Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поначалу Франтишек не обращал внимания на этот шум: мало ли что способно поднять волну старческого слабоумия, прокатившуюся по аудитории. Он старался успокоить Владимира, твердя, что они заодно, они попутчики, «люди со вкусом в безвкусном мире» и что он сделает все, чтобы спасти Владимира. Но когда разрозненный шепоток «Троцкий» слился в пролетарское скандирование, друзья не могли более игнорировать происходящее вокруг. Со смущенными улыбками они обернулись к «народу» и слегка ему помахали.
— Странно, — произнес Франтишек, энергично массируя голые виски. — Как это по-меньшевистски с их стороны. Никогда бы не подумал… Да ладно… ерунда. Значит, переходим к плану Z? Полагаю, ты еще помнишь марксизм-ленинизм, товарищ Троцкий?
— Это был основной предмет в Средне-Западном кол….
— Тогда иди за мной.
— Не знаю, что у тебя на уме, но это безумие… — начал Владимир, тем не менее покорно следуя за безумцем к трибуне.
Идеальная тишина воцарилась среди паствы, вышколенной за сорок лет и привыкшей радостно маршировать в будущее и не склоняться перед фактами.
По-военному размахивая руками и приподняв подбородок, Франтишек взошел на трибуну.
— Дорогие друзья славного Октября, — произнес он на безупречном русском. — Сегодня у нас гость, каких мы давно не видывали, почти того же калибра, что и прошлогодний болгарин со смешным попугаем… Ездинский, кажется? Нашему гостю всего тридцать лет, а он уже трижды Герой социалистического труда, не говоря уж о том, что он самый молодой кавалер ордена Андропова за геройское управление зерноуборочным комбайном… Товарищи, поприветствуем генерального секретаря центрального президиума Либерально-демократического рабоче-крестьянского союза нераскаявшихся коммунистов и серьезного претендента на пост президента России на следующих выборах… товарища Яшу Ослова!
Старички поднялись со звучным синтетическим шелестом, возглашая: «Ура, Троцкий», несмотря на то что Владимира представили им под другой кличкой. Заметив его раны, кто-то из бабулек крикнул:
— Что у тебя болит, Троцкий? Мы тебя вылечим!
Владимир благосклонно помахал им; взбираясь по ступенькам, он едва не потерял и без того неустойчивое равновесие. Положив дипломат, набитый баксами, на трибуну и поправив микрофон здоровой рукой, он ждал, пока стихнут аплодисменты.
— Доблестные товарищи! — крикнул он и осекся. «Доблестные товарищи». Гм, а что дальше? — Прежде всего позвольте спросить, не возражаете ли вы против того, что я обращаюсь к вам по-русски?
— Конечно, нет! Говори, русский орел!
«Моя аудитория», — мелькнуло в голове у Владимира. Он вдохнул, обуреваемый сомнениями, и, ощутив боль при вдохе, выдохнул, развеяв нерешительность в воздухе, тяжелом от запаха порченых продуктов и дешевых костюмов, надетых в теплый день.
— Доблестные товарищи! — повторил он в тишине. — На улице теплый апрельский денек, чистое небо. Но над мавзолеем Владимира Ильича, — для пущего эффекта он обернулся к статуе Ленина, — небо всегда серое!
— Ай-ай-ай, бедный Ленин! — застонала толпа. — И несчастные его наследники.
— Действительно, несчастные, — подтвердил Владимир. — Вы только посмотрите, что стало с вашей Красной Правой. Американцы повсюду, куда ни бросишь взгляд! (Слушатели согласно взревели.) Они совершают развратные сексуальные действия на мосту Эммануила словно в насмешку над святостью социалистической семьи и распространяют СПИД! (Рев!) Вкалывают себе марихуану грязными иглами на Старогородской площади, где некогда сотни тысяч товарищей с трепетом внимали речам Яна Жопки, вашего первого пролетарского президента. (Рев! И еще раз рев!) Разве для этого вы сорок лет трудились на полях и плавили металл без продыху… э-э, выплавляли сталь, строили эти прекрасные трамваи, подземную дорогу, которой завидует парижское метро, общественные туалеты на каждом углу… И не будем забывать о человеческом факторе! Сколько преданных, энергичных молодых товарищей мы выпестовали! Например, товарища Франтишека…
Владимир помахал Франтишеку, сидевшему в первом ряду, и показал слушателям разом большой палец и знак победы (он не собирался на них экономить).
— Франти! — возликовала толпа.
— Да, товарищ Франти распространял «Красную справедливость», еще когда пешком под стол ходил! Продолжай крушить контрреволюционные элементы своим могучим пером, дорогой друг!
Ого, ему это начинало нравиться! Владимир прошелся перед трибуной, подражая неистовому большевику, и даже коснулся холодного мрамора Большого Дедушки революции в поисках поддержки.
