КОНСУЛЬТАТИВНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ № 2
1. Закадровый морализаторский комментарий примитивен и невыразителен как по смыслу, так и интонационно, эмоционально. Видеоряд явно избыточен. Например, начальные кадры избиения ребенка занимают слишком много времени. Реакция отвращения и ужаса у нормального человека развивается через 1–2 секунды просмотра. Затем у зрителя могут включиться механизмы психологической защиты. Например, идентификация себя не с ребенком, а с насильником; любопытство и так далее. И если просьбы зрителей о повторе передачи действительно были, они вызваны пробудившимися низкими инстинктами, а не желанием понять «глубокий» смысл передачи.
2. Демонстрация детского порно по Центральному телевидению приведет к тому, что люди с так называемыми пограничными психическими состояниями, невротики, некоторые типы психопатов станут осознанными потребителями детского порно. Для них сам факт показа по ТВ означает допустимость, разрешенность собственных подавляемых устремлений. Социальная референтность (оглядка на большинство) в России традиционно заменяет совесть: «Это морально, так как это делают все». «Если многие покупают порно – значит, можно и мне»…
3. Многократный показ процедуры покупки детского порно с тщательными инструкциями, примитивность смысла передачи, гипертрофированность видеоряда приводят к выбору, что это слабо закамуфлированная реклама детского порно.
Кандидат психологических наук В.М.ХОЛМОГОРОВА,
Институт психологии РАН.
Зав. кафедрой биологии МИПКРО,
доктор биологических наук А.Е.СЕДОВ.
Врач-психиатр С.В.ИЛЮШЕНКО
Первый раз это кино о маньяках (для маньяков?) показали в восемь вечера, повторили – в десять. Время детское. Поэтому я спросил специалистов: «С какого возраста можно смотреть такие передачи?» Ответ был неожиданный:
– Ни с какого.
– И взрослым нельзя?!
– Никому нельзя. Психическая травма от таких сцен возникает иногда быстрее, чем за секунду, и остается на всю жизнь. Ребенок – нежная душа – заикается, плохо спит, начинаются вспышки агрессии…
Это тот самый посттравматический синдром, что получали солдаты на войне. У американских ветеранов – вьетнамский синдром, у наших – афганский, чеченский. Но симптомы всюду одинаковы: плохой сон, кошмары, тяга к спиртному, вспышки агрессии.
Так же уязвима и нравственность. Она воспитывается годами, а разрушается иногда мгновенно.
…В Италии по ТВ прошла программа о борьбе с детским порно. Там была семисекундная цитата из мамонтовской передачи о педофилах. Уволили всех, кто пропустил это в эфир.
Наших телевизионщиков за это не увольняют, а награждают. «Смотрите, какой потрясающий рейтинг!»
Маньяки вылезли на экран в 2001 году. Сцены, которые тогда шокировали, теперь норма. Теперь есть и похлеще.
Битцевский маньяк не одну-две секунды, а часами по всем телеканалам рассказывал, как убивал, как прятал трупы, как гордился собой, какое получал удовольствие. Вся Россия получала уроки.
Такую тварь лучше вообще не показывать. А уж если показываешь, ее вид должен вызывать рвоту отвращения. Но наше ТВ сделало так, что он вызвал не отвращение, а любопытство. Таинственный, роковой, коварный, беспощадный герой. Да, отрицательный, но герой экрана. Сколько слабых душ почувствовало бессознательное восхищение, сколько психопатов захотело попробовать – неизвестно.
В 1992-м, когда судили Чикатило, никто ему телеэфир не предоставлял.
Прячьте спички от детей
Подражают не проповедям, а делам. Подражают не рассуждениям об увиденном, а тому, что видят. В первом случае уже был бы рай на земле (если бы выполняли «простейшие» заповеди).
Телевизор учит: «Вот, дети, смотрите: девочка вступает в сексуальный контакт с собакой. Это очень плохо! Это аморально!» В студии обязательно (для объективности!) горячий сторонник извращений: они, мол, расширяют опыт; всё надо знать, всё изведать.
Каков будет результат этого урока? Что даст «сам факт показа»? Тех, кто это делает, не остановишь словами «плохо» и пр. Те, кто не знал, что такое возможно, увидели, что возможно. Абсолютно предсказуемый и неизбежный результат такой телепроповеди – рост скотоложства.
Несколько лет назад с экрана ТВ заговорили матом. Что с того, что это отрицательные герои. Важно, что они герои и что их показывают. И вот дети говорят матом; такое геройство не требует ума, таланта, усилий.
