Но почему белые не объединились? Почему их было мало? Почему они оставались бедны?
Как всегда и во всякой гражданской войне, за военными причинами стоят причины политические. Начнем с того, что воевали не только белые и красные. На Первом этапе Гражданской войны, в 1918 году, белое движение вообще слабо оформилось, а Красная Армия только начала создаваться.
ПОЧЕМУ ПРОИГРАЛИ РОЗОВЫЕ?
Почему розовые правительства социалистов оказались еще меньше способны сопротивляться большевикам, чем белые? Ответ очевиден: за ними мало кто пошел. Эсеры были популярны в крестьянстве. Крестьянские восстания принимали эсеровские лозунги. Многие крестьянские вожаки называли себя эсерами, а другие — анархистами.
Но за «городскими» крестьяне не шли, и права руководить собой — не признавали. Они не шли в Народную армию Комуча и в Народную армию Чайковского.
В результате эсеры, анархисты, меньшевики и прочие горожане оказались политиками без масс и генералами без армии.
А БЕЛЫЕ?
Колчак и Деникин пользовались большим уважением, чем полузабытые Чернов и Авксентьев. К Чайковскому народ не пошел, а под командованием Миллера охотники воевали бесстрашно.
Но когда Колчак начал массовые мобилизации, результатом стали восстания и массовое неподчинение. Крестьяне за ним не пошли.
И казаки за белыми не пошли: они воевали с красными сами по себе. Краснов не хотел подчиняться Деникину. Анненков и Белов не подчинялись Колчаку. Семенов вообще создал собственное правительство, и плевать хотел на Колчака. Терские казаки уважали Врангеля, но нарушали его приказы, когда он не велел трогать евреев и сгонять с земли кабардинцев.
Белые не смогли создать массовую белую армию. Их армии всегда были малочисленными дружинами людей одного класса, одного типа. Как только белые армии вырастали в численности — они утрачивали свое качество. А 3, 5, даже 10 тысяч врагов красные задавливали числом, уже независимо от качества.
Почему?!
Ответ не военный, а политический: потому, что у белых не было единой мощной идеи.
Непредрешенчество оборачивалось тем, что белым было нечего сказать 90 % населения.
Белые могли сказать, ПРОТИВ чего они выступают. Но не могли внятно объяснить, ЗА что они борются.
Не было идеи — не было сплочения тех, кто готов воевать за эту идею.
Не было идеи — и у самих белых не оказалось достаточной воли для воплощения этой идеи в жизнь. Им самим было не за что воевать, некого сплачивать и незачем делать политику.
Некоммунистическая Россия была невероятно раздроблена. В феврале 1917 года она распалась на народы, сословия, классы, партии, группировки. Белые не сумели объединить эту Россию.
Врангель попытался это сделать, да поздно. Можно только гадать, что получилось бы, начни он воплощать свои идеи не в 1920, а в конце 1918 года.
Для Врангеля реформы — это и есть оружие Гражданской войны. Могло ли сработать это оружие? Наверное, да… Но при условии, что белое и красное государства будут долго жить бок о бок. Как ГДР и ФРГ, как Северная и Южная Корея. Только тогда станет очевидным преимущество одного строя над другим.
«Осуществлять этот замысел летом 1920 г., когда Красная Армия достигла многократного превосходства, было поздно. Неспособность белых сразу, а не «после победы» решать насущные вопросы правопорядка и устройства повседневной жизни в союзе с крестьянским большинством населения — одна из главных причин крушения Белого движения».
БЕЛАЯ ИДЕЯ
За что же воевали белые? За имения? За свои фабрики и заводы? Но даже у аристократа Колчака отродясь не было имений. И у Юденича не было. Деникин — вообще внук крестьянина. Корнилов — сын рядового казака. Глупая ложь, что они защищали свои невероятные богатства.
Тогда — за что?
Идеи для ВСЕХ у белых не было. Но идея для СЕБЯ у белых была. Это была идея сохранения и продолжения России. Вопрос только, какой России? России русских европейцев. России образованного слоя, который в 1917 году насчитывал от силы 4–5 миллионов человек. Еще примерно столько же русских туземцев готовы были войти в этот слой, принять его представления, как свои собственные. Для этих 7–8 миллионов из 140 было очевидно, что именно следует сохранять и зачем.
В Гражданской войне этот народ русских европейцев раскололся, разбрелся по политическим партиям и течениям. И социалисты, и коммунисты — тоже русские европейцы по своему происхождению и сути.
