Читать интересную книгу Нона из Девятого дома - Тэмсин Мьюир

рука сошла с ума, и это было хуже всего. Огромные комки кожи внезапно поползли туда, где их не должно было быть, они походили на красно-бело-коричневые комочки воска. Мягкие ростки того, что, как она поняла, было ее собственной костью, выскакивали, дрожа, из ее плоти, стремясь по спирали вперед, как будто искали, за что ухватиться, как будто собираясь прорасти пальцами в более безопасном месте. Это было по-настоящему страшно – смотреть, как плоть распадается, как вырастают новые пальцы. Из воска выросла еще одна рука, потянувшаяся назад к ней, как к зеркалу, и Нона закричала от ужаса и подалась вперед, чтобы избавиться от этой руки.

Красные метки, покрывающие коридор, взорвались, как миллион крошечных фейерверков. Один, потом следующий, потом все остальные по очереди – ПОП-ПОП-ПОП-ПОП-ПОП, как будто Чести купил их по дешевке и бросил спичку в коробку. Послышался шум, словно загорелся автомобиль, воздух замерцал, и мелкий кровавый порошок посыпался с потолка.

Нона опустилась на корточки и спрятала руку между бедер, боясь взглянуть на нее. Ее сердце билось так сильно, что она боялась, что оно лопнет. Взгляд расфокусировался, как будто глаза уже не имели к ней никакого отношения. На мгновение ей захотелось крикнуть: «Помогите», как она поступила раньше, притворяясь капитаном. Ей хотелось кричать. Ей хотелось, чтобы ее слушали. Она хотела, чтобы барьер забрал ее руки. Ей хотелось броситься в него, обратиться кипящей массой плоти, костей и щупалец, уничтожить свое тело, расплавить его, исчезнуть, чтобы никто не претендовал на ее тело, кроме нее самой, чтобы оно принадлежало ей и никому другому. Думать об этом было ужасно. Нона сразу горячо возненавидела себя.

Пирра упала рядом с ней, обхватила ее большими темными жилистыми руками, дико пахнущими по́том. Щеки казались шершавыми от несбритой щетины. Шея у нее была колючая и приятная, и Нона уткнулась в нее лицом и тихо хныкала, пока ей не стало легче.

Пирра схватила ее за руку и сказала:

– Ты в порядке. Никаких повреждений. Смотри.

Но Нона отказывалась смотреть целых двадцать секунд. Когда Нона наконец опустила взгляд, все было в порядке – ее рука казалась совершенно нормальной, вот только ногти отросли слишком длинными, так что рука походили на лапу. Пирра тут же достала нож и обкромсала их, пусть и неровно.

– Ты смелая. Нона, прости, у нас нет времени отдыхать. Начни открывать дверь. Я хочу тут прибрать на случай, если какие-то заклинания остались целы. Не хочу, чтобы тело принялось разваливаться на куски. Ее не так-то просто будет утащить.

Голова Ноны снова закружилась, но она кивнула и двинулась по коридору. Она открыла первую дверь слева, но это оказался чулан с метлами. Подбежала к следующей, массивной двери. Ключ все еще торчал в замке. Она повернула ключ, нажала на ручку и остановилась на пороге.

Это была обычная спальня. Окон не было – они спустились под землю, по крайней мере, на один этаж, – и горела одна довольно тусклая лампочка. Комната выглядела довольно большой, там помещалась целая кровать и влезла бы еще одна, если поставить ее у самой стены. Растянувшись на кровати и занимая ее почти всю, там лежала девушка из ее сна. Девушка, которая могла бы быть ею.

Нона вошла на цыпочках, мучимая нелепым ощущением, что шуметь нельзя, и всмотрелась в тело. Она не так много трупов видела вблизи. Долговязый труп был одет в красивый белый костюм: белые брюки, коричневые ботинки, которые выглядели почти новыми, белая куртка с серебряными шнурами и пуговицами. Пара пуговиц оказалась расстегнута. Девушка выглядела так, будто она рухнула спать в ботинках после долгого тяжелого дня: лицо у нее казалось полусонным. Рыжие волосы в темноте выглядели еще более рыжими, были ярче, чем у Пирры и чем у Чести. Маленький венок из костей и цветов немного сбился. Подбородок у нее был решительный, а нос представлял собой полную противоположность носу Ноны и напомнил о больших пустынных ядовитых кошках, от которых был без ума Утророжденный.

Нона вовсе не была уверена, что девушка красива. Лицо ее не казалось отталкивающим. Оно заставляло задуматься, но не о чем-то плохом, а просто о смерти. Кожа явно принадлежала мертвецу – пепельно-серая, с пятнами неподходящего грима у ноздрей и рта. Но даже будь девушка живой, Нона оценила бы ее критически. Ресницы у нее были очень темные, но короткие и загнутые, тогда как Нона считала, что все ресницы должны быть длинными и прямыми (ее собственные ресницы такими и были). У трупа были слишком большой рот и ямочки на щеках (ни у кого из ее домашних ямочек не было). По крайней мере, на веках не виднелись венки. Веки казались тяжелыми и холодными, а глаза – излишне глубоко посаженными.

Нона подумала, что будет очень стыдно превратиться из такой красавицы, как она, в такую… рыжую. Нона осторожно прикоснулась к холодной руке трупа, ожидая, что что-то сразу же произойдет, что она внезапно растает или исчезнет, как мыльный пузырь. То, что произошло, заставило ее гораздо лучше думать о трупе. Девушка открыла глаза, и глаза оказались желтыми, цвета золотого вечернего неба, такие же, как у нее самой, только мутнее. Они были прекрасны: Нона обожала свои глаза и теперь видела их снова, лишь чуть-чуть попорченные смертью. В темноте они сияли, как клад.

Труп взглянул на нее с такой немой беспомощной мольбой, как будто заговорил на родном языке Ноны, что она сразу поняла, что делать дальше.

Тень встала в дверном проеме, почти заслонив весь свет из коридора. Нона обернулась и сказала:

– Пирра, прости, я облажалась.

Но Пирра смотрела на труп девушки так, как будто увидела привидение. Или даже два. А может, и два. Повернувшись обратно к девушке, Нона опешила: труп лежал совершенно неподвижно: глаза закрыты, конечности застыли в нелепой позе. Полное ощущение смерти. Пирра подошла и посмотрела на едва освещенный труп.

– Да, это Гидеон Нав, все в порядке. Я узнала бы ее где угодно. Можно было даже не говорить, что она дочь своей матери…

– Кого? – не поняла Нона.

– Ты видела ее фотографию, – Пирра потянулась рукой к лицу Гидеон, но потом отвела руку, одумавшись, – массовое производство Крови Эдема… так себе затея. Но этот ребенок ее. Только глаза и брови его. Странно, что Мерсиморн этого не заметила. Она, наверное, не смотрела.

– Ее мать – женщина, которая разбила тебе сердце, – догадалась Нона.

– Да, – сказала Пирра, – но лишних сантиментов не надо. Мы с моим лучшим другом выкинули ее из шлюза. А так я была готова