Белла была шокирована, снова увидев меня, потому что она хорошо знала, в чем дело. Она тоже думала, что дома, под охраной лишь местной полиции мне находиться очень опасно. На следующее утро я поехал на вокзал и запрыгнул в поезд, как только он подъехал. После обеда я уже был в Торонто и двинулся прямо к издательству «Стоддарт».
Буря в средствах массовой информации усиливалась. Я давал интервью телевидению, а по телефону – для радио. Самым дальним местом, из которого со мной связывались, был австралийский Сидней, самым близким – еврейская пресса в Торонто. Но ни о содержании книги, ни о моем личном опыте в Моссад я все еще не мог говорить.
Внезапно вынырнули и некоторые израильские представители средств массовой информации, которые работали как репортерами своих газет, так и комментаторами других средств массовой информации. Одним из них был Ран Дагони, который писал для израильской газеты «Маарив». Эта газета опубликовала ужасное интервью со мной, которое, как утверждал Дагони, он взял у меня в Торонто. Интервью растянулось на почти две страницы. Этот тип забыл в нем лишь упомянуть, что мы никогда не видели друг друга, и что я с ним никогда не разговаривал, даже по телефону.
Канадские судьи запретили все дискуссии о книге на срок в десять дней. Я знал, что за это время Моссад попытается остановить меня. Время от времени я замечал их, когда они следовали за мной, но я всегда мог от них оторваться. Тогда я благодарил в душе Мусу и Дова за тот хороший тренинг, какой получил от них.
Еще до того, как истекли десять дней, я решился поехать домой. Мне больше не приходили в голову никакие иные возможности, чтобы покинуть издательство «Стоддарт», кроме привычной. Я был сильно расстроен. Я побывал уже в теленовостях АВС с Питером Дженнингсом, в NBC с Томом Брокау и в передачах всех других больших телекомпаний, но из-за решения суда не мог почти ничего рассказывать. Мне казалось, что я играю роль шута.
Когда я вернулся в Оттаву, меня снова ждали журналисты. Это были израильские репортеры и репортеры местной прессы. Самым странным показалось мне, что я не мог ничего говорить о книге, что я не мог держать в руках ни единого экземпляра книги, в то время как Одед Бен-Ами, представитель израильского радио, из своего гостиничного номера в Оттаве зачитывал своим слушателям целые куски моей книги по телефону.
Большим сюрпризом было сообщение от моего отца, который узнал о книге из газет: «Позвони мне. Что бы ни случилось, я все равно останусь твоим отцом».
Это было очень хорошо. Хотя мы и поддерживали связь с тех пор, как я жил в Канаде, но я очень ждал такого знака с его стороны. Теперь он был здесь, как раз, когда мне так нужна была его поддержка. Я позвонил ему, и мы вели себя так, как будто ничего особенного не произошло. Но ведь именно он был тем человеком, который даже в победном угаре после Шестидневной войны 1967 года всегда говорил, что к арабам надо относиться порядочно и с уважением, и что не каждый араб плох, как и не каждый израильтянин ангел. После этого телефонного разговора мы стали с ним, наконец-то, самыми лучшими друзьями, на что я все время надеялся.
Через пару дней я смог дозвониться к Эфраиму. Я услышал, что Моссад на первое время хочет оставить меня в покое. Меры против меня собираются предпринимать только в отделе дезинформации, но моей жизни сейчас ничего не угрожает. Я, конечно, знал, что это не гарантия и что все может быстро поменяться, как только я покину страну, а для этого достаточно, чтобы я поехал в Соединенные Штаты.
Я начал по телефону проводить радиошоу в США и в Канаде. Я провел их более двух сотен менее чем за три месяца. Я также по спутнику провел несколько телешоу. Вместе с Чарльзом Гибсоном я выступил в Торонто в программе «Доброе утро, Америка!», и он был одинаково приветлив и очарователен и как хозяин и как интервьюер.
Потом, когда было отменено решение суда, было «Шоу Ларри Кинга». Там дела пошли по-другому. Чтобы добавить в шоу перцу, в качестве моего оппонента был приглашен Амос Перельмуттер, профессор Вашингтонского университета. С самого начала было ясно, что Перельмуттер жаркий поклонник Израиля. Его мало касалось то, что было написано в моей книге. В любом случае, он ее не читал, что сам открыто признал.
Эти шоу никогда не предоставляли достаточно времени, чтобы высмеять этих защитников Израиля. Откуда они могли знать, что это все – ложь? Ведь это я пришел из Моссад, а не они. Почему эти лояльные американские граждане согласны были воспринимать любую грязь, которой поливали ЦРУ, но до последнего защищали разведку иностранного государства, о которой было известно, что она шпионит в США (как в случае Джонатана Полларда) и не останавливалась даже перед нанесением прямого вреда американским интересам (как, в частности, в афере Лавона[46] в Египте).
Первая вызванная книгой волна нападок была связана с разоблачением того, что Моссад знал о покушении водителя-камикадзе в Бейруте (включая цвет и марку машины), но не передал эти сведения американцам. После этого в октябре 1983 года 241 американский морской пехотинец взлетел на воздух, когда здание, где они разместились, таранил груженный взрывчаткой грузовик. В некотором смысле, эту историю вырывали из контекста и рассказывали так, будто бы Моссад знал, что американцы представляют собой цель покушения, но это было не так.
Эта и другие истории из книги становились газетными сенсациями и катапультировали книгу на верхушку списка бестселлеров газеты «Нью-Йорк Таймс», где она оставалась девять недель. В более чем двадцати странах, где книга вышла, она тоже попала в список бестселлеров. Ее перевели на пятнадцать языков (хотя на иврите ее до сих пор нет), и в конце года общее число проданных книг перевалило далеко за миллион экземпляров.
Если бы Белла не вмешалась в последнюю минуту, то в книге стояли бы имена всех оперативных офицеров. У меня не было с этим проблем, у Эфраима тоже. Мы оба знали, что они уже раскрыты и публикация их имен пойдет им же на пользу. Но мне также ничего не мешало и выбросить их.
Но и это не защитило от представления меня в израильской прессе как сущего дьявола. Один израильский репортер написал в редакционной статье, что кому-то стоило бы всадить мне пулю в голову. Другой считал, что меня нужно привязать к позорному столбу, чтобы все люди в Израиле могли прийти и плюнуть в меня. Ни один человек во всем государстве не сказал: «Возможно, в том, что он говорит, есть зернышко истины».
Книга теперь была переведена на другие языки, и я встречался с людьми со всего мира и отвечал на их вопросы. Чем больше проходило времени, тем больше выяснялось, что описанное в книге соответствует действительности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});