Читать интересную книгу Крест и свастика. Нацистская Германия и Православная Церковь - Михаил Шкаровский

И все же стихийное возрождение религиозной жизни шло очень быстро. Во всей епархии к июлю 1941 г. оставалось лишь 2 незакрытые сельские церкви, но через год в одном Смоленске действовало уже 5 храмов. В городе и окрестностях нашлось около 10 уцелевших священников, а затем открылись пастырские курсы и за 7 первых месяцев 1943 г. только для района Смоленска было рукоположено 40 священников. В Вязьме открылось 8 храмов, в Рославле в конце 1941 г. был воссоздан ликвидированный в 1928 г. мужской монастырь. Активную деятельность развернул созданный при соборе группой смоленских интеллигентов кружок религиозно-нравственного просвещения. В сентябре 1942 г. он подготовил и напечатал 30 000 молитвенников, добился разрешения зачитывать по радио доклады на религиозные темы. К марту 1943 г. было проведено 9 таких радиодокладов, из них 4 на тему «Религиозные мотивы в русской поэзии», опубликовано 11 статей в газетах, организованы передвижные библиотеки религиозной литературы проведено несколько духовных концертов, прочитано 8 докладов в храмах после богослужений, начата религиозно-просветительная работа с детьми, подготовлен и издан церковный календарь на 1943 г. и т. д.[855]

В сообщении СД от 12 декабря 1941 г. говорилось о результатах переписи населения Смоленска. На вопросы о принадлежности к церкви 24 100 жителей назвали себя православными, 1128 — верующими других конфессий и лишь 201 (менее 1 %) — атеистами. Данные переписи послужили основанием для передачи православным одного из храмов города, открытого в качестве костела при помощи немецкого военного католического священника. Необходимо отметить, что подобные опросы давали от 1 до 4 % атеистов и в других городах. Правда, нельзя принимать эти данные за полностью соответствующие реальной ситуации. Ведь среди ушедших на восток с советскими войсками был большой процент неверующих; кроме того, часть населения могла думать, что фашисты будут ассоциировать атеистов с коммунистами, и поэтому скрывала свои подлинные взгляды[856].

Бурному возрождению церковной жизни в Смоленске отчасти способствовала активная деятельность в этом городе русской эмигрантской политической организации Национально-трудового союза (НТС), член которой Г. Ганзюкстал бургомистром. В докладе абвера за февраль 1942 г. говорилось, что в последние месяцы в Смоленске появилось 12 эмигрантов — членов НТС, причем некоторые без всяких германских пропусков, которые начали создавать нечто вроде правительственных органов на случай занятия Москвы. Они раздавали населению листовки и агитировали, «что ни большевики, ни немцы не могут принести благо будущей России, только лишь национальное шовинистическое движение». Среди других программных принципов провозглашалась религиозная свобода при соблюдении преимущественного положения Православной Церкви. Во всей политической программе НТС не было ни слова «об отношениях будущей Великой России с Германией, так же как и о борьбе германской армии с большевизмом»[857].

Похожая информация содержится в докладе отдела пропаганды при начальнике тыловых областей группы армий «Центр» в ОКВ от 10 марта 1942 г. В нем говорилось, что возглавлявший до войны нелегальную работу НТС в СССР Г. Сергеевич[858] сейчас является секретарем волостного управления в округе Смоленск и поддерживает связь с членами организации за линией фронта. Главная цель НТС — возрождение великой России, планируется и закрепить преимущественное положение за Православной Церковью. Предупреждения со стороны полицейских органов не достигали цели. По мнению отдела пропаганды, идеи НТС открыто противоречили политическим планам Германии и его деятельность на Востоке должна быть радикально пресечена: «Нет сомнений в том, что агитация членов союза очень быстро может создать зародыш новой национально-шовинистической оппозиции, которая была бы не менее опасна, чем остатки большевистских элементов в занятых советских областях»[859]. Хорощо известно, что активисты НТС подвергались в годы войны арестам даже на территории Германии.

Не без проблем решился вопрос о юрисдикционной принадлежности Смоленской епархии. Такая епархия в составе Белорусской Церкви была учреждена уже в марте 1942 г., однако правящий архиерей в Смоленск тогда не приехал. В сентябре самими смолянами было образовано временное епархиальное управление во главе с протоиереем Н. Шиловским. В церковной прессе того времени сообщалось, что верующие в Смоленске «молитвенно-канонически и жизненно считают себя связанными с Русской Зарубежной Церковью через митрополита Берлинского и Германского». Архиерейский Синод РПЦЗ даже постановил 18 ноября 1942 г. предложить митр. Серафиму выяснить возможность посылки епископа в Смоленск для организации там церковной жизни[860].

