Читать интересную книгу Сын цирка - Джон Ирвинг

Детектив сидел за столом, а вокруг в потоках воздуха от потолочного вентилятора танцевали пылинки. Вентилятор беззвучно делал свое дело, но не потому, что обладал совершенной конструкцией — негромкое поскрипывание и стук заглушал постоянный стрекот пишущих машинок, на которых работали секретарши.

Вначале Пател почувствовал прилив сил от той информации, которую сообщил Дарувалла. Никогда еще не удавалось ему подобраться так близко к Рахулу. Теперь убийца обязательно будет схвачен. Его арест казался неминуемым. Однако Пател не хотел поделиться этой радостью с женой, не хотел видеть ее разочарование, поскольку определенные детали остались неясными. Детектив знал: всегда что-нибудь оставалось в тени. Хотя бы это:

«Зачем Рахулу ненавидеть меня или Дхара? » — спрашивал доктор Дарувалла.

Такой вопрос мог принадлежать создателю киносериала о полицейском инспекторе. Тем не менее настоящий детектив поощрил его задать такой обычный вопрос.

Детектив слишком много лет рассматривал фотографии убитых. Его уже тошнило от маленького слоника с поднятым кверху бивнем и гадким выражением глаз, а особенно от животов убитых женщин. Чем вызвана такая ненависть? Чем она обоснована? Вряд ли удастся найти причины. Полицейский считал, что настоящим преступлением Рахула и было отсутствие у него достаточных обоснований своих действий. Что-то в его поведении ускользало, не давалось пониманию. Подобные убийства всегда вызывали ужас своей необъяснимостью. Поэтому Пател был уверен, что жена его непременно разочаруется. Он не станет звонить ей, чтобы не внушать женщине пустые надежды. Если только она не позвонит первая. Зазвонил телефон.

— Нет, моя сладенькая, — ответил детектив.

В соседнем кабинете стало тихо, смолк стук машинки и в более дальнем кабинете. Через некоторое время прекратили стучать все машинки в кабинетах вдоль балкона.

— Нет, я бы сообщил тебе, дорогая, — ответил заместитель комиссара полиции.

Уже двадцать лет Нэнси звонила почти каждый день, задавая ему вопрос, поймал ли он убийцу Бет.

— Да, конечно, обещаю тебе, дорогая, — сказал детектив.

Внизу во дворе взрослые доберманы спали. Механик сделал благое дело, прервав исследование патрульных мотоциклов. Рев моторов этих допотопных устройств стал настолько привычным, что собаки засыпали, не обращая на него внимания. Сейчас же механик перестал увеличивать и уменьшать обороты двигателя, поскольку услышал, как замолкли печатные машинки. Механик по мотоциклам тоже присоединился к онемевшим машинисткам.

— Да, я показал доктору фотографии. Да, конечно, ты была права, моя милая, — говорил с женой полицейский.

В кабинете Патела появился какой-то новый звук. Детектив посмотрел по сторонам, пытаясь определить, откуда он. Не сразу до него дошло — не слышно перестука печатных машинок, зато скрипит и постукивает наверху вентилятор. В непривычной тишине ухо уловило, как терлись заржавевшие металлические колесики тележек с горячими завтраками на улице Даббахай Навроджи. Продавцы выезжали, чтобы развезти их в офисы вдоль дороги.

Заместитель комиссара полиции знал, что коллеги-полицейские и их секретарши слушали каждое его слово, поэтому он понизил голос и стал шептать в телефонную трубку:

— Дорогая, дела чуть-чуть получше, чем ты подумала вначале. Доктор не только видел трупы, но знает также и самого Рахула. И Дарувалла и Дхар знают, кто он такой, что он или она представлял собой в прошлом. Нет, дорогая. Они не видели его уже двадцать лет.

Затем детектив еще немного послушал свою жену, внимая скрипу вентилятора и далеких тележек для горячего завтрака.

— Но я никогда не отвергал твоих теорий! — внезапно закричал в трубку полицейский. Впрочем, тут же в его голосе снова появилась знакомая покорность, которая очень сильно оскорбляла его коллег. Все сотрудники восторгались Пателом, однако они не могли понять мотивы исключительно сильной любви полицейского к жене. Точно так же нельзя было распознать причины исключительно сильной ненависти Рахула. Вероятно, людям не дано знать, откуда она, любовь и ненависть. Эта загадка вынуждала офицеров полиции и их секретарш наблюдать за половодьем чувств в этой непонятной, иррациональной любви.

— Нет, конечно, я не сержусь. Прости, если я говорил так, словно сердился, дорогая, — спохватился заместитель комиссара полиции.

