– Ты – авантюристка, Чантел.
– А что в этом плохого? Сэр Фрэнсис Дрейк, Христофор Колумб, все они были авантюристами, и человечество аплодировало им. Почему бы и мне не открыть что-нибудь новенькое?
– Тебе никогда не приходила в голову мысль, что ты можешь проиграть?
– Никогда, – пылко воскликнула она.
Я была рада за нее и смеялась над своими страхами за нее. Она права. Я – простофиля. Она права и в том, что считает, что всего добьется, чего пожелает.
Единственное, что меня задело во время разговора, это то, что она говорила так, будто Редверса вообще не существует. Она намеревается оградить меня от него. Милая Чантел! То, что она думала и обо мне, задумывая свои планы, трогало меня.
…Была вторая половина дня. После небольшой прогулки я вернулась к себе, чтобы умыться перед обедом. Как только я вошла в комнату, у меня возникло странное чувство, что все лежит не так, как я оставила. Кто-то был здесь. Пыль я сама вытирала, поэтому Перо ко мне не заходила. Так кто же? Подушка, ранее лежащая на кресле Людовика XV, теперь валялась на грубом деревянном стуле. Я не клала ее туда. В этом я не сомневалась, так как следила за креслом. Значит, ее кто-то переложил.
Однако это неважно. Вероятно, зашла Перо, встряхнула подушку и положила не туда. Об этом я думала, когда, как обычно, подошла к ящику взглянуть на письмо Редверса.
Письмо отсутствовало.
Кто-то заходил в комнату! И перерыл мои вещи. Ящик, в котором лежало письмо, был не в том положении, в котором я его оставила. Кто-то шпионил за мной и нашел письмо Редверса.
Письмо такое откровенное. Я помню каждое его слово. Оно отпечаталось у меня в мозгу навсегда.
Меня охватил озноб при мысли, что кто-нибудь прочтет его письмо.
Я стала перебирать все свои вещи, неистово разбрасывая их в разные стороны. Но я понимала, что это бессмысленно.
Я представила, что его прочитала Моник. Представила, как Сула крадется ко мне в комнату, роется в моих вещах и отдает письмо своей хозяйке.
Проклятая улика! Почему я не уничтожила его. Раздался стук в дверь, и вошла Чантел.
– Мне послышалось, что ты вернулась. Почему… что случилось?
– Я… я кое-что потеряла.
– Что?
Я молчала.
– Ради Бога, Анна, – резко проговорила она, – возьми себя в руки. Что ты потеряла?
– Письмо, – объяснила я. – Редверс написал мне письмо перед отплытием. Оно лежало в этом ящике.
– Любовное письмо? – спросила она. Я кивнула.
– О, Боже, Анна, – воскликнула она. – Какая же ты дура! Почему ты не уничтожила его?
– Я должна была, но не смогла.
– Он не имел права посылать тебе письмо.
– Прошу тебя, Чантел, могу я разобраться сама в своих делах?
– Ты не в состоянии этого сделать, – разозлилась она, но тоже была потрясена. – Если оно у нее… разразится скандал.
– Наверняка его украла Сула. Она отдаст его Моник. И она подумает…
– Может, она не отдаст ей письмо.
– Зачем оно тогда ей?
– Откуда мы знаем, что творится у нее в голове. Она – старая ведьма. Ох, Анна, лучше бы этого не случилось, – она закусила губу.
– Я узнаю, если оно у нее. И если я его найду, Анна, я его порву. Я сожгу его и прослежу, чтобы даже пепла от него не осталось.
– Что мне делать, Чантел?
– Ничего. Подождем. Ты везде посмотрела?
– Везде.
– Лучше бы нас здесь не было, – произнесла она. – Лучше бы мы остались обе в Сиднее. Ради Бога, только не показывай, что ты встревожена. Возможно, Сула не умеет читать. Точно, она не умеет читать. Если она до сих пор не отдала его Моник, надо его достать и уничтожить.
Я обмякла от страха, но то, что Чантел все знала, успокаивало меня…В эту ночь у Моник случился сильный приступ, несомненно, из-за письма.
Я чувствовала себя больной от ужаса, гадая, что теперь случится. Я лежала без сна, в полночь дверь отворилась, и вошла Чантел, на ней была длинная белая ночная рубашка, волосы распущены, в руке свеча.
– Не спишь? – спросила она. – Моник успокоилась.
– Как она?
– Поправится.
– Она?..
– Видела письмо? Нет. Письмо тут не при чем. Она довела себя до истерики, потому что сказала, что Эдвард никогда не захочет жить с ней. Она орала, что никому не нужна, и что, чем скорее она освободит некоторых людей от себя, тем будет лучше.
– Какой кошмар, Чантел.
– Как обычно. И тебя она поминала. Она сказала, что ты узурпировала ее место и что, когда капитан вернется, ее уже не будет, потому что она покончит с собой.
– Снова?
– Видишь ли, она повторяет это все время. Словно попугай. Не принимай близко к сердцу.
– А когда она увидит письмо…
– Оно, наверняка, у Сулы.
– К чему ей его хранить?
– Может, она думает, что это какое-нибудь заклинание. Надо не дать ей возможности показать письмо Моник. Если она покажет, то вся чертовщина вылезет наружу. Полагаю, что бесполезно уговаривать тебя заснуть?
– Боюсь, что бесполезно.
– Так вот, запомни. Через несколько недель мы будем в Сиднее. Осталось недолго, Анна.
Я успокоилась.
Целый день вдали стучали барабаны. Они действовали мне на нервы. Казалось, что они возвещают о приближении ужасной развязки. Прошла неделя с тех пор, как я потеряла письмо, и Моник ничем не намекала, что читала его. Чантел сказала, что обыскала всю ее комнату, но письма не нашла. Оно, вероятно, у Сулы, если я сама не положила его куда-нибудь.
Я возмущалась. Никуда засунуть его я не могла.
– Ну, естественно, – слегка издевалась надо мной Чантел. – Оно же такое драгоценное.
Но ее, как всегда, беспокоили мои отношения с Редверсом.
Наступил день праздника. В доме ощущалось напряжение, как и на всем острове. Отовсюду стекались люди, главное празднество должно было начаться после заката.
В каждом доме стояли наготове бочки с гали, которые должны были быть вытащены с началом праздника.
Украшенные ветками с листьями телеги ползли к скале, на которой я встретила Сулу. Там проходят праздник и танцы.
Мадам мне все объяснила. Мы имели право присоединиться к празднику позже, когда его отметят островитяне. Нам дадут гали в скорлупках от кокосов, его следует пить потихоньку, так как он очень крепкий. Она не сомневалась, что нам понравятся танцы, особенно, огненный танец – главное событие праздника.
– На это действительно стоит поглядеть, – сказала она. – Это традиция. Секрет танца переходит из поколения в поколение.
– Я уже слышала об Огненных Людях, – напомнила я.
– Это одно из местных зрелищ. Его танцуют лишь раз в году. Наверное, чтобы он каждый раз казался новым.
– А барабаны стучат целый день? – спросила я.
– Целый день и всю ночь.
Я невольно поежилась.
– Вам не нравится этот стук?