Читать интересную книгу Сказания Меекханского пограничья. Север – Юг - Роберт М. Вегнер

Удар, один и второй, мечи странно легки, центр тяжести у них смещен к рукояти, они – его и не его одновременно. Но клинки настолько же хороши, как и те, которые он помнит. Грудь первого к’к’на после ударов раскрывается, словно кровавый цветок, разрубленная кровавым «Х», мужчина делает шаг и падает, под ним моментально натекает красная лужа. Кровь слишком густа, чтобы сразу впитаться в песок. Йатех кружится, остатки одежды трепещут, он же ищет следующего противника. Есть – тот, что прыгнул ему на живот, он как раз разворачивается, в глазах страх – не страх, паника, ужас, вызванный непониманием ситуации, как это, пленник, миг назад умиравший, выблевывавший в последних спазмах внутренности, теперь мчится на него с мечами в руках? Как? Почему? Бежать!

Слишком поздно. Иссар возле него, укол горизонтально в живот и тут же косой рубящий удар через лицо. Странно, как быстро могут гаснуть чужие глаза. Йатех не думает, реагирует, как его учили, третий и четвертый, где они?

Идут, с двух сторон, один держит два длинных ножа, второй, тот, со скорпионом на черепе, с коротким копьем, а скорее – алебардой с небольшим древком и серповидным острием в руках. Скорпион неспокойно сжимает и разжимает клешни. Йатех смотрит мужчине в глаза и не замечает в них страха. «Это хорошо, – усмехается он треснувшими губами, – враг, который умирает от страха, не принесет удовлетворения тому, кто отошлет его пред лицо Матери». Йатех делает шаг в его сторону, но только затем, чтобы отскочить, развернуться в диком пируэте и напасть на того с ножами. Удар, плоско, на высоте бедра и сразу низко, в колено, короткие ножи не дают шанса поставить нормальный блок, колено поддается почти без сопротивления, кровь и кусочки кости брызгают из раны, к’к’на кричит коротко, очень коротко, потому что, падая, он надевается на острие второго меча, клинок вонзается в горло и окровавленным зубом вырастает из затылка. Йатех уходит с линии падения тела, стряхивает кровь с клинка, поворачивается. Они остались лишь вдвоем.

– Уйди, – говорит он тихо.

Клейменный скорпионом широко улыбается и поднимает оружие в странном салюте. Молчит.

Они схватываются коротко, без слов. Противник его хорош, лучший изо всей четверки, не заботится о жизни и не боится смерти. Сражается умело, атакует быстро, уверенно, держит дистанцию, используя большую длину своего оружия. Он не ходит по песку, но скользит, стопы его едва касаются поверхности, кажется, что он не подчиняется законам природы. Он – истинный к’к’на, человек песка.

Любой другой в схватке с таким противником проваливался бы по косточки, вяз, спотыкался, терял бы силы на безрезультатные попытки сократить дистанцию. Но Йатех – все еще тот юноша, которого мастер хотел сломать Паучьим Танцем. Он чувствует кровь, что сочится по связанным щиколоткам, и гладкую скалу под ногами. Песок не замедляет его, Йатех не вязнет, шаги танца слишком коротки, слишком непредсказуемы, чтобы противник мог за ними поспеть. Йатех движется по спирали, заставляя к’к’на поворачиваться, менять стойку. Враг его отступает, ища лучшего места для защиты, направляется в сторону ближайшего бархана. Йатех не позволяет ему этого сделать. Сокращает разделяющее их расстояние быстрее, нежели тот успевает среагировать, и обрушивается на врага лавиной ударов. Пять ударов сердца, десять – и он находит первую брешь. Связывает острие алебарды короткой «мельницей» и рубит по внешней части левой руки. Ударь он сильнее, отрубил бы ее вместе с четырьмя пальцами, так же лишь рассекает кожу, сухожилия и пару косточек. Отскакивает.

– Уходи, – повторяет иссар, хоть и уверен, что не дождется ответа.

Отмеченный скорпионом молчит. Выхватывает откуда-то кусок ткани, неловко, помогая себе зубами, перевязывает ладонь, меняет хват на рукояти, чтобы уравновесить рану. Перестает усмехаться.

Йатех позволяет ему закончить и кидается в атаку. Проламывает его терцию, до боли неловкую, потому что раненая рука едва удерживает древко, и коротким, экономным уколом пронзает мужчине сердце. Удар разрубает напополам нарисованную на груди к’к’на ящерку. Человек песка издает странный звук: наполовину сопение, наполовину всхлип. Опускает оружие острием вниз и опирается о древко. Впервые улыбается по-настоящему радостно.

Молодой иссар смотрит ему прямо в глаза и видит в них отражение девушки. Та стоит за его спиною. Зрачки умирающего расширяются, и в них внезапно появляется страх. Он тоже видит девушку. И с этим страхом в глазах он умирает.

Йатех поворачивается.

– Уже знаешь? – спрашивает ее он.

Девушка улыбается: жестоко и дико.

– Все же ты – скорпион.

Подул ветер, и четыре лежащих в песке трупа исчезли. На их месте появились небольшие горки песка. Тело, кровь, оружие и одежды превратились в мелкую пыль.

– Духи последних к’к’на. Я повстречала их, блуждающих пустыней, охваченных ненавистью столь сильной, что они не видели дороги к Дому Сна. Я заключила с ними договор. Приказала разыграть это представление взамен на шанс убить одного из иссарам. Не будь ты скорпионом – стал бы мертвецом.