Одни русские европейцы хотят отказаться от самого европейства для увлекательного, благородного и жуткого эксперимента — коммунисты. Они мыслят себя «еврокосмополитами передового человечества».
Другие хотят разных типов социал-демократии — эсеры, меньшевики, анархисты.
Третьи хотят продолжения и развития исторической России, — это белые.
Они хотят сохранить уютную Россию интеллигенции, встающую со страниц Булгакова и Пастернака. В этой России лежат стопки книг в коричневых корешках на пианино, глядят предки с картин и фотографий на стенах. Это очень симпатичная Россия, но 90 % тогдашнего населения бывшей Российской Империи не имеют к ней никакого отношения. Они не будут воевать и умирать за идею ее сохранения.
При этом подавляющее большинство русских европейцев ни в чем не хотят участвовать, ни к кому и ни к чему не примыкают. Все политические группировки очень и очень малочисленны… Белых попросту мало, считанные десятки тысяч боеспособных мужчин на всю колоссальную Россию.
ВНУТРИ БЕЛОГО ЛАГЕРЯ
Белые постоянно грызлись между собой. Они были едины в первые смутные дни, а потом… Деникин не любил Колчака и «придерживал» Врангеля. Май-Маевский очень не хотел, чтобы Москву взял несимпатичный ему Кутепов. Врангель интриговал против Деникина.
Родзянко злился на Юденича за то, что Юденич умнее и удачливей. Вермонт присвоил титул князя Авалова и предал Юденича и Родзянко, чтобы попытаться посадить на престол нового царя-батюшку.
Слащев вел переговоры с большевиками, чтобы убрать Врангеля и сесть на его место.
Колчак матом ругал Деникина и Май-Маевского за нерешительность и трусость. Каппель угрюмо отмалчивался, и за это ему тоже доставалось. Пепеляев тоже ругал матом — но уже Колчака, и тоже за нерешительность.
Генералы вели себя так, словно все предрешено, их Россия просто не может быть не спасена. Еле мерещился успех — и они тут же утрачивали единство. Интриги заменяли согласие, все тонуло в тумане выяснения, кто тут самый большой и важный.
ТИПИЧНЫЕ ИНТЕЛЛИГЕНТЫ, ИЛИ: БЕЗ СОЮЗНИКОВ
Белые вели себя так, словно все обязаны разделять их убеждения. В этом они были типичнейшими русскими интеллигентами. Они не желали понимать, что, кроме них, в России поднялись новые могущественные силы, и без поддержки этих сил они погибнут.
Они вели себя так, словно им не нужны никакие союзники. У них были принципы и убеждения. Они не могли… простите, они не желали поступаться своими принципами и убеждениями. В том числе своей наивной верой, что Российская Империя должна быть вечна.
В самой России идет Гражданская война, армии Финляндии и Польши сильнее любой отдельной из белых и из красных армий. Армии Эстонии и Грузии по меньшей мере не слабее, это необходимые союзники.
Пойдите на союз с Финляндией! Признайте ее независимость! Стисните зубы и согласитесь даже на рождение новой Речи Посполитой «от можа до можа»! Если вы сделаете это, Запад начнет помогать вам совершенно по-другому. Армии Маннергейма и Пилсудского двинутся на Петроград и Москву. Тогда вы потеряете колонии, но сохраните Россию. И себя во главе этой России. Ведь стократ лучше сохранить часть бывшей Российской Империи, чем проиграть всю Россию и до конца.
Если вы никак не можете поступиться идеей «единой и неделимой», то хотя бы врите, лицемерьте!
Но кто мешает признать идею социализации земли? Раз она необходима и дорога крестьянам? Опять же — не хотите честно пойти на компромисс?
Большевики поступали именно так: создавали с эсерами и анархистами общее правительство, а сами воротили что хотели. И передавили горе-«союзников», когда те перестали быть нужны.
Но белые отказались от любых компромиссов, от любых сделок и с националами, и с другими политическими силами. Они считали, что если они морально правы, то могут идти против большевиков и одни, без союзников.
ПОЧЕМУ ПРОИГРАЛО КРЕСТЬЯНСТВО?
Предельно коротко: весь Петербургский период нашей истории, с Петра и до 1917 года, существовала Европейская Россия, петербургская. А рядом с ней жила Туземная Россия, народная. Россия, доживавшая представления и нормы более раннего, Московского периода нашей истории.
Русские крестьяне, последние московиты, привыкли — все дела по управлению Империей ворочают не они. Их дело — заниматься проблемами чисто местными. Как мужики времен Разина, как казаки времен Пугачева, они не желают уходить из своих родных мест.