Но архиерей РПЦЗ допущен не был. Германское командование было обеспокоено сложившейся ситуацией. В докладе уполномоченного РМО при командующем группы армий «Центр» в министерство от 8 октября 1942 г. говорилось о том, что срочно необходимо назначить епископа для осуществления служебного руководства и контроля за деятельностью священников. При этом предлагалось определить такого архиерея через Минского митрополита[861]. Архиерейским Собором Белорусской Церкви епископом Смоленским и Брянским был назначен Стефан (Севбо), который в 1922–1939 гг. в Польше подвергался тюремному заключению за свою верность Московской Патриархии и непризнание автокефалии Польской Православной Церкви. Он прибыл в Смоленск 27 декабря и 7 января 1943 г. совершил в переполненном верующими кафедральном соборе Рождественскую службу. Жители города, видимо, поняли, что Белорусская Церковь ни формально, ни фактически автокефальной не является, и встретили владыку без эксцессов.

Еп. Стефан, как и весь белорусский епископат, имел добрые отношения с РПЦЗ и Берлинским митрополитом лично. Так, в сообщении командования группы армий «Центр» за июнь 1943 г. в связи с положением в лагерях восточных рабочих говорилось: «В лагерях отсутствуют русские книги, газеты, журналы и не в последнюю очередь также душепопечительное окормление, которое по предложению Смоленского епископа могло бы осуществляться Берлинским митрополитом Серафимом»[862]. Действительно, владыка Серафим активно посылал в Смоленск духовную литературу, церковные принадлежности и т. п.

Согласно статье в городской газете «Новый путь», еп. Стефан придерживался точки зрения, что «в заведывании церковными делами самое широкое участие должен принимать сам верующий народ». Поэтому в принятом им в январе 1943 г. распоряжении об организации церковного управления на местах главным распорядительным и законодательным органом для каждого храма определялось приходское собрание, состоящее из выборных уполномоченных и священнослужителей. Оно должно было собираться раз в 3 месяца и заслушивать отчет исполнительного органа — приходского управления. В последнее входили настоятель, церковный староста и 3 члена — по финансово-хозяйственным, религиозно-просветительным и церковно-благотворительным делам. Епископ обязал закончить создание новых органов церковного управления к 1 марта 1943 г.[863]

С целью оказания широкой благотворительной помощи 2 марта при смоленском соборе был учрежден специальный женский комитет во главе с писательницей Е. Домбровской. Он помогал нуждающимся собранными прихожанами вещами, деньгами, продуктами, погребал одиноких мирян, ходатайствовал за людей перед городской администрацией, опекал находящихся на излечении в больницах и т. п., уделяя особенное внимание детям. Члены комитета стремились подражать диакониссам Древней Церкви. Решением владыки религиозно-нравственный кружок при кафедральном соборе 25 марта 1943 г. был преобразован в епархиальный комитет под председательством самого еп. Стефана. В задачу комитета входило руководство работой организованными при многих храмах епархии «Церковно-приходскими комиссиями по религиозно-нравственному просвещению», деятельность которых осуществлялась в разнообразных формах: проповедях, духовных концертах, радиопередачах, газетных статьях, работе с детьми, издательства, библиотек и т. д.[864]

По мере возможности оказывалась помощь и советским военнопленным. В изданном недавно жизнеописании настоятеля смоленской церкви св. Гурия протоиерея Е. Лызлова говорится: «В немецкой комендатуре Смоленска он выхлопотал разрешение посещать лагеря военнопленных для духовного окормления. Благодаря его стараниям немецкая администрация отпустила из лагеря всех смоленских солдат и позволила населению (крестьянам) приносить военнопленным продукты питания — это разрешение касалось одного большого лагеря в предместьях Смоленска. О. Евгений сам собирал одежду и обувь для наших солдат и на санках отвозил собранное в лагерь». Лызлову дважды удалось избежать угрозы немецкого расстрела. А то, что она была вполне реальна, подтверждает хотя бы факт расстрела 13 сентября 1942 г. священника Покровской церкви Ржева прямо на паперти, на глазах у диакона[865]. В июне 1943 г. с приближением фронта еп. Стефан и некоторые члены Смоленского епархиального управления были эвакуированы в Белоруссию — в Борисов.