Методы противодействия со стороны парней были адекватны. Например, можно согласиться подать заявление в загс, а потом заболеть или как-то иначе оттянуть время (пока липовая справка о беременности не потеряет свою актуальность). Можно купить у тех же врачей справку о бесплодии (существовал черный рынок таких справок). Наконец, можно спешно подать заявление в загс с какой-то другой подставной невестой, которая сама потом не явится в назначенный для регистрации брака день. Фольклор на эту тему обширен, хотя вряд ли где-то опубликован.
Суды были завалены делами об установлении отцовства, и на судебных заседаниях свидетели с обеих сторон усердно воспроизводили сочиненные адвокатами легенды. Почти каждое из этих свидетельских показаний по своей бесстыдной откровенности даст сто очков вперед среднему порнографическому фильму. Неудивительно, что, женившись, мужчины относились к семье как к очередному государству-угнетателю и несли домой получку примерно с тем же энтузиазмом, с которым русские князья везли дань в Орду. Спросите у бывалых прорабов и заводских мастеров — они подтвердят, что на сверхурочные и воскресные работы труднее всего было уговорить женатых рабочих, так как они не хотели зарабатывать дополнительный доход для своей семьи.
Да и во многих других отношениях русские ведут себя на рынке (неважно, какой это рынок — товаров, кредитов, услуг, кавалеров, идей), руководствуясь сиюминутной выгодой, не заботясь о долговременной репутации, не заглядывая вперед. Такой близорукий подход связан и с неправовым характером государства и общества в целом, и с традиционным непостоянством системы управления, в результате которого ориентация на долговременный результат невыгодна. В условиях чередования стабильного и нестабильного режимов функционирования системы управления долговременных ориентиров просто нет, все обстоятельства могут слишком быстро измениться.
Ни в одну из эпох русское государство, да и общество в целом, не смогло (а зачастую и не пыталось) победить мошенничество и коррупцию. Более того, госаппарат и госсектор в экономике всегда были цитаделью указанных пороков. Сегодняшнее общественное мнение исходит из того, что так называемая первая чеченская война (1994–1996 гг.) сопровождалась невиданными в истории русской армии коррупцией и воровством. Но в любом столетии можно найти не менее вопиющие примеры. Взять, например, относительно благополучное начало XX века. «Профессор Озеров в своей монографии „Как расходуются народные деньги“ рассказывает о тщетных усилиях государственного контроля контролировать военное ведомство вообще. Он на основании документальных данных рассказывает об одной из „вылазок“ госконтроля на японский фронт. Там в одном полку обнаружилось, что „55 % валенок после носки в 1–15 дней пришли в полную негодность. Подошвы были сделаны у них из древесной стружки еловой коры, и в результате — масса отмороженных ног. Отмороженная нога равносильна ранению. Работа нашего интендантства равносильна работе японской артиллерии“»[533].
Обман и надувательство, в принципе, должны встречать сопротивление со стороны других стереотипов поведения, в частности со стороны стереотипов солидарности подчиненных. Ведь и продавщица, и деловой партнер обманывают своих таких же, как они сами. Именно об этом говорил М. Жванецкий: «Тщательнéе надо, ребята, тщательнéе. Своих же обманываете». Тот же страстный призыв «Не дурите своих!» обращал к современникам Посошков (рубеж XVII–XVIII веков): «А еще бы в купечестве самая христианская правда уставилася, еже добрые товары за добрые бы и продавали, средние за средние, а плохие за плохие и цену бы брали по пристоинству товара прямую настоящую по чему коему товару приложена, а излишне цены не припрашивали бы и ни стара, ни мала, ни неосмысленного не обманывали бы… то благодать божья воссияла бы на купечестве и торг бы у них святой был»[534].
Однако в этих вопросах правила низовой солидарности не действуют, так как область применения обманных технологий далеко выходит за рамки отношений начальников и подчиненных. К настоящему времени «исчезло доверие не только людей к власти, но и между людьми. Известный специалист по сельскому хозяйству Е. И. Серова приводит такой пример. В деревнях, где уровень доверия друг к другу всегда был выше, чем в городе, крестьяне сегодня предпочитают ежедневно тратить несколько лишних часов, чтобы собственноручно отвезти бидон молока на молокозавод даже при наличии шофера и исправного грузчика»[535].
Бывают ли в русском управлении ситуации, при которых обманные технологии не действуют? Да, бывают. В фазе нестабильного, мобилизационного режима системы управления низовые кластерные единицы поставлены на грань выживания, они отчаянно конкурируют между собой, но внутри кластерных ячеек строго соблюдаются требования безобманной, честной жизни — «Сам погибай, а товарища выручай!», во что бы то ни стало. Артель мастеровых, былинная шайка разбойников, бригада шабашников, погибающая в бою пограничная застава, зашибающий деньгу студенческий стройотряд, бригада гулаговских зеков, которые за воровство и за приписку себе общебригадной выработки карают самым жестоким образом, — все они могут служить примером взаимной честности и оправданного доверия.
Как же люди и организации приспосабливаются к повсеместной нeoбязaтeльнocти и надувательству? В каждой сфере по-разному, но всегда без помощи государства и даже вопреки ему. Наиболее распространенный подход — формирование неких общностей, где соблюдаются относительно цивилизованные правила игры. В среде старого русского купечества — ведение дел преимущественно через родственников и знакомых. В сегодняшнем бизнесе эту традиционную роль играют так называемые «деловые сети», в рамках которых предприниматели создают «локальные институциональные среды» со своей системой норм и санкций[536].
«Деловая сеть — это совокупность устойчивых, относительно замкнутых связей между хозяйственными агентами. Почему они возникают? Общеизвестно, что риск в российской экономике велик. Риск порождает недоверие, а недоверие требует способов контроля и прогнозирования контрактных отношений. Люди предпочитают вступать в деловые отношения с уже неоднократно проверенными партнерами, что и ведет к образованию неформальной сети.
Конкурируют на самом деле не отдельные производители, а сети. В то же время в одну и ту же сеть могут быть включены конкуренты. Это, кстати говоря, вполне согласуется с последними тенденциями корпоративной организации на Западе, когда в рамках одного концерна могут находиться организации-конкуренты. Другое дело формы этой конкуренции. Скажем, члены сети, даже если они конкуренты, не будут применять нецивилизованных методов»[537].