулл приводит приказы Иаясу Токугавы в бытность того полевым командиром. Времена менялись, и прежняя война, основанная на личной доблести, окончательно уступила войне массовой.

«Если кто-либо отправится на разведку без приказа, он будет наказан.

Если кто-либо вырвется вперед, даже для того, чтобы совершить подвиг… он и вся его семья будут наказаны.

Всякий, кто окажется в другом отряде [на марше] без уважительной причины, будет лишен коня и оружия.

Все войска на марше должны держаться главных дорог…

…Да будут все боги Японии, большие и малые, наблюдать за нами! Да поразят они без жалости всякого, кто нарушит эти приказы! Да будет так».

Наполеон наверняка справедливо заметил бы на это, что боги, как правило, оказываются на стороне больших батальонов. А «строгое наказание» могло означать многое — от выговора до укорачивания на голову.

Война быстро перешла в фазу осады. Иэясу Токугава занял приграничные укрепления, после чего можно было дожидаться, когда Ходзё капитулирует из-за недостатка продовольствия. Обстановка у осаждающих оказалась вполне мирной, напоминающей загородную прогулку — с танцовщицами, чайными церемониями и пирами. Попытку штурма предприняли одни раз, да и то, вероятно, от скуки.

Удзимаса Ходзё, в конце концов, совершил самоубийство, а его самураи сочли за благо покориться (или же им не терпелось присоединиться к веселью и узнать о новостях столичной моды?) Во всяком случае, с ними обошлись хорошо, хотя территорию все же отняли. Между прочим, тогда же Хидэёси вознаградил старания Токугавы — он подарил ему земли, где можно было основать столицу. Это место поблизости от Камакуры и впрямь стало столицей. Когда-то город назывался Эдо, но мы с вами знаем его, как Токио.

Последний северный лайме, Масамурэ Датэ, прозванный Одноглазым Драконом (он потерял часть зрения в бою, мало того, отрезал недовыбитый глаз, повисший на щеке, дабы противник не ухватился за него во время поединка), решил покориться сам. Теперь Япония стала единой, а «собирателем земель» оказался человек крестьянского рода. Он по праву мог бы стать сёгуном, но был провозглашен лишь кампаку (регентом).

И в единой Японии оказалось слишком много людей, хорошо умеющих воевать…

Глава 32.

Возвращение в Миману 

Когда во всем права война, природа виновата.

Колонны стынут на ветру, знамена шелестят.

Устало тянутся полки.

Идут войска диктата.

Текут века. Никто не прав. Никто не виноват.

М. Щербаков

Мы уже успели порядком подзабыть некое княжество Мимана на Корейском полуострове, которое в свое время покорилось древней японской морской экспедиции. Но вот Хидэёси Тоётоми помнил о нем. Как оказалось, очень хорошо.

Понятно, что объединением Японии дело не ограничилось бы. В свое время (кстати, примерно в те же годы) Южная Америка очень хорошо ощутила, что такое идальго — люди, посвятившие всю жизнь войне с маврами, выбившие их из Испании и… оставшиеся «безработными». Дело для них нашлось с открытием Нового Света.

Примерно то же произошло и с самураями. Но в Японии процесс развивался быстрее. И первым среди жаждавших битв был сам военный диктатор.

Наполеоновские планы

Некий корсиканец, проявивший себя в XVIII веке, мог бы лишь позавидовать планам сына японского крестьянина. Они, пожалуй, превосходили наполеоновские. Хидэёси надеялся завоевать не только Японию, но и Китай. Неясно, чего здесь оказалось больше — безумия или трезвого расчета. Диктатор сравнивал Китай с циновкой, которая может быть широкой, но ее вполне возможно свернуть и унести.

Есть свидетельства, что во время кампании против Ходзё полководец посетил святилище бога войны Хатимана под Камакурой. Там оказалась и статуя великого Ёритомо Минамото. О дальнейшем рассказывает С. Тёрнбулл: «Хидэёси подошел к статус великого сёгуна и, похлопав ее по спине, обратился к изображению своего славного предшественника с такими словами: «Ты обрел всевластие под небесами, ты и я — единственные, кто смог это сделать. Но ты происходишь из благородного рода, а я вышел из крестьян. Но что до меня, как только я завоюю всю империю, я намереваюсь покорить Китай. Что ты об этом думаешь?»

Не вполне ясно, что Минамото ответил на такое панибратство. Вероятно, ответ крестьянскому сыну со стороны главы рода, происходящего от императоров, мог оказаться не совсем тем, на который тот рассчитывал.

Но ближайшей целью должен был оказаться не Китай, а Корея, которая к тому времени все же смогла из множества княжеств превратиться в нечто целостное. Эта страна признавала китайский сюзеренитет, но считала себя самостоятельной. К тому же, если Японию донимали корейские пираты, то на Корею нападали их японские коллеги. (И они действовали не сами но себе с разрешения и под контролем различных даймё). В 1587 г. Хидэёси попытался восстановить дипломатические отношения с корейским двором. Эта страна должна либо выступить на стороне Японии, либо оказаться завоеванной территорией.

«Первый японский посол, посланный Хидэёси в Корею, вернулся, так и не увидев корейского правителя, и Хидэёси велел его обезглавить «для воодушевления прочих», — сообщает С. Тёрнбулл. Наконец, корейский ван ответил, что готов пойти на возобновление отношений, если ему привезут пойманных корейских пиратов. Таковые быстро нашлись. Заодно японская делегация доставила вану несколько мушкетов — первые образцы огнестрельного оружия в этой стране. Подарок был с намеком: государству, обладающему таким вооружением, лучше лишний раз не перечить.

В апреле 1590 г. в Японию направили послов из Корен. Хидэёси принял их лично, после чего сообщил о намерениях. «… Я соберу могучую армию и вторгнусь в Великую Мин. Холод моих мечей заполнит все небо над четырьмястами провинциями. Если я приступлю к исполнению этого замысла, то надеюсь, что Корея станет моим авангардом. Пусть она преуспеет в этом, ибо моя дружба с вашей почтенной страной целиком зависит от того, как вы себя поведете, когда я поведу свою армию против Китая».

Теперь стало понятно: войны не избежать. Послы заявили, что мысль о военной экспедиции в Китай абсурдна. Хидэёси разгневался, а предупреждение о готовящемся событии дошло и до Пекина. Корейцы подтвердили: угроза реальна.

«Если нападение иа Китай можно уподобить пчеле, досаждающей черепахе, то завоевание Кореи следовало бы сравнить с собакой, дерущейся с зайцем, к тому же слепым, хромым и глупым. Несмотря на решительность ее дипломатов, ни одна страна не была хуже подготовлена для противостояния военной мощи Японии, чем Корея в 1594 г. Это было общество, состоящее только из двух классов — аристократии и рабов. Первые вели жизнь, во многом подобную изнеженному существованию знати эпохи Хэнан, только без самураев, способных защитить их от агрессоров, поскольку последние их почти не беспокоили. Двор был заражен завистью, политическое соперничество приобрело столь дикие и безжалостные формы, что по сравнению с корейской знатью даже деспоты Фудзивара показались бы афинскими демократами. Крестьяне, которые составляли ряды корейской армии, были не более чем толпой, чьи понятия о патриотизме обычно сводились к уплате определенной суммы денег, избавлявшей их от военной службы. Все, кто мог откупиться, так и поступали, так что защита страны ложилась на плечи беднейших из бедных. По своему вооружению корейская армия значительно уступала японской. Особенно жалко выглядели в сравнении с японскими их мечи — короткие обоюдоострые колющие клинки. Использовались также лук и стрелы, несколько разновидностей прямых и изогнутых копий, а также любопытный корейский цеп. Это было что-то типа палицы с длинным древком и соединенным с ним на цепочке из трех звеньев билом, усеянным шипами — оружие корейской кавалерии, в эффективность которого корейцы очень верили. «Об отсутствии аркебуз мы уже говорили, при том что пушки у корейцев имелись, но они даже не попытались скопировать те образцы, которые привезли японские послы, — говорит С. Тёрнбулл. — И эта нация, без того уже изнуренная нищетой и злоупотреблениями правителей, должна была противостоять военной мощи страны, профессиональная армия которой могла бы сравниться с любой армией Европы».