И офицеры, и их секретарши готовы были прийти ему на помощь. Им не было дела до информации, относящейся к убитым проституткам. Они знали, что свидетельства происшествий с этими женщинами всегда лежали недалеко от Патела, в верхнем ящике его стола. Но патетический тон обращения полицейского к любимой жене заставил механика по ремонту мотоциклов убрать руку с регулятора газа.

В кабинете Пател перекладывал фотографии в верхний ящик стола, а сердце его разрывалось от страданий. Он всегда складывал снимки строго в том порядке, как рассматривал, исходя из времени преступлений.

— Я тоже тебя люблю, дорогая, — сказал детектив в трубку.

Он всегда ждал, пока Нэнси повесит ее первой. Затем "детектив с силой задвинул ящик стола и бросился на балкон. Пател застал врасплох всех полицейских и секретарш — ни одна еще не начала печатать, когда он заорал громовым голосом:

— У вас что, закончились дела, которые надо выполнять? У вас пальцы отвалились? Разве больше не убивают? Неужели преступления остались в прошлом, а вы все отправились на каникулы? Разве нет ничего интереснее, чем слушать мой разговор по телефону? — надрывался Пател.

Опять бешено застрекотали печатные машинки. Детектив знал: большинство напечатанных в первый момент слов окажутся бессмысленными. Внизу во дворе опомнились доберманы, начали невесело лаять. Механик забрался на ближайший мотоцикл и подпрыгивал, нажимая на стартер, но не достигая никакого результата. Двигатель кашлянул, будто ткань прошелестела по вращающимся спицам в колесе.

— Выпусти масло из карбюратора, там слишком много воздуха! — закричал Пател механику, который сразу же занялся карбюратором, но одну ногу все же не снял со стартера. Мотор завелся, и механик так сильно нажал на газ, что ужасный грохот перекрыл лающих собак.

Заместитель комиссара полиции ушел с балкона в кабинет, сел в кресло и закрыл глаза. Постепенно он стал сонно кивать головой, будто нашел правильный ритм или мелодию в ударах печатных машинок. Он не сказал Нэнси, что завтра им придется завтракать в клубе Дакуорт с Даруваллой и, может быть, с Инспектором Дхаром. Пател поступил так совершенно сознательно, потому что знал, как эти сведения ее озаботят или заставят расплакаться. Для Нэнси они могут обернуться одной горестной, долгой, бессонной ночью.

Нэнси ненавидела общество. К тому же у нее развилась непонятная неприязнь к сценаристу и к самому Инспектора Дхару. Детектив понимал, что чувства жены не имели логического обоснования, как и ее обвинения Джона и Даруваллы, которые не смогли понять, насколько тяжелую травму нанесли ей в Гоа. Полицейский допускал, что Нэнси может быть стыдно в компании доктора Даруваллы и Дхара. Женщина не могла представить, что может встретиться с кем-то, кто знал ее в те далекие годы.

Детектив решил утром сказать жене о завтраке в клубе Дакуорт, пусть она хорошо выспится за ночь. К тому же у него остается еще знакомство с именами новых членов клуба. Вдруг он узнает, кем стал Рахул или кем он прикидывается в настоящее время? Коллеги заместителя комиссара полиции и их секретарши не расслаблялись до тех пор, пока его печатная машинка не влилась в общую какофонию на этаже.

У коллег Патела отлегло от сердца: твердые удары по клавишам говорили о том, что заместитель комиссара полиции пришел в нормальное состояние духа, а может быть, совсем спокоен. Младшим по чину полицейским даже нравилось думать, что Пател перепечатывал их неуклюжие рапорты. Они знали, после обеда начальник возвратит им старые рапорты. В новых, переделанных, будут введены замечания, описывающие их многочисленные недостатки, поскольку, по мнению Патела, ни один из офицеров не мог написать нормальный рапорт. А секретарш ожидал разнос за допущенные ошибки. Поскольку заместитель комиссара полиции не выносил секретарш, он печатал сам.

Мартина тошнит от его матери

Известно, что трахома — одна из самых распространенных причин потери зрения. В своей начальной фазе, при конъюнктивите и заражении глаз хламидиями, болезнь излечима. У Ганеши была эта стадия. Офтальмолог Джиджихой прописал трехнедельный курс таблеток тетрациклина и тетрациклиновой мази. Больные глаза «слоновьего мальчика» должны очиститься и прийти в норму. Офтальмолог был настроен оптимистично.

— Вот видите, мы уже сделали мальчику маленькое благодеяние. Это было несложно, не так ли? — спросил будущий священник Даруваллу.