об этом. Здесь нет ни охраны, ни надсмотрщиков. Поселок не огорожен, значит опасных хищников тоже нет. Но местные все равно покорно работают, даже не пытаясь сбежать или поднять бунт.
— Сомневаюсь, что для бунта им хватит сил, но про побег ты права. Ан Домхайн большой, здесь наверняка есть где спрятаться. Думаешь, они все под клятвой?
— Мне кажется, все проще. У всех, кого я видела, кожа слишком бледная, и пальцы дрожат. Даже у твоей великанши. Думаю, дело в местной еде. Ее или мало, или в ней не хватает чего-то важного.
Соня задумалась, припоминая всех встреченных жителей, и неуверенно кивнула:
— Может быть. Ты это все к чему?
— К тому, что из поселка нужно убираться как можно скорее. Если я права, то ни на мои умения колдовать, ни на твои артефакты никто не посмотрит. Прибьют, а наши порции поделят между собой. Особенно после намека Тормента. Хотя этот потомок тролля мог вообще не оставить для нас еды, чтобы намек был понятнее.
— Зараза! — Соня припомнила утренний спор Ремис и Табы.
Дверь открылась, и в хижину вошла Таба с подносом в руках:
— Обед, — она небрежно шлепнула поднос на столик, так что тарелки едва не опрокинулись, и ощетинилась, заметив внимательный взгляд Сони. — Что?!
Соня покачала головой.
— Таба, а куда делся парень, которого привезли с нами? — поинтересовалась Айна.
— Какое тебе дело, альвийка?
— Значит, в веселый дом. М-да. Даже жаль бедолагу.
— Будет хорошо стараться, и его никто не обидит, — женщина оскалилась. — Или ты тоже хочешь там поработать? Можешь не надеяться, альвов здесь никто не любит. Ее — она ткнула пальцем в Соню, — может, еще пожалеют, на нее Ремис глаз положила, а ты точно пойдешь на корм стайгам.
Дверь распахнулась.
— Таба!
Женщина обернулась и отлетела к стене, получив кулаком по лицу от влетевшей в хижину Ремис.
— Троллье дерьмо!
Ремис захлопнула дверь, подхватила за шиворот вяло шевелящуюся подчиненную и усадила, прислонив к стене. Потом пошарила в кармане и, присев перед начавшей приходить в себя Табой, приложила ладонь к ее скуле. Соня почувствовала легкий всплеск от сработавшего заклинания, а по телу Табы пробежала едва заметная судорога.
— Что это?..
— Лечебное заклинание, — Ремис сунула под нос женщины клочок бумаги. — Ты ведь помнишь, что такое артефакты?
Таба кивнула, потом с недоверием провела рукой по скуле.
— Что, не болит? — Ремис схватила ее за волосы. — А теперь отвечай: это ты разнесла слова Тормента по всему поселку? И про сыр и мясо тоже ты рассказала?
— Ремис, я же…
— Ты?!
Женщина вздрогнула и кивнула.
— Идиотка! Забыла, что все альвы хорошо колдуют и сильнее людей, а милитисса — это воительница?! Или мозги окончательно усохли, и теперь в них, кроме мыслей о жратве и мужиках, ничего не помещается?!
В ответ на ее слова живот женщины громко заурчал.
— После магического лечения нужно поесть, — осторожно вклинилась в их разговор Соня, развеяв щит и пытаясь вспомнить, когда успела натянуть перчатки, — иначе тело начнет сжигать само себя.
— Видишь?
Ремис ткнула пальцем в их сторону. Соня обернулась к альвийке и успела заметить истаивающие искорки от развеянного файербола.
— Они твоих подружек раскидают как пунты шебуршинок, а потом сожгут к троллям половину поселка, и будут в своем праве.
— Так уж и половину, — пробурчала Таба. — Даже Тормента не смог.
— Хочешь проверить? Нет? Значит так. Не знаю, где твои подружки взяли брагу, но им уже Океан по пояс. Как хочешь, так их и успокаивай, но учти, второй лечилки у меня нет. Ты сегодня за старшую. Меня не ждите.
— Поведешь их к бабочкам?
— В развалины повезу. Чтобы до них точно никто не добрался. К бабочкам ты сама их будешь водить, когда все успокоятся и вспомнят, что головой еще и думать можно.
— И ее? — Таба указала на Соню. — Но ты же сама собиралась…
Ремис прервала ее легкой затрещиной и сунула в руки тарелку с кашей:
— Ешь и вали отсюда, пока еще чего-нибудь не ляпнула.
Соня выдохнула и расслабилась — кажется, намечающаяся драка не состоится. И тут раздался тихий смех альвийки.
— Айна?
— Прости, Огонечек, просто ты первый день на острове, а тебя уже собираются… — альвийка похлопала по тыльной стороне ладони, — сводить к бабочкам.
Соня посмотрела на Ремис:
— Это и правда такое завуалированное предложение?
— Пощему завуалированное? — пробубнила Таба с набитым ртом. — Там красиво, наши парни всегда млеют. Ты бы тоже…
Ремис снова отвесила ей затрещину, уселась за стол, устало потерла лоб и посмотрела на Соню:
— Извини. Еды привезли меньше обычного. И когда будет следующий корабль — неизвестно. Не то чтобы такого не бывало раньше, но народ беспокоится. Если бы ты согласилась, то все «самим мало» заткнулись бы недели на две точно. А после первой сделанной тобой лечилки они бы даже косо смотреть в вашу сторону не рискнули, что бы там не говорил Тормента.
— Я же говорила!.. — Айна расхохоталась.
— Тебя, вообще-то, тоже собираются сводить к бабочкам, — Соня ткнула ее локтем.
— Нет уж, — та чуть успокоилась. — Мне кроме Кристель никто не нужен. Это у тебя в каждой стране по любовнице.
— Женолюбки, — буркнула Таба и встала из-за стола. — Пойду организую турнир за новенького. Надеюсь, эти пьяницы еще не всю брагу выдули. Как стемнеет, можете выходить.
***
— Сколько? — Айна споткнулась о лавку, и Соня едва успела схватить ее за рубашку, не давая выпасть за борт.
— Четыреста километров, альвийка, — Ремис уложила свой мешок на дно лодки и взялась за весло, — это даже с попутным ветром четыреста километров.
— А поближе ничего нет? — Соня поежилась от прохладного ветра.
— Есть. Болото с ядовитыми мухами тебя устроит? Или лучше загаженные салирами скалы? Развалины — единственное разведанное место, где есть хоть какая-то крыша над головой, и куда никто из наших точно не сунется.
— Ну да, лодка-то одна, — Айна махнула рукой, и сумерки осветил яркий светляк, вспыхнувший метрах в трех перед носом лодки.
— Не только поэтому. Сами увидите.
Ремис оттолкнулась от причала и принялась грести.
***
Бет огляделась: поверхность небольшого озера, на берег которого привела его эта женщина, было почти полностью скрыто темно-зелеными листьями.
— Садись, Стаб, — женщина, назвавшаяся Табой, указала ему на расстеленную циновку. — Нужно немного подождать.
— Чего?
— Да не волнуйся ты так, — она рассмеялась и тут же поморщилась, прижав ладонь к синяку на скуле, заработанному в «турнире за право первой сводить новенького к бабочкам».
Он осторожно присел на край циновки. Женщина тут же по-хозяйски придвинула его ближе, приобняла и сунула в руки фляжку с местным