Программа «Времечко» выходит в 16:30 – детское время. Маньяки – одна из постоянных тем. Недавно меня туда пригласили обсудить в прямом эфире: правильно ли сделал некий боксер, забивший насмерть узбека, который пытался изнасиловать ребенка? (Хотя уже было точно известно, что боксер очень подозрительный наркоман, и все было не так, как он рассказывал в первых своих интервью, сделавших его героем России.)[83]
Кто у экрана в дневное время? Бабушки с внуками – они, что ли, должны ловить и убивать маньяков? Надо милицию учить на закрытых инструктажах, а не пугать детей и не будоражить уродов по всей стране.
В самом начале передачи я пытался убедить, что показывать педофилов и даже говорить о них не надо. Ибо чем больше мы их показываем – тем больше их становится. И что пора уже понять эту закономерность и остановиться. Даже напомнил знаменитый фильм «Пятый элемент», где к Земле приближается Смерть (планета-убийца, чуть ли не сам сатана). И чем мощнее ракеты, которыми в нее стреляют гордые своей силой генералы, тем стремительнее увеличивается и приближается Смерть.
Убедить телеведущих, что надо убавить мерзость, не удается. Они так обижаются, будто им предложили добровольно умереть с голоду. Они кричат: «Нет! Это надо показывать! Это правда жизни!»
На самом деле (если говорить прямо) это ложь. Обычный человек за всю жизнь не увидит столько убийств и маньяков, сколько за один день на экране. Пропорции зла в жизни и на экране абсолютно разные. Если бы жизнь в какой-то момент совпала со своим экранным отражением, здесь уже была бы пустыня.
В стране бандит – каждый сотый, а на экране – каждый второй.
Знаменитые ученые, врачи требуют запретить показ насилия, объясняют, как это влияет на людей, на детей.
Власть не понимает (глупая какая!), да еще приговаривает: «Как же мы можем запретить? Это же цензура! Мы не можем Конституцию нарушать!»
Но когда дело касается ее кровных интересов (например, выборов) – власть очень хорошо понимает и всё может.
Серийных убийц меньше, чем оппозиционеров. Но убийцам дают эфир щедро: битцевский по всем каналам излагал свои взгляды и творческую биографию. А лидеров оппозиции в эфире нету.
Их не показывают, о них даже не говорят. Потому, мол, что это может соблазнить неустойчивых избирателей.
Сам Познер – лицо Первого канала, которое глубоко внутри телевизионно-кремлевско-политического процесса, – публично заявил:
«Я утверждаю, что на телевидении в России не существует свободы слова. И это мы все знаем. Во время выборной истории – как в Думу, так и президентской – было совершенно понятно, что есть вещи, которые нельзя говорить, нельзя называть, нельзя приглашать. Из Администрации Президента (и я это точно знаю) коекто звонит: “Как это вы допускаете, чтобы у вас выступал тот-то?” И больше не допускают».
Итак, есть приказ Кремля: вредных политиков не показывать. Значит, могут, когда захотят. И значит, должны бы приказать, чтобы запретили показ маньяков.
Поймите правильно. Здесь нет просьбы показывать оппозицию. Здесь только одно требование: прекратите показывать убийц, остановите пропаганду педофилии.
Запрещая растление, общество защищает себя. Власть (наемник) должна это делать. Ясно же, что шокирующие кадры сильнее действуют на детей (на всех людей), чем хорошо одетые, скучные оппозиционные дядечки – на электорат.
Запрещая экстремистскую литературу, мы признаем, что она влияет. Иначе зачем было бы запрещать? Запрещая порнографию, признаем, что она влияет. Значит, тексты и картинки влияют. Какие-то – плохо, другие (Евангелие) – хорошо. Движущиеся картинки сильнее букв.
Если мы не признаем влияния ТВ, то либо по глупости, либо из упрямства, либо потому, что это слишком страшно.
Если признать, что ТВ не развлекает, а развращает, то ведь придется что-то делать. А как бороться с миллиардами долларов?
…В огромном аэробусе на высоте 10 тысяч метров я трепался со стюардессой у двери в кабину экипажа. А в первом ряду молодая красивая мама кормила грудного младенца очень красивой грудью. А лицо у нее было как у святой – непередаваемое выражение мольбы, глаза, поднятые к небу, губы шевелятся, на ресницах дрожит слеза. Мадонна с младенцем! Я косился на нее и думал: «Иконописца бы сюда, Рафаэля!» Она, конечно, молилась о благополучии ребенка, потому что многие боятся летать.