— Посмотрите на мою руку! — крикнул он, поднимая марлевый шар другой рукой. — Посмотрите, что они с ней сделали, эти фабриканты! Я выступил от души на митинге негритянских рабочих в Вашингтоне, а ЦРУ засунуло мою руку в мясорубку!
При упоминании о мясорубке товарищ в плешивой норке и цветастом платке не выдержала. Вскочив на ноги, она крутанула связкой сосисок над головой, будто лассо набрасывала.
— Я отдала за них сорок крон! — завопила она. — Как это, по-вашему?
— Вы меня спрашиваете? — Владимир ткнул себя в грудь, будто удивляясь, что они хотят знать его мнение. — По-моему, хозяина магазина, который берет сорок крон за сосиски, надо расстрелять!
После чего встал весь зал; овация, наверное, была слышна в соседнем ресторане.
— По-моему, его семью надо выслать из Правы как врагов народа, — кричал зарвавшийся Владимир, — а его детям запретить учиться в университете!
«Ур-ра!» — ответила толпа.
— Его кошку переработать на кошачью еду!
«Ур-ра!»
— А как насчет двадцати крон за карпа? — осведомилась другая любопытная бабушка.
— Позор! И почему простаивают трудовые лагеря в Сибири? Да и столованские урановые рудники, если на то пошло? Товарищи, когда Либерально-демократический рабоче-крестьянский союз нераскаявшихся коммунистов придет к власти, мы всем этим новым предпринимателям найдем настоящее занятие!
Слушатели разразились веселым смехом и аплодисментами, засверкали золотые зубы, и не одна рука потянулась к груди, чтобы унять бешено заколотившееся изношенное сердце.
— Мы позаботимся о каждом из них, дорогие товарищи. Мы из них душу вытрясем голыми руками, из этих жирных буржуйских свиней в полосатых костюмах от Армани!
А теперь поговорим о совпадениях В них либо верят, либо пожимают плечами. Оглядываясь назад, Владимир признавал, что в тот момент он был склонен поверить, что совпадения случаются, ибо стоило филиппике о «жирных буржуйских свиньях в полосатых костюмах от Армани» слететь с его языка, как Сурок, раздвинув бархатные портьеры, ворвался в зал, за ним по пятам следовали Гусев и Бревно. И на всех на них были костюмы в полоску от Армани, и выглядела эта троица более свиноподобно, чем обычно, хотя, возможно, некоторая предвзятость со стороны Владимира сыграла здесь свою роль.
— Вот они! — заорал Владимир, указывая пальцем, как ему думалось, точно в солнечное сплетение Сурка. — Они пришли, чтобы помешать проведению нашего митинга! Не посрамите Родину, разорвите этих свиней на куски!
Сурок склонил голову набок и втянул щеки, словно вопрошая: «И ты, Брут?» Но тут увесистая колбаса шмякнулась ему на голову, толпа начала обстрел.
Владимир не увидел всего арсенала, имевшегося в распоряжении стариков; достаточно сказать, что костыли сослужили им немалую службу. Для Владимира самый запоминающийся момент потасовки — вроде заснятого военного эпизода, который неоднократно прокручивают по телевизору, — оказался связан с тучной матроной на каблуках. Она тыкала головой осетра в сердце Гусеву и кричала: «Мало тебе, мошенник?» — а растерявшаяся жертва умоляла о пощаде.
Итак, пока ветераны швыряли стульями в захватчиков, а сосиски летали по воздуху, как вертолеты Сикорского, Франтишек потащил Владимира к запасному выходу.
— Блестяще! — ограничился он единственным комментарием, выталкивая друга на солнечный свет и захлопывая за ним дверь.
Все еще исполненный революционного пыла, но уже вспомнив о более насущных потребностях, Владимир побежал по набережной вдогонку отъезжавшему такси.
— Стой, товарищ! — по инерции крикнул он.
Такси послушно взвизгнуло, и Владимир повалился на заднее сиденье; внутри у него что-то хрустнуло.
— О, ради всего святого… — Он чихнул, кровь хлынула из двух отверстий, в том числе из ноздри, — так победившая скаковая лошадь испускает боевой дух на финише.
Водитель — судя по виду, подросток, на бритой голове гордо вытатуирована анархистская «А» — увидел эту кровавую баню в зеркале.
— Выходи, выходи! — заорал водитель-анархист. — Не надо крови в машине! Не надо СПИДа! Выходи!
- Прекрасная Гортензия. Похищение Гортензии. - Жак Рубо - Современная проза
- Ящер страсти из бухты грусти - Кристофер Мур - Современная проза
- Грустные клоуны - Ромен Гари - Современная проза
- Полночная месса - Пол Боулз - Современная проза
- Полночная месса - Пол Боулз - Современная проза