Она махнула рукою, и внезапно ноги отказали ему, он почувствовал каждую рану и каждый перелом. Мечи выпали у него из рук, внизу спины взвыли тупой болью почки. Девушка склонилась и мурлыкнула:

– В пустынях всего мира рассказывают сказку о том, что скорпион, окруженный огнем, вбивает ядовитый шип в собственный затылок, чтобы сократить мучения. Это – величайшая ложь об этом создании. Ни один из них так не поступит, поскольку это значило бы, что он – проиграл. А скорпионы не умеют проигрывать. Они неспособны уступать. Как и ты. Именно потому ты убил Исанель. Потому даже в голову тебе не пришло позволить ее отцу зарубить тебя. Тем самым ты признался бы, что проиграл, а ты этого не можешь. Станешь танцевать Паучий Танец, пока у твоего мастера не начнут кровоточить от барабанного ритма пальцы – или пока ты не умрешь от усталости. Перережешь глотку воину в два раза старше тебя, искалечишь и унизишь любого противника, и всегда, – она широко улыбнулась, – всегда наградой тебе будет удивление людей. Потому что они тоже умеют распознавать скорпиона, пусть сами и не понимают, насколько ты опасен, – и, словно пустынный тушканчик, приглашают тебя домой и хотят с тобой подружиться. Но ты будешь лишь моим. Будешь сражаться ради меня. Конечно, ты не обязан соглашаться. Ты можешь остаться здесь и умереть.

Она вложила прядку волос меж губ и принялась ее посасывать в задумчивости.

– Лишь слово, один кивок, и я зачерпну Силу и вылечу тебя. А потом станешь мне служить, будешь сражаться и убивать для меня. Только моргни…

Он смотрел на нее, не дрогнув, в упор. Перед глазами его снова поплыли черные пятна. Он умирал.

– Ох, понимаю, – прошептала она. – Это ведь тоже – сдаться. Верно? Такой договор – все равно что расписаться в поражении. Тогда иначе. Ты – иссар, иссарам, как вы себя называете. Ты продаешь свои мечи. Так наймись ко мне. Стань моим охранником. Сперва – на год. Платой будет твоя жизнь, излечение от ран и уход отсюда. Что ты на это? Я не дурная хозяйка. Подходит ли это твоей чести?

Он чувствовал, как начинает потеть. Потерял слишком много воды, тело его как раз сдавалось. Он умирал.

Не хотел умирать. Но и не было у него мечей, которые он мог предложить ей в службу.

– У меня… нет… мечей…

– А то, чем ты сражался? Палицы?

Она подняла один из юфиров. Рукоятка выглядела точно так же, как у оружия, которое он оставил в родной афраагре. Вот только клинок был другим. От пятки до кончика острия выглядел он так, словно изготовили его из черного вулканического стекла.

– Странные вещи можно сделать с песком, если возникнет необходимость. Так каков будет твой ответ?

У него уже не было души. Чем он рискует, нанимаясь на службу к этому… существу?

Он моргнул.

– Я знала, что ты сумеешь себя убедить. – Она склонилась так, что они едва не соприкоснулись лбами. – Я видела, как ты сражаешься. Очень, очень мало умеешь. Ты должен еще многому научиться, потому что хел’заав – это лишь гончий пес, но даже он может тебя убить. Но мы дождемся его, потому что на мне – долг. Уйдем далеко и быстро, а потом поглядим, как много ты умеешь на самом деле, скорпион. Завтра, послезавтра и далее. Готовься к воистину интересным временам, парень.

Неожиданно она впилась ему в губы горячим внезапным поцелуем, и в поцелуе этом была Сила, и, прежде чем потерять сознание, он почувствовал, как во взрыве боли вправляются и срастаются его ребра, как жидкость покидает легкие, а кровь возвращается в вены.

Он уплыл во тьму, прежде чем сумел выкрикнуть из себя боль.

Убей мою память

Замок возвышался над широкой равниной, воссев на холме, словно уродливая жаба на камне. «„Уродливый“ – хорошее слово, – подумал всадник. – Уродливый, мерзкий и скверный». Казалось, сами пропорции его сдвинуты: слишком низкие стены, слишком широкие башни, абсурдно далеко выдвинутый барбакан. Совершенно как если бы его составляли из частей, украденных из других крепостей. Все вместе оно стало цвета порыжевшего кирпича, покрытого лишаями потеков и нездоровых пятен. Мерзость. Идея выстроить нечто такое посреди болотистой, почти всегда затянутой туманом долины казалась лишенной смысла, совершенно глупой. Но стоило погрузиться в книги, и становилось ясно, что в одну из войн внешняя стена рухнула и ее отстроили на добрых десять ярдов дальше, там, где холм опирался на каменное основание, а потому барбакан, каким-то чудом уцелевший от тех времен, торчал теперь за линией стен, словно перст, указывающий на южную дорогу. Требовалось знать историю, чтобы понимать и тот факт, что несколько сотен лет назад долина была живым, цветущим местом, приносящим молодой империи доход порядка десяти тысяч имперских оргов ежегодно, замок же стоял на страже торговых путей, дающих пятикратно большие доходы. Мужчина об этом знал, и знание это в целом не поднимало его духа. Означало оно, что мир изменился к худшему.