— Разве вам не сказали, что я больше не мисс Штерн? — угрюмо спросила Мэдди.
— Конечно, сказали. Но мне также известно, что вы и не Оливия Парсонс. В моем возрасте легко все перепутать, поэтому позвольте мне называть вас так, как я назвал.
Мэдди остановила взгляд на странице в каталоге.
— Если вы здесь только для того, чтобы поговорить со мной, не думаю, что мне нужна ваша помощь. Я устала от разговоров, при том что никто ничего не желает слушать. Никому нет до меня дела. Мне здесь не место, и в том, чтобы уйти отсюда, вы мне помочь не сможете. Значит, мы будем только отнимать друг у друга время. Зачем это вам?
— Не спешите с выводами. У меня значительный опыт работы, и я хочу похвастаться, что еще никогда не терял пациентов.
— Что вы имеете в виду?
— То, о чем вы подумали. Понимаете, большинство моих пациентов живут в мире, закрытом от всего остального мира, где существуют другие люди.
— Иногда бывают дни, когда мне кажется, что я уже потеряла рассудок. Кто знает, может, так оно и есть, — добавила она спокойно.
— А вот и начало беседы, — улыбнулся доктор.
— Знаете, я вызубрила этот каталог от корки до корки.
— Зачем? В следующем году появятся новые модели, и нумерация страниц изменится.
Мэдди внимательно посмотрела на доктора. Он ей кого-то напоминал, но она никак не могла понять, кого именно. Может быть, какого-то артиста? Да, точно. Фернандо Ламаса. Те же седые волосы, те же усы. Глаза доктора улыбались.
— Об этом я не подумала. Ну, может, в следующем году этот каталог мне надоест, и я подыщу себе другое развлечение.
— Какое же?
— Не знаю. Вдруг после того, как состоится суд… Нет, не могу сказать ничего определенного. В мире вообще не существует ничего определенного, постоянного. Вы согласны со мной, доктор?
— Нет. Существуют смерть и налоги.
Мэдди захлопнула каталог.
— Доктор, такое впечатление, что я заблудилась и никак не могу найти дорогу назад. А мне это так нужно.
Слова, долгое время копившиеся в ее душе, наконец нашли выход и полились рекой. Время от времени доктор кивал головой, давая понять, что он внимательно ее слушает. Она пила кофе и вытирала пот со лба. Ей казалось, что если бы доктор был не на работе, он бы наверняка всплакнул над ее страданиями.
Когда Мэдди закончила, совсем стемнело. Комнату освещал лишь огонь в печи. Она встала и зажгла лампы.
— Похоже, мы пропустили обед.
— Ничего. Мы можем перекусить позже. Скажите, чего вы хотите? Что помогло бы вам вернуть спокойствие духа? Если бы вам дали возможность самой решить, что сделать прямо сейчас, сегодня… Что бы вы сделали?
— Одела бы пальто и уехала отсюда.
— В качестве кого?
— Мэдди Штерн, конечно.
— И куда бы лежал ваш путь?
— Я вернулась бы в Нью-Йорк, к своей прежней жизни.
— А суд?
— Я дам на нем показания.
— Но живя в Нью-Йорке в ожидании суда, вы будете подвергать себя опасности.
— А как насчет опасности, которой я подвергаю себя здесь? Я могу со дня на день сойти с ума. Я не настолько глупа, чтобы не понимать этого. Тот закрытый мир, о котором вы говорили, вряд ли предпочтительнее, чем смерть. А теперь позвольте задать вам вопрос, доктор Филлипс. Только, пожалуйста, ответьте сразу, не раздумывая. Что бы вы сделали на моем месте?
— То же, что собирались сделать вы. Уехать и стать тем, кем вы были.
— Вам не стоило говорить этого. Думаю, те, кто вас сюда пригласил, ожидали, что вы уговорите меня примириться с жизнью здесь.
— Почему вы так решили? — спросил доктор.
— А разве я ошибаюсь?
— Я не знаю, что у них на уме, но хорошо знаю собственные мысли. Мне позвонил один очень приятный джентльмен, Шандор Невилл, и рассказал о вас. Он сказал, что не знаком с вами лично, но хотел бы что-нибудь для вас сделать. А потом сказал еще кое-что, с чем я согласился.
— Что? — У Мэдди перехватило дыхание.
— Он попросил меня побыть здесь и убедиться, действительно ли жизнь на ферме абсолютно для вас неприемлема. Я сравнил ее со своей и пришел к выводу, что так оно и есть. Я рад, что понял это так быстро. Мне-то казалось, что придется проторчать здесь несколько недель.
— Итак?
— Сейчас мы попросим мистера Макнелли позвонить в аэропорт, а потом пообедаем. Я чувствую, что из кухни доносятся очень аппетитные запахи.
— А зачем звонить в аэропорт?
— Я улетаю в Атланту. Вы, насколько я понимаю, собирались в Нью-Йорк.
— Вы хотите сказать, что я… могу уехать?
— Вы можете это сделать, если захотите. Точно так же, как захотели этого в Юте. Решение принимаете вы. Возможно, это будет самое важное решение в вашей жизни. Итак, если вы можете жить здесь и дальше, и все, сказанное вами, было лишь словами, то давайте не будем беспокоить мистера Макнелли и приступим к обеду. Потом я уеду.
— Не торопите меня, доктор. Если я останусь… Как я могу смириться с потерей Пита, распрощаться с магазином?
— Не ждите от меня ответа, мисс Штерн. Повторяю, решение должны принять вы сами.
— Нет, остаться я не могу. Знаете, я очень изменилась за последний год.
— Это вполне объяснимо.
— Пит тоже. Изменился, я имею в виду.
— Вы сможете простить его?
— Не знаю. Наверное, я так и не поняла, что он за человек. Возможно, на самом деле он не такой, каким я себе его представляла.
— Он тоже ошибался в вас?
— Думаю, что да.
— Отношения между людьми меняются, и не всегда разлука укрепляет любовь.
— Это звучит для меня как ответ на многие вопросы, серьезно. Я хочу вам кое-что показать, прежде чем мы сядем обедать.
Мэдди открыла каталог и достала вложенный между страниц белый конверт. Она хранила в нем листы бумаги с наклеенными на них вырезанными печатными буквами — нечто вроде копий свидетельства о рождении, водительских прав и других документов, тех, что отобрали у нее давным-давно. Еще на один лист она наклеила копии своих кредитных карточек.
На глазах у доктора Филлипса выступили слезы.
— Вы, наверное, очень долго вырезали и наклеивали эти буквы. — Он внимательно осмотрел каждый лист. — Это произведение искусства.
— Нет, доктор Филлипс. Это подтверждение того, что я — это я. Я хочу, чтобы мне вернули оригиналы. Я заслужила это. На меньшее я не согласна.
— Собирайтесь, мисс Штерн. Мы уедем сразу после обеда.
— Они не попытаются остановить меня?
— Нет.
— Тогда пойдемте есть индейку и яблочный пирог. Сборы займут немного времени.
В кухне к ней подошла Дженни.
— Я рада за тебя, Мэдди, — прошептала она.
— Я и не знала, что все окажется так просто. Ты поедешь со мной?