Читать интересную книгу «Мой бедный, бедный мастер…» - Михаил Булгаков

– Да вы кто такой будете? Как ваша фамилия? – все суровее спра шивал председатель.

– Фамилия моя, – ничуть не смущаясь неприветливостью, ото звался гражданин, – ну, скажем… Коровьев. Да не хотите ли закусить без церемоний?

– Я извиняюсь, какие тут закуски, – уже негодуя, заговорил Ни канор Иванович, нужно признаться, что председатель был по натуре грубоват, – на половине покойника сидеть не разрешается! Вы что делаете здесь?

– Да вы присаживайтесь, Никанор Иванович, – опять-таки не смущаясь, орал гражданин и заюлил, предлагая кресло, которым Ни канор Иванович, уже освирепев, не воспользовался, – я, изволите ли видеть, состою переводчиком при особе иностранца, имеющего резиденцию в этой квартире!

Никанор Иванович открыл рот. Наличность какого-то иностран ца в квартире явилась совершеннейшим сюрпризом для председате ля, и он потребовал объяснений.

Переводчик объяснился. Оказалось, что господин Фаланд – ар тист, заключивший контракт на выступления в кабаре, был любезно приглашен директором кабаре Степаном Богдановичем Лиходеевым провести время своих гастролей, примерно недельку, в его квартире, о чем еще вчера Степан Богданович при переводчике написал Никанору Ивановичу и просил прописать иностранца временно.

– Ничего он мне не писал! – сказал пораженный Босой.

– А вы поройтесь в портфеле, Никанор Иванович, – сладко ска зал назвавший себя Коровьевым.

Босой подчинился этому предложению. Впоследствии он утверж дал, что уж с этого момента он действовал в помрачении ума, но ему, конечно, никто не верил.

К величайшему изумлению Никанора Ивановича, в портфеле об наружилось письмо Степы, в котором тот действительно просил о прописке иностранца и заявлял, что сам срочно уезжает во Влади кавказ.

Никанор Иванович тупо глядел на письмо, бормоча:

– Как же это я его сюда засунул?

– То ли бывает! То ли бывает! – трещал Коровьев. – Рассеян ность, рассеянность, милейший Никанор Иванович! Я сам рассеян до ужаса, до ужаса! Я вам как-нибудь расскажу за рюмкой несколько фактов, вы обхохочетесь!

– Позвольте, когда же он едет во Владикавказ? – озабоченно спросил Никанор Иванович, чувствуя, что на него валится еще но вая обуза, какого-то иностранца устраивать в доме – тоже удоволь ствие!

– Да он уж уехал, уехал! – закричал переводчик. – Он, знаете ли, уж катит черт его знает где! – И замахал руками.

Никанор Иванович изъявил желание увидеть иностранца, но по лучил вежливый отказ. Переводчик объяснил, что невозможно ни как – кота дрессирует.

– Кота, ежели угодно, могу показать! – предложил Коровьев.

От этого отказался изумленный Босой, а переводчик тут же сде лал предложение председателю, которое заключалось в следующем.

Ввиду того, что господин Фаланд привык жить просторно, то не сдаст ли жилтоварищество на эту недельку иностранцу всю кварти ру, то есть и комнаты покойного?

– Ведь ему безразлично – покойнику-то! – утверждал перевод чик. – Его квартирка теперь, знаете ли, темная, маленькая, а ино странец этот капризуля, скажу вам по секрету, – сипел шепотом Ко ровьев.

Никанор Иванович в недоумении возразил, что иностранцам над лежит жить в «Метрополе», но переводчик не сдался.

– Говорю же вам, капризуля, – хрипел Коровьев, – не желает! Не любит гостиниц. Вот они у меня где сидят, эти интуристы, – пожало вался интимно Коровьев, – всю душу вымотали! Приедет… и то ему не так, и это не так… А вашему товариществу, Никанор Иванович, полнейшая выгода. За деньгами он не постоит. Миллионер!

Полнейший практический смысл заключался в том, что предло жил переводчик, и говорил он дело, и тем не менее, удивительно не солидное было что-то и в манере его говорить, и в этом клетчатом пиджачке, и в никуда не годном пенсне.

Что-то неясное терзало душу председателя, и все-таки он решил предложение принять. В товариществе был большой дефицит, а к осени нужно было покупать нефть для парового отопления. На иностранцевы деньги можно было бы извернуться.

Но деловой и осторожный Никанор Иванович заявил, что эти де ла так не делаются и что он должен увязать этот вопрос с конторой

«Интуриста».

– Обязательно! – закричал Коровьев, даже взвизгнув. – Обяза тельно! Как же без увязки? Я понимаю. Вот вам телефон, Никанор Иванович, и немедленно увязывайте. А насчет денег не стесняй тесь, – шепотом прибавил он, увлекая председателя в переднюю к телефону, – с кого же и взять, как не с него. У него такая вилла в Ницце… приедете как-нибудь, зайдите посмотреть нарочно – ахне те!

Дело с «Интуристом» уладилось с необыкновенной быстротой. Оказалось, что в конторе знают о намерении Фаланда жить на част ной квартире и не возражают против этого. Условия же такие: жилтоварищество сдает пятикомнатную квартиру на семь дней за плату по сто долларов в день. Плата вперед. Валюту примет специально от правляющийся сейчас же на квартиру товарищ Кавунев, снабжен ный соответствующим полномочием. Жил же товариществу конто ра вручит плату в советской валюте по банковскому курсу немедлен но по отъезде иностранца из Москвы.

Кавунев появился с феерической быстротой – через пять ми нут – и оказался маленького роста, но широкоплечим человеком, поразившим Никанора Ивановича клыком, торчащим изо рта, и огненностью шевелюры. Кавунев предъявил полномочие, привез со ставленный в трех экземплярах договор на наем квартиры, снабжен ный уже подписями и печатями со стороны «Интуриста», заставил Никанора Ивановича подписать его в свою очередь. Коровьев сле тал в спальню, вернулся с договором, во всех трех экземплярах под писанным господином Фаландом. Коровьев вынул пачку валюты, тут же отсчитал 750 долларов, Кавунев тщательно проверил отсчи танное, Никанор Иванович выдал тогда расписку о том, что от господина Фаланда за квартиру 750 долларов принял, а Кавунев на блан ке со штампом и с печатью расписался в том, что сумму в 750 долла ров принял от Никанора Ивановича Босого. Экземпляры договора разошлись по рукам как подобает: один – Никанору Ивановичу, дру гой – Кавуневу, третий исчез в боковом кармане у Коровьева, и Каву нев покинул квартиру.

В асфальтированном дворе дома хрипло и сердито рявкнуло, и председатель, выглянув в окно, увидел, как Кавунев укатил в откры том «линкольне», прижимая к сердцу портфель с валютой и догово ром.

– Ну вот и все в порядочке! – радостно объяснил Коровьев.

Никанор Иванович не удержался и попросил контрамарочку на вечер, которую с каким-то даже восторгом Коровьев тут же написал, вскрикивая: «Об чем разговор!», а затем поступил так: собственно ручно положил контрамарку в карман пиджака Никанора Иванови ча и тут же, нежно обхватив председателя за полную талию, вложил ему в руку приятно хрустнувшую пачку.

– Я извиняюсь, – сказал ошеломленный Никанор Иванович, – этого не полагается! – и стал отпихивать от себя пачку.

– И слушать не стану, – зашептал в самое ухо Коровьев, – у нас не полагается, а у интуристов полагается. Обидите, нельзя!

– Строго преследуется, – сказал почему-то тихо Босой и оглянулся.

– А где свидетели? – шепнул Коровьев. – Я вас спрашиваю, где они? Что вы! Не беспокойтесь, наши, советские…

И тут, сам не понимая, как это случилось, Никанор Иванович уви дел, что пачка вползала к нему в портфель, и через минуту Никанор Иванович, какой-то расслабленный и мятущийся, спускался по лест нице. Мысли в его голове крутились вихрем, тут была и вилла в Ниц це, и какой-то кот дрессированный, и что нужно будет сегодня с же ною побывать в кабаре, и что дело с нефтью устроилось, и что голос говорившего по телефону из «Интуриста» почему-то похож на голос этого Коровьева.

Лишь только Никанор Иванович ушел, из спальни Степы донесся голос артиста:

– Однако этот Никанор Иванович – гусь, как я погляжу! Он мне надоел. Вообще, нельзя ли сделать так, чтобы он больше не приходил?

– Стоит вам приказать, мессир! – почтительно отозвался Коро вьев, отправился в переднюю, повертел номер и сказал в трубку плаксивым и дрожащим голосом:

– Алло! Считаю долгом сообщить, что председатель жилтоварищества по Садовой № 302-бис Никанор Иванович Босой широко спекулирует валютой, часть которой держит у себя в квартире № 35, в уборной, в старом дымоходе. Говорит жилец этого дома, который имя свое держит в строжайшей тайне, опасаясь гнусной мести выше изложенного председателя.

И повесил трубку.

– Этот вульгарный человек не придет больше, мессир, – доло жил Коровьев, проходя в гостиную.

Туда же вошел из столовой другой, увидев которого Никанор Ива нович ужаснулся бы, ибо это был не кто иной, как называвший себя Кавуневым. Он, он. Глаз с бельмом, рыжие волосы, клык.

– Ну что ж, идем завтракать, Азазелло? – обратился к нему Коровьев.

– Сейчас, – в нос отозвался Азазелло и, в свою очередь, крикнул:

– Бегемот!

На этот зов из спальни Степы вышел кот-толстяк, и через не сколько минут вся свита иностранца сидела в гостиной у весело по трескивавшего камина, пила